Раньше было страшно, а сейчас противно, когда узнаю об очередном экс-беркутовце, который прошел переаттестацию, служит в полиции или сбежал в РФ
Журналистка издания "ГОРДОН" Наталия Двали прокомментировала ситуацию в Украине в четвертую годовщину расстрелов на Майдане.
Раньше было страшно, сейчас противно. Противно, когда узнаю об очередном экс-сотруднике "Беркута", который прошел переаттестацию/служит в Нацполиции или отпущен под домашний арест/сбежал в Россию. Когда читаю, сколько судей времен Майдана продолжают работать. Когда вижу очередного "эксперта", вылезшего на экран донести свое "особое мнение" о событиях 20 февраля. Если опустошение, безысходность и безнадега доходят до критического уровня – пересматриваю выступление адвоката семей героев Небесной сотни Евгении Закревской на конференции TEDx Kyiv. За четыре года не слышала ничего более важного и существенного. Текстовой версии не нашла, так что расшифровала и публикую с небольшими сокращениями:
– 30 ноября 2013 года в 3.30 на Майдане Незалежности заканчивался мирный митинг в поддержку евроинтеграции. Мы пошли погреться в соседнее кафе. Через полчаса мне из-под стелы позвонили, в трубке крик, стон, грохот: "Женя, помоги! "Беркут", бьют девочек, всех!" Мы побежали в сторону Майдана. Навстречу бежали люди, они кричали: "Беркут"! Возвращайтесь! Туда нельзя!" Это было очень странно, мне уже было привычно и приятно думать, что украинцы на крики "Беркут" бегут на помощь, а не наоборот.
"Беркут" догонял, бросал на землю, бил. Вокруг люди с разбитыми головами, кровь, "скорые"… Это было очень страшно. Но еще страшнее было потому, что знаю, что будет потом. То же самое было в Беларуси в 2010-м, в ночь после выборов. ОМОН, люди, кровь, поломанные руки-ноги. А на следующее утро… ничего. Были арестованные, некоторые из них сидят до сих пор. Все остальные просто испугались и замолчали. Они молчат до сих пор.
И я понимаю: завтра Майдан вымоют от крови, почистят форму, уберут остатки плакатов. И весь ужас будут помнить только несколько сотен людей. И я хорошо понимаю, как это квалифицируется, как это называется в Уголовном кодексе и в Европейской конвенции. Понимаю, кто мог дать такой приказ, на каком минимальном уровне это было согласовано. Понимаю: 99% им за это ничего не будет. В этот момент происходит слом сознания. На тебя сразу ложится ответственность, чтобы об этом кто-то узнал, чтобы это не осталось безнаказанным, чтобы потерпевшие были защищены, чтобы это больше не повторилось.
Начинаю что-то делать. Простые, примитивные вещи: подать заявление, собрать свидетельства и видео, сходить с кем-то в прокуратуру. Это скорая юридическая помощь, которая менее эффективна, чем скорая медицинская помощь. Очень быстро в течение последующих трех месяцев понимаешь, насколько это все бесполезно. Меня попросили написать статью и дать советы протестующим. Я поняла, что единственный и самый честный совет, который могу дать людям, которые не делают ничего противозаконного: "Не попадайтесь!" Понимаю, что работаю юристом в такой стране.
Апофеоза это достигло, когда осознала: стою в XXI веке в центре Европы, на главной площади большой страны, а на меня едет БТР. И все мое юридическое образование, адвокатское свидетельство, опыт и стаж не значат ровным счетом ничего. Имеют значение и могут помочь лишь умение бросать "коктейли Молотова", умение их готовить и отсутствие страха.
Но мои знания становятся нужны, чтобы объяснить: в той ситуации бросать "коктейли Молотова" в милицию было не только можно, но и правильно. Объяснить, что мальчик, который сидел в БТР и которого очень жалко (потому что он наверняка пострадал, выполняя приказ), – он совершил преступление. И что седовласый генерал, который никого не убивал, никого пальцем не трогал, а просто подписал несколько бумажек, – он тоже совершил преступление. Мои знания нужны, чтобы поспорить с Игорем Губерманом, который очень точно написал:
Тонко и точно продумана этика
всякого крупного кровопролития:
чистые руки – у теоретика,
чистая совесть – у исполнителя.
Эти знания нужны, чтобы объяснить произошедшее в те три месяца, чтобы связать БТР с ночью 30 ноября и утром 20 февраля, когда были расстреляны люди. Эти знания нужны, чтобы объяснить: факт того, что ты теперь знаешь рецепт "коктейля Молотова", не дает тебе права завтра выйти на улицу и бросить его в витрину не понравившегося офиса.
