+15 Киев
Для меня было открытием, что больше всего у нас беженцев из России
Маленькая немецкая деревушка на севере Германии. Всего сто жителей. Сто жителей, тысяча беженцев и множество вопросов. Тема номер один в немецких СМИ. Деревня называется Зумпте.
К счастью, это не моя деревня. У нас на три тысячи аборигенов пока всего семьдесят "понаехавших". Но даже такое минимальное количество "флюхтлингов", как их называют немцы, нарушает привычный ход жизни.
Истерика по поводу беженцев в режимах online и offline по-прежнему зашкаливает. Левацкие взгляды мне чужды, но совковая нетерпимость к инородцам все еще дремлет где-то в подсознании, хотя я по капле выдавливаю ее из себя все эти годы.
Чтобы разобраться в ситуации, да и в себе тоже, записалась в группу волонтеров, которая помогает беженцам.
Первый вопрос – откуда бегут? Вот статистика по нашему району: Азербайджан (12), Армения (18), Афганистан (12), Ирак (5), Иран (4), Косово (16), Македония (9), Российская Федерация (19), Сербия (13), Сирия (18), Эритрея (4).
Если честно, для меня тоже было открытием, что больше всего у нас беженцев из России. Почему так много людей бежит из "страны всеобщего счастья, где много работы и Путин", как сказала одна из местных симпатизанток ВВП, расскажу позже.
Сначала о том, какой путь проходят те, кто прорвался через все кордоны и "заградотряды" и добрался таки до земли обетованной, в нашем случае, – Германии.
Путь беженца к свободной жизни лежит через лагерь. Это такой современный прообраз черты оседлости.
Вход и выход из лагеря – свободные. Фото: Лена Гендельман
К середине октября в этой контейнерной деревне, как ее окрестили местные жители, проживает около 600 жителей. Каждый день из огромного лагеря-распределителя сюда подвозят новые партии мигрантов.
Условия в лагере по сравнению с палаточными городками в мегаполисах неплохие. В контейнерах тепло. Есть отопление. Внутреннее убранство – аскетичное, но как заметила одна из бывших обитательниц лагеря, "снаружи – вагончик, внутри – евроремонт". Пластиковые окна и стены обшиты панелями в цвет пола. Удобства (душ и туалет) во дворе. То есть, в соседнем вагончике. Месяц–два в лагере вполне можно перекантоваться. Есть столовая. Еду привозят три раза в день. В восемь утра – обычный немецкий завтрак: булочки, чай, кофе, масло, варенье. В двенадцать – обед. На столе только суп. Но тоже чисто немецкий, айнтопф называется. Густой, наваристый, с мясом и овощами. В моем вольном переводе – два в одном. И первое, и второе в одной тарелке. Вариации этого блюда могут быть разные – картофельный, гороховый, томатный, но обязательно с мясом или фаршем. На ужин тоже мясо и или рыба с гарниром.
В лагере есть охранники, которые присматривают за порядком. Но это не тюрьма. Вход и выход свободные. Раз в неделю беженцам выдают небольшую сумму денег на карманные расходы. На них они покупают фрукты и сладости детям, какие-то предметы гигиены или сигареты. Одежду привозят из Красного Креста. Там можно выбрать вполне приличные вещи на первое время.
Трое беженцев из Ирака наотрез отказывались разговаривать с женщинами, а уж принимать от них помощь – тем более
Проблема заключается лишь в том, что немецкая бюрократическая машина довольно неповоротливая. Основную часть работы в лагере выполняют волонтеры. Это, конечно, здорово. Но из разговоров с ними становится ясно – они уже на пределе возможностей. Вдолгую такая модель не работает. Нужны деньги на зарплаты персоналу, на еду, жилье, языковые курсы для мигрантов и на многое-многое другое.
"Во что нам обходятся беженцы?" – этот вопрос задает себе каждый налогоплательщик. Тот факт, что на их содержание выделяются миллиарды из бюджета, широко известен. Но сколько получает из этих миллиардов один конкретный беженец? Ответ – €359. В месяц. На жилье и пропитание. На оплату квартиры положено 216 евро. 143 евро остается на еду. Прожить на 150 евро в месяц, даже при условии жесткой экономии, непросто. Найти крышу над головой за эти деньги и так почти невозможно, но не стоит забывать и о так называемом человеческом факторе: не каждый владелец недвижимости хочет сдавать жилье чужакам.
К примеру, пастор местной кирхи, у которого в доме есть несколько свободных комнат, не спешит пускать туда иноверцев. Квартирный вопрос наших местных домовладельцев не испортил.
А вот директор сельского магазина – здоровый, рыжий, с огромными ручищами и кулаками-кувалдами – не боится ни черта, ни мусульманина бога. В прошлом году он в одиночку обезвредил и повязал двух вооруженных грабителей, которые сдуру решили поживиться его дневной выручкой.
Когда в деревне появились первые беженцы, спонтанно образовалась группа сердобольных женщин, готовых им помогать. Фото: Лена Гендельман
Так вот, наш храбрый лавочник поселил в прилегающей к его дому квартире четырех девочек из Эритреи. Девочки – тоненькие, высокие, с кожей цвета эбонита, ходят в школу. Там им преподают немецкий. Но учиться им скучно. Им нравится убирать, варить кофе, накрывать на стол, но больше всего они любят запускать посудомоечную машину и доставать из нее чистую посуду. Иногда они спорят между собой, кто будет это делать. Я думаю, что работу они найдут быстро, даже если по-немецки смогут связать лишь несколько слов.
