Война в Киеве

4 июля 1941 года
Какое-то безумие охватило город. Словно враг уже возле самого Киева. Все улицы наполнены бегущими к вокзалу людьми. У всех на лицах одно единственное желание — уехать, уехать скорее, как от чумы или проказы…

26 июля 1941 года
Тихо на улицах. Народ как будто пришибленный. В трамваях всегда можно ехать сидя. Самые разнообразные толки ходят по городу. У всех состояние напряженного ожидания. Есть публика, которая остается в Киеве с явным расчетом на изменение общественного строя.

6 августа 1941 года
Теперь уже нет времени в сутках, когда бы не стреляли. Канонада ли, зенитки ли, пулеметы ли. Часы затишья теперь все реже и реже. Вчера вечером на Киев летело более ста самолетов. Долетело сорок. Они бомбили мосты и Бровары. Бросали бомбы в Дарнице. Мосты целы еще, но без конца из Броваров везут раненых. Бомбят Борисполь.

По Крещатику идут и идут войска. Они движутся в сторону Дарницы.
Закрыты многие магазины. В остальных ничего нет. На улицах совсем немного гражданского населения. Город полон военными. Милиция вооружена гранатами.
Говорят, что немцы совсем близко от Киева.

25 сентября 1941 года

Все рухнуло. Рухнуло быстрее, чем мы могли предположить. Сегодня седьмой день немцы в Киеве.

Бульвар Шевченко представлял собой страшное зрелище. Повозки, машины, орудия, походные кухни, пехота — все смешалось в одну непрерывную, бегущую толпу, стремящуюся прочь из города в сторону Днепра.

Начались пожары. Горели эти взорванные здания и швейная фабрика имени Свердлова. А со стороны вокзала подымались огромные столбы черного дыма — это горели и взрывались вокзал и ТЭЦ.

Все знали уже: наши войска уходят. И, как было сказано раньше, взрывают объекты, которые не должны достаться врагу. И трудно сказать, чего больше боялись — врагов или пожара, потому что в городе не было воды.

Водоканал был взорван еще с утра, и рассчитывать на воду не приходилось.
И кто-то пришел с известием, что в городе немцы. Побежали все в сквер возле Андреевской церкви. Оттуда увидели, что это правда. По Красной площади медленно, ровной цепью по два в ряд двигались немецкие мотоциклисты.
Все у немцев было не похоже на наше. И огромные машины, все необыкновенно оборудованные. И целые дома на колесах с самым разнообразным устройством. И вылощенный, чистый откормленный вид. Все резко отличает вид этой армии от наших войск, наших людей.

21-го числа появились на улицах первые приказы. Все они были напечатаны на двух или трех языках, украинский и немецкий обязательно. В них население призывалось к спокойствию. Предлагалось вернуть все взятое в магазинах, сдать оружие и радиоприемники (хоть их только накануне они же и выдали), соблюдать светомаскировку, не прятать, а выдавать партизан, красноармейцев, коммунистов. И заканчивались все приказы тем, что неповиновение карается смертью.

На Крещатике в 30-м номере, где прежде была какая-то второстепенная гостиница, поместилась городская комендатура. На углу Прорезной и Крещатика с другой стороны, где был "Детский мир", поместилась жандармерия. В комендатуру должны были являться все начальники учреждений для регистрации.25 сентября на всех улицах, чуть ли не на каждом шагу расклеили портреты Гитлера. Он изображен в таких же тонах, как И.В.Сталин на портретах наших художников. Стоит с гордым видом, подбоченясь. А под портретом надпись: "Гітлер — визволитель".

Город был наполнен фантастическими слухами. Говорили, что Советский Союз погиб, что в партии раскол. Что Сталин и Каганович оказались одни, а против них выступили Молотов, Ворошилов и другие. Потом говорили, что Сталин застрелился потом — что его застрелил Ворошилов, потом — что он уехал в Вашингтон.

25 сентября 1941 года
Взрывы продолжались. Без конца вырастали слухи о том, что город подожгли евреи. Было совершенно очевидно, что это очередная провокация, но никто не мог сказать, что она готовит.

Лагеря пленных в Дарнице и в Броварах. Туда вереницами идут женщины. Они несут еду, потому что пленных не кормят.
Сбиться с дороги нельзя. От самой пристани и до лагерей женщины идут толпой, непрерывным потоком. На расстоянии в 18 километров нигде нет перерыва в этой людской женской реке.

Киев 5 октября 1941 г.

