Шансонье Крупник из Черновцов: Ани Лорак некрасиво себя повела, но она большим умом не отличается
В Черновцах 1970-х годов ключевой фигурой был Пинхас Фалик. Он спродюсировал Ротару, Ивасюка, Дмитрия Гнатюка, Зинкевича, Яремчука, Бобула, Сандулесу, Табачника
– Эмиль, вы в декабре 2020 года презентовали песню "Майн Чернивець", написанную композитором Гаммой Скупинским (в 1970-е годы он был музыкальным руководителем ансамблей "Червона рута" и "Смерічка", а сегодня известный американский оперный, симфонический и кинематографический композитор) для знаменитой еврейской певицы Сиди Таль в 1975 году. Но сама исполнительница ее не пела, и песня фактически пролежала в архивах. Почему так произошло?
– История вышла классическая, булгаковская – "Рукописи не горят". Чтобы понять, почему Сиди Таль не исполнила эту песню, надо понимать атмосферу вокруг еврейской культуры и искусства в позднесоветские времена: они фактически не существовали, были под запретом. А коллектив Сиди Таль в Черновцах являлся феноменальным исключением. Ну, в Москве еще показательно держали театрик какой-то, чтобы избежать обвинений в притеснениях евреев.
Черновцы стали исключением благодаря Пинхасу Фалику, мужу Сиди Таль, который обладал феноменальными способностями и талантами продюсера. Сама Сиди Таль была звездой с мировым именем, ездила с гастролями по городам, в которых жили евреи. В Черновцах, конечно, публика у нее всегда была.
Но Сиди Таль как актриса хотела обновления репертуара, и естественно, что она обратилась к работающему тогда в филармонии композитору, знавшему идиш, – Гамме Скупинскому. Сиди Таль в первую очередь была актрисой. И песня задумывалась как часть спектакля про современный ей город Черновцы 1970-х годов. При этом в оригинальном тексте были и советско-пропагандистские слова о том, что мы, евреи, никуда отсюда не уедем. Это наша советская родина. Надеялись, песню с таким текстом разрешат петь.
Я не знаю точно деталей, почему она ее не спела, но думаю, что ей просто не позволили обновить репертуар. Возможно, были какие-то личные факторы.
Когда Гамма понял, что Сиди Таль на идише песню не споет, перевел ее на украинский язык. Предполагал, что или ансамбль "Смерічка", или "Червона рута" сможет исполнить. По мелосу эта песня была не совсем еврейская, а скорее украинская – в духе эстрады 1970-х годов. А потом Гамма эмигрировал в США, и песня осталась не исполненной никем. Скупинского вычеркнули отовсюду.
– А как вы узнали об этой песне?
– Году в 2010-м Гамма наиграл композицию и напел как умел – чисто по нотам, но не вокально. И представил два варианта: на идиш и украинском. Он сделал также ролик со старыми фотографиями Черновцов и выставил на YouTube. Так черновицкие евреи узнали эту песню.
– А вы в 2020-м сделали ремикс, сняли клип…
– Я в 2010-м году, когда песня появилась в сети, был материально не в состоянии сделать аранжировку, чтобы вернуть произведение на эстраду. В прошлом году появилась такая возможность, благодаря моему однокласснику, живущему в Германии, бизнесмену Жене Штернбергу. Он оплатил все расходы по аранжировке, записи в студии, сведении и съемки видео. Я попросил у Гаммы разрешения на не коммерческий ремикс этой песни. Он его дал. И мы с женским идиш-дуэтом "Нигун", чудесными вокалистками Еленой Винн и Ириной Сидоровской, моим другом Александром Котом, скрипачом Феликсом Шустером, кларнетистом Геннадием Волоцким записали песню. Аранжировку сделал Анатолий Манди.
Песня была записана на киевской студии Александра Федоренко, одного из самых известных украинских звукооператоров, работавшего с Серовым, Караченцевым, Дмитрием Гнатюком, Катей Бужинской, Аллой Кудлай, с Иво Бобулом – на постоянной основе. Над видео работали Василий Григоряк и Михаил Поповецкий.