Наше общество должно очень четко понимать разницу и установить для себя правила: в этом случае мы выходим на улицу, в этом – строим баррикады, а в этом – начинаем бросать камнями в полицию. И эти правила должны быть одинаковыми независимо от того, сидишь ли ты в БТР, знаешь ли рецепт "коктейля" или ты – министр внутренних дел. И если завтра вчерашний протестующий встанет в ряды Нацгвардии и сядет в БТР, а министр внутренних дел уволится и пойдет протестовать под Верховную Раду – эти правила не должны измениться. Потому что критерий "прав – не прав" проходит не там, где "свой – чужой", не по линии баррикады и не по линии фронта. Этот критерий проходит именно там, где соблюдается или нет это правило.
По факту мы имеем огромный разрыв мировоззрений между теми, кто считает: обижать милицию/полицию нельзя ни при каких обстоятельствах. И теми, кто считает: камень или "коктейль Молотова" – это вполне себе способ самовыражения, обоснование требований разной степени вменяемости. Самое ужасное – что ни первые, ни вторые не могут дать ответ тем, кто транслирует сейчас: "А почему вам тогда на Майдане было можно, а нам сейчас в "Д/ЛНР" – нельзя?" Хотя на самом деле этот ответ существует. Но чтобы он был убедительным, необходимо разложить четко по полочкам все, что происходило эти три месяца: кто в чем был виноват, кто что делал. Привлечь их к ответственности путем открытого объективного следствия и открытого состязательного суда.
Привлечь к ответственности, а не назначить. Это сложно, дорого, долго. Но это крайне необходимо. Почему мы не можем пойти простым путем, который многим нравится: всех посадить, мы ж и так знаем, кто виноват? Во-первых, не все знаем. Во-вторых, самосуд, месть, расправа победителей над побежденными дают преступникам и агрессорам огромные толпы сочувствующих поклонников. Это нивелирует разницу между мстителем и агрессором, а на следующем этапе – между агрессором и жертвой.
Мы не должны этого делать потому, что наказание виновных – это не самоцель. Это только маленький элемент главной цели – установление истины и справедливости, возвращение общества в единые координаты добра и зла, что есть правильным/неправильным, что такое преступление и почему определенные вещи делать нельзя никогда. Именно это мы должны сделать. И сделать так, чтобы следующие поколения не пересмотрели этот выбор и мы составили по маленькому кусочку истории достоверные, правильные, объективные знания.
Мы сейчас получаем огромное количество информации очень дорогой ценой, которая крайне необходима для нашего развития. Мы получаем ее больно, быстро и много. И мы не знаем, что с ней делать. Нам что-то хочется быстро забыть, потому что больно. Нам что-то кажется неважным, несущественным. Но если мы не обработаем эту информацию, не соберем, не сохраним, не встроим в свое сознание, не выработаем правильные рефлексы, не передадим следующим поколениям, чтобы они могли это выучить как урок, – они его не выучат и будут обречены на его повторение. Повторение такой же дорогой ценой, как происходит сейчас. Это не только украинский урок. Его изучают во всем мире на чужом опыте, но намного лучше усваивается свой. Процитирую строки, которые кажутся мне примером хорошо выученного урока:
"Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых.
В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье.
Разумеется, благоразумие требует, чтобы правительства, установленные с давних пор, не менялись бы под влиянием несущественных и быстротечных обстоятельств. Соответственно, весь опыт прошлого подтверждает, что люди склонны скорее сносить пороки до тех пор, пока их можно терпеть, нежели использовать свое право упразднять правительственные формы, ставшие для них привычными.
Но когда длинный ряд злоупотреблений и насилий, неизменно подчиненных одной и той же цели, свидетельствует о коварном замысле вынудить народ смириться с неограниченным деспотизмом, свержение такого правительства и создание новых гарантий безопасности на будущее становятся правом и обязанностью народа".
Это цитата из Декларации независимости США, 1776 год, 4 июля. На момент провозглашения декларации уже год идет война за независимость. И будет идти еще семь лет, а через 10 лет США примут конституцию. Через 240 лет после этого они помнят, о чем договорились. Помнит и правительство, и народ. Это очень поучительный урок. Но он имеет маленький недостаток: он не болит. А наш урок уже болит тысячами убитых. Только в наших силах и нашей ответственности, чтобы это не прошло зря, чтобы мы не пошли по кругу, а перешли на новый виток развития.
Источник: Nato Dvali / Facebook