Секретно

...Пожар Киева 24—29 сентября 1941 г. разрушил как раз центр города, т. е. самую красивую и величественную его часть — с двумя крупнейшими гостиницами, главным почтамтом, радиоцентром, телеграфом и несколькими университетами. Пожаром поражено пространство около 2 квадратных километров, без крова осталось около 50 тысяч человек, они кое-как размещались в оставленных квартирах. В наказание за явный саботаж 29—30 сентября уничтожены евреи города, в общей сложности (по сведениям оперативных команд СС) около 35 тысяч человек, половина которых — женщины.

Лев Борисович – этот брат моего дедушки по отцовской линии. Родился он 1868 году. А мой дед в 1890-м. Я не знаю как правильно по терминологии. Внучатый племянник?

Когда я был ребенком, родители водили меня на демонстрацию 1 мая или 7 ноября. Ну как на демонстрацию, на Крещатик, на народные гуляния. Мы сворачивали на улице Карла Маркса (бывшую Николаевскую, а ныне Городецкого). Отец шел к кинотеатру Украина и останавливался возле дома, где на первом этаже был магазин “Подарки“ (Городецкого, 9). Он подолгу стоял и молчал там. Пока я был маленьким, родители мне не объясняли этого. Гордиться же полагалось рабоче-крестьянскими корнями, пролетарским происхождением, а не дедом миллионером. Когда я стал старше, они рассказали мне, что это “дом Гинзбурга“.

Дом Гинзбурга на Николаевской улице (ныне – Городецкого)

Киевляне, наверное, знают словосочетание “дом Гинзбурга“. Он построен в 1900 году и находится сегодня по адресу улица Городецкого 9. (Тогда улица Николаевская). Это очень красивый дом, но, к сожалению после войны сохранилась только фасадная его часть. В начале 20 века в Киеве это было одно из самых известных зданий. И на то время —самый технологически совершенный дом.

В каждой квартире было такое специальное окошко, куда можно было положить, скажем, корзинку с бельем, нажать кнопку и отправить белье консьержке. С записочкой для прачечной. Все квартиры имели вот такое невероятное сообщение. Или наоборот, пользуясь этим благом цивилизации, можно было прямо в квартиру получить кофе и горячие булочки. В доме конечно жили известные люди. Художники, писатели, государственные деятели.

В начале века, в 1910 году, компания Гинзбурга построили жилой дом на Бульваре Шевченко 5. Тоже уникальный для того времени, с барельефами женских фигур. Сейчас это отель. А еще чуть позже Лев Борисович построил, наверное, самое известное свое здание — 12-этажный доходный дом. Его так и называли "небоскреб Гинзбурга". Это был дом почти на 100 квартир. Он располагался между улицами Институтская и Городецкая. Если не ошибаюсь, это был самый высокий дом в Российской империи. К сожалению 24 сенября 1941 года дома не стало. Его взорвали.

Вообще огромное количество знаковых для сегодняшней столицы Украины зданий построила именно компания Льва Гинзбурга. Это и здание Национального банка, и Городской театр (сегодня — национальная опера), и театр “Соловцов“ (сегодня — театр имени Ивана Франко), и Троицкий народный дом (сегодня — киевская оперетта), и Музей древностей и искусств (сегодня — Национальный художественный музей) и еще много известных столичных зданий.

Ах, да, Киевский политехнический институт тоже строил Гинзбург. Его называли королем киевских подрядчиков. Если взять сегодня все красивейшие здания Киева, то практически каждое из них построила компания Гинзбурга. У него была невероятная производительность труда, умноженная на талант. Он спал по 4 часа в сутки и работал без выходных семь дней в неделю.

Был настоящим перфекционистом очень внимательным и требовательным к деталям. Ему доверяли строительство лучшие архитекторы и проектировщики. Он все строил в очень короткие сроки. Просто невероятным кажется сейчас такой темп.

К примеру, корпуса Южнорусского машиностроительного завода или как привычнее "Ленинской кузницы" были построены за шесть месяцев. Все основные корпуса Киевского политехнического института были возведены за 14 месяцев. Другие застройщики не могли поверить, что такое возможно.

Вклад, который внес Лев Гинзбург в архитектурный образ Киева, на мой взгляд заслуживает, как минимум, памяти.

Кроме знаковых зданий, которые кроме прочего приносили доход Льву Борисовичу, как бизнесмену. Он строил целый ряд больниц и приютов. На улице Дегтяревской 19, напротив здания танкового училища, там выстроен целый комплекс, сегодня – памятник архитектуры. Тогда это была богадельня Дегтярева. Потом – Александровский приют для мальчиков (на углу улиц Якира и Белорусской), амбулатория для чернорабочих (сегодня – корпус Охматдета на улице Косиора), 4-я мужская гимназия (улица Красноармейская, 96) – все это строил Лев Борисович. И это была абсолютная благотворительность.

