$38.97 €42.44
menu closed
menu open
weather +1 Киев

Киевлянка Хорошунова в дневнике 1943 года: Беженцы – это самое страшное. Их гонят под конвоем, через Киев, по пропускам только ночью G

Киевлянка Хорошунова в дневнике 1943 года: Беженцы – это самое страшное. Их гонят под конвоем, через Киев, по пропускам только ночью Хорошунова: Чувство такое, что дорабатываем последние оккупационные дни. На снимке немецкая пулеметная точка на правом берегу Днепра

Фото: argumentua.com

"ГОРДОН" продолжает серию публикаций из дневника Ирины Хорошуновой – художника-оформителя, коренной киевлянки, которая пережила оккупацию украинской столицы в годы Второй мировой войны. Этот документ – уникальное историческое свидетельство, не воспоминания, а описание событий в реальном времени. Редакция публикует дневник в те даты, когда его писала Хорошунова, которой в момент начала войны было 28 лет. Сегодня мы представляем запись от 18 сентября 1943 года.

18 сентября 1943 г., суббота

Волнение все вырастает. Нет людей, которые были бы спокойны. Многие предоставили событиям себя и свою судьбу. И даже те, кто ждет, кто никуда не уйдет, и те волнуются, потому что все ждут, что Киев взорвут, сожгут и всех выгонят.

Пока же идем сегодня копать картошку и хотим сделать возик, все на случай ухода из города. Надо шить, надо чинить, надо быть готовыми, и сделать это, пока сидим еще в своих квартирах и спим в своих кроватях.

Война идет совсем не так, как кто-либо предполагает. Вчера по немецкому радио сообщили, что немцы оставили Брянск и Новороссийск. А по советским сведениям – освобождены еще Лозовая, Ромны, Нежин и, очевидно, Лубны, потому что с Лубнами уже сообщения нет. Беженцы – это самое страшное, что может быть. Их гонят под конвоем, через Киев, по пропускам через город только ночью. Им не разрешают сворачивать с пути. И эти люди идут оборванные, голодные, кто как может: кто с кроватями и гусями, а кто с голодными детьми, босиком. Кто видел этих беженцев, идущих через город, тот совсем потерял покой.

В городе очень большое движение. Много новых войск. На улицах снова кричит радио. Вечером неприятно на улицах. Тьма и только военные машины. Идут машины и орудия во все стороны. Чувство такое, что дорабатываем последние оккупационные дни. Если администрация уедет, нас, безусловно, либо сократят, либо возьмут на окопы.

Какие книги! Какие издания, никогда прежде у нас невиданные. Очень много неизвестной нам литературы, той, которая не попадала к нам и в десятой доле. На нее нужна была валюта

В некоторых учреждениях уже сокращения. Пока еще все на месте и меня не трогают, разбираю и разношу по книгохранилищу библиотеки, прибывшие к нам из Кенигсберга. Для меня ясно, что эти библиотеки – ценнейшее для нас приобретение. Поэтому, стараясь не размышлять о происходящем и меньше волноваться по поводу приближающихся событий, стремлюсь спрятать как можно больше из этих книг.

Тоскливое чувство поднимается среди разрытых и уничтоженных чужих жизней. Частная переписка, документы, фотографии, паки дел, заказы, прейскуранты. Совсем иная, нам непонятная, жизнь. И роскошные книги! Какие книги! Какие издания редчайших вещей, никогда прежде у нас невиданных. Очень много, большая часть, неизвестной нам литературы, той, которая не попадала к нам и в десятой доле. На нее нужна была валюта. Особенно много французской литературы. Все новое и неизвестное. Много имен, о которых никогда не слыхали.

Это библиотеки врачей, офицеров, композиторов, коммерсантов, буржуа и других. Мне не определить всех только по фамилиям. Но ясно, что все это были богатые люди и евреи. Фамилии многих из них можно определить, только я не занимаюсь специально этим. Мадам и месье Дрейфус из Парижа, Castigloni из Вены, оттуда же Irene Balogt и Freulein Jenny Fisch, композитор Colbonna и другие, много других. Вот не знала, например, что дирижеры Клемпере и Унгер – евреи. Мне попались ноты с их факсимиле.

Гербарии неизвестных цветов, каталоги и альбомы почтовых марок, чековые книжки на банки. И роскошные книги на всех языках. Специально представлена иудаика. От еврейских книг исходит какой-то резкий и неприятный запах. Огромные нотные библиотеки хорошо изданных клавиров, клавираусцугов, голосов камерных и симфонических вещей. Странно, что все это попало к нам. Если живы еще эти люди, никак не догадаться им, где искать свои библиотеки. Кто-то тащит у нас эти книги и ноты.

Предыдущая запись в дневнике – от 17 сентябряСледующая запись – 23 сентября.

О личности автора мемуаров об оккупации Киева – Ирины Хорошуновой – и том, как сложилась ее жизнь после войны, а также о судьбе самого дневника читайте в расследованиях издания "ГОРДОН". Полный текст мемуаров публикуется в спецпроекте "Дневник киевлянки".

Редакция благодарит Институт иудаики за предоставленные материалы.

За идею редакция благодарит историка и журналиста, сотрудника Украинского института национальной памяти Александра Зинченко.