"Ищите мужчину..." – попросил начальник социальной службы на очередном совещании деревенских волонтеров. Когда в деревне появились первые беженцы, спонтанно образовалась группа сердобольных женщин, готовых им помогать.
Эрика, не раздумывая, присоединилась к волонтерам. Сама она родилась уже после войны на севере Германии, куда ее родители в 45-м бежали из Польши. Они часто вспоминали, как нелегко им пришлось поначалу. Местные игнорировали их, относились настороженно и презрительно называли в разговорах между собой "дизе полякен" (эти поляки).
Эрика с энтузиазмом включилась в работу. Возила мигрантов в присутственные места, к врачам, покупала с ними продукты и смотрела за детьми, пока родители пытались учить чужой язык.
Сложности возникли с тремя беженцами из Ирака. Все трое – мужчины. Они наотрез отказывались разговаривать с женщинами, а уж принимать от них помощь – тем более.
Найти добровольного помощника для иракцев не удалось. Начальник социальной службы как можно жестче объяснил им, что волонтеров-мужчин у них нет. Либо они играют по нашим правилам, либо социал умывает руки. Старший из мужчин угрюмо осмотрел нескольких женщин, сидевших за столом, и ткнул пальцем в Эрику: "Пусть будет эта..."
Если вас не устраивают наши порядки и наша вера, убирайтесь туда, откуда приехали!
Худую, нескладную, с коротким ежиком седых волос Эрику часто принимали за мужчину. Но ее это мало волновало. Главное, что она чувствовала себя комфортно в широких полотняных штанах, застиранной футболке и крепких туристских ботинках.
Неделя пролетела незаметно. Иракцы постепенно оттаяли, разговаривали с Эрикой при помощи жестов и нескольких немецких слов, показывали фотографии детей, оставшихся на родине.
В пятницу мужчины попросили Эрику отвезти их в большой супермаркет, который находится в соседней деревне. Ехали молча. Внезапно "старейшина клана", как его про себя окрестила Эрика, заговорил на арабском. Когда он замолчал, самый молодой из пассажиров (он лучше всех мог объясняться на немецком) перевел: "Эрика, ты хороший человек. Но ты женщина. И ты христианка – это плохо. Это грех. Тебе надо срочно стать мусульманкой, тогда, может быть, ты еще успеешь спастись".
В лагере для перемещенных лиц беженцы могут жить несколько месяцев. Фото: Лена Гендельман
В списке жизненных ценностей Эрики Бог занимал седьмую или восьмую строку. В зависимости от настроения. Она не была глубоко верующей, но любила ходить в кирху. Ей нравились проповеди молодого пастора, нравилось петь псалмы вместе с односельчанами, нравился запах мастики, которой уборщица фрау Кроне натирала деревянные скамьи и старинный резной алтарь.
Эрика аккуратно припарковала машину на обочине. Вышла из нее, открыла заднюю дверь и, чеканя слова, громко сказала: "Вот что, мои новые сограждане. Когда ваша учительница немецкого обнаружила у себя в волосах вши, то поначалу даже не сообразила, что это такое. Она никогда в жизни их не видела. Мы себе голову сломали, как бы помягче сообщить вам, что кто-то принес их в школу на себе. Боялись обидеть вас в лучших чувствах. Вы же, приехав сюда без приглашения, живя на мои деньги и без зазрения совести принимая мою помощь, навязываете мне свои убеждения и законы! Выходите, приехали! И запомните. Вы находитесь в моей стране! Это свободная страна. И если вас не устраивают наши порядки и наша вера, убирайтесь туда, откуда приехали!".
Павел и Алина продали в России все и купили "тур" в Германию. Как добирались сюда, не рассказывают
Мне с таким сталкиваться не приходилось, так как я работаю исключительно с русскоязычными мигрантами. Меня больше занимает вопрос, почему сегодня люди бегут из России?
Семья беженцев. Из российской глубинки. Молодые. Обоим и тридцати нет. Двое маленьких детей. Один ребенок тяжело болен. В России врачи их жалели, но разводили руками и говорили: езжайте в Германию, там, может, и вылечат, здесь никаких шансов. А на какие деньги ехать? Павел работал в автомастерской, Алина – домохозяйка. С двумя маленькими детьми, один из которых болен, особо не поработаешь.
После долгих размышлений решились. Продали все и купили "тур" в Германию. Об этом ребята говорят неохотно. Как добирались сюда, тоже не рассказывают. Они вообще больше молчат. Боятся сказать лишнее. Вещей у них практически нет – один чемодан и две небольшие сумки. Больше месяца жили в лагере для перемещенных лиц. Там с ребенком случился приступ, его на вертолете доставили в университетскую клинику. Десять дней лежал в больнице. Сейчас они раз в неделю возят его туда на лечение.
Квартира, которую им подыскала социальная служба, очень приличная. Четыре комнаты: гостиная, спальня и две детские. Полностью обставлена. Хозяин живет в этом же доме на первом этаже.
Павел и Алина – верующие. Первым делом спросили, где здесь кирха, и могут ли они ее посещать. Очень обрадовались, когда узнали, что церковь рядом с домом. Пастор – женщина. Много времени уделяет беженцам.
В нашей деревне есть еще несколько семей из России, у которых дети тяжело больны. Уезжали по той же схеме, что и Алина с Павлом. Я не знаю, как назвать эту категорию беженцев. Может быть, медицинские?
А еще люди бегут от войны в Сирии, от экономической катастрофы на Балканах, от бедности в Эритрее, от отсутствия перспективы и засилья криминала в бывших советских колониях. Бегут в надежде на лучшую жизнь для себя и своих детей.