Также как здание и хоральной синагоги (теперь это улица Шота Руставели, 13), начальное еврейское училище (сегодня – Институт Патона) и известнейшая сегодня областная больница на улице Багговутовской, 1. Тогда это была еврейская больница, но на самом деле там принимали всех пациентов независимо от вероисповедания.

Гингзбург был настоящим патриотом. После строительства здания Политехнического института ему предлагали учувствовать в конкурсе на строительство юго-западного комплекса Оксфорда. В конкурсе принимали участие около 80 подрядчиков. Лев Борисович прошел во второй тур, но потом отказался от участия. Его приглашали работать в Чикаго, но он всегда однозначно отказывался уезжать.

Он умер в больнице в совершенно безденежном состоянии. И никто толком не понимает почему.

Когда я, вначале 90-х, впервые приехал из эмиграции в Украину, то первое что сделал – купил квартиру в доме Гинзбурга. Восстановил историческую справедливость. И немного пошел по стопам Льва Борисовича, немного строю.

Я очень трепетно отношусь к Киеву. Без всяких политических симпатий и антипатий для меня то, что происходит с городом, это ужасно. Я не выношу энергетику разрушения. Только созидание. Как можно ломать и рушить памятники? Кому бы они небыли поставлены. Я понимаю возможность цивилизованного демонтажа, но никогда не пойму вандалов.

30 сентября 1941 года. Мы все еще не знаем, что сделали с евреями. Одни говорят, что евреев расстреливают из пулеметов, расстреливают поголовно. Другие говорят, что для них приготовили шестнадцать эшелонов и будут отправлять. Куда? Никто не может ответить. Наверное известно одно: у них забирают все документы, вещи, продукты. Потом гонят к Бабьему Яру и там… Не знаю, что там. Одно знаю — происходит что-то ужасное, страшное, что-то невообразимое, чего нельзя ни понять, ни осознать, ни объяснить...

К 11 часам дня стало известно: евреев расстреливают в Бабьем Яру. Во время проведения акций усиленная немецкая патрульная служба на окраинах Киева контролировала выход жителей из города с целью недопущения евреев за черту города. Страшная новость ошеломила всех. Правда, восприняли ее по-разному: одни — как трагедию еврейского народа, другие — как средство приобрести кое-какие материальные блага за их счет. Справедливости ради надо сказать, что последних было немного, но они были.

Жадность их не знала предела, они не стыдились натягивать на себя еще не остывшую одежду убитых евреев. Я говорю о тех людях, которые 1 и 2 октября 1941 г. стояли перед цепью немецких полицейских и солдат зондеркоманды на ул. Макаровской и Мельникова и просили дать им пальто, пиджак или юбку из огромной кучи одежды, лежавшей на улице около здания бывшей казармы. Немцы бросали в толпу одежду, ее на лету подхватывали, выдирая друг у друга, просили еще.

Евреи, идущие к Бабьему Яру после полудня, уже знали — идут на расстрел. Они смотрели по сторонам, ожидая помощи, но ее не было. Люди опускали глаза, уходили домой, но не потому, что не было желания спасти несчастных, а из-за того, что не было возможности.

Вместе с оккупацией пришло в сознание людей чувство страха. Инстинкт самосохранения преобладал над другими, он парализовал волю, когда на карту ставилась личная жизнь и безопасность близких.

Спрятать кого-либо в коммунальной квартире, где много мест общего пользования, где соседи знают, что варится в кастрюлях друг у друга, невозможно. Кроме того, дворники проживали всегда в доме, где работали и осуществляли по распоряжению полиции жесткий контроль за жильцами. Были случаи спасения евреев, но это — единичные явления на окраине Киева, где жили люди обособленно, в частных домах.

16 августа с.г. через гор. Киев было проведено конвоирование группы немецких военнопленных в количестве 36 918 человек, в том числе 549 офицеров. Из этого количества пленных было: захвачено войсками 1-го и 2-го Украинских фронтов 21 249 человек; войсками 1-го и 2-го Белорусских фронтов 7927 чел.; войсками 1-го Прибалтийского фронта 2700 чел., а остальные 5042 чел. направлялись из лагерей НКВД.

Колонны военнопленных проходили по улицам гор. Киева в течение пяти часов — с 10 часов утра до 15 часов дня. Общая длина маршрута по городу от места сосредоточения до места погрузки в эшелоны составляла 21 километр.
При движении военнопленных все улицы, окна и балконы зданий были заполнены местными жителями. Во время появления на улицах колонн военнопленных, по маршруту их движения, собралось свыше 150 тысяч жителей города. <....>Жители города, потерпевшие много бед от фашистских захватчиков, сопровождали военнопленных возгласами ненависти и проклятий по адресу немцев.