– Как Гамма Скупинский отреагировал на ремикс?
– Мне написала его жена. Текст был такой: "От автора: Прекрасное исполнение. Спасибо, Эмиль, за оригинальную трактовку. Будь здоров! Голливуд, США".
– Скупинский в Черновцах сотрудничал с Софией Ротару. Он в 1975 году написал ей песню "Ти сонце в небi, ти квіт рожевий, ти моя весна!". В связи с тем, что он эмигрировал в США в 1979 году, его авторство пытались скрыть?
– Да. Скупинский рассказывал, что, когда в 2010-е годы приехал в Москву, решил получить свои авторские отчисления. В агентстве авторских прав поискали документы. И сказали: "Ой, а вы умерли в 1979-м году!" Оформили, что умер, чтобы ничего не платить.
– Сиди Таль и ее муж, Пинхас Фалик, были наставниками Софии Ротару на заре ее карьеры. Ротару писала: "Я до сих пор благодарна ей (Сиди Таль. – "ГОРДОН") за обстоятельные, принципиальные, но всегда, прежде всего, доброжелательные разборы моих выступлений. Иногда она просто выставляла оценки за каждую песню в отдельности, тем самым заставляя меня думать, искать, стремиться к совершенству. Кстати, позднее в своих теплых письмах Сиди Львовна и ее спутник Пинхас Абрамович Фалик делились впечатлениями о каждом моем концерте, каждом выступлении на радио и телевидении, делали свои замечания, давали советы". Как вы считаете, Сиди Таль и Фалик сформировали Ротару как певицу?
– В том числе и они. Там были и музыкальные наставники, но Сиди Таль и Фалик на сценическое, артистическое мастерство Ротару повлияли. Помните, как Ротару выглядела в начале карьеры? Это была высокая худая девушка в длинном платье или национальном костюме. Она стояла и рукой вправо так поводила, потом рукой влево, исполняя великолепным голосом своим распевные песни. А вскоре Ротару стала и пластичной, и подвижной, и танцующей, и улыбающейся. На это повлияли Сиди Таль и Фалик.
Вообще, надо шире сказать об атмосфере Черновцов 1970-х. Почему такой всплеск музыкальных талантов из Черновцов случился? Там была уникальная атмосфера. Город построили австрийцы в XIX веке, он поздно вошел в СССР. И уникален тем, что в нем представлены все стили архитектуры. Когда Черновцы строились, все стили были сформированы. И туда намеренно приглашали архитекторов, работающих в разных стилях. В Черновцах ни один дом не похож на другой.
– Бытие формирует сознание, и, наверное, поэтому такие творческие личности разносторонние там рождались и развивались.
– Безусловно. Смотрите, за короткий период Ротару, Ивасюк, Дмитро Гнатюк, Зинкевич, Яремчук, Бобул, Сандулеса, Ян Табачник, тот же Гамма Скупинский, позже – Ани Лорак.
Но в Черновцах в 1970-е годы ключевой фигурой был Пинхас Абрамович Фалик. Он имел бухарестское коммерческое образование и фантастическое природное чутье продюсера. И именно он спродюсировал большинство этих ребят. А еще в Черновцах была особая среда. Есть такой анекдот: "Старый черновицкий еврей, который уехал из Черновцов до войны еще, в 1970-е годы приезжает туристом. Подходит к зданию центральной синагоги, в которой теперь находится кинотеатр. Спрашивает прохожего: "Простите, а где здесь синагога?" Тот: "А что такое синагога?" Приезжий: "Это место, где собирается много евреев, и они все вместе поют". Прохожий: "А, пройдите 200 метров вниз по этой улице! Это сейчас называется фи-лар-мо-ния!" Это, конечно, анекдот. Пели там не только евреи. Евреи больше за кулисами находились. Но, тем не менее, была старая школа. Старые музыканты, администраторы, иногда с образованием экономического факультета Сорбонны даже. Они стояли за кулисами талантливых выходцев из сел. Без них не было бы ни Ротару, ни Ивасюка, ни Гнатюка, ни Зинкевича. Потому что королей делает свита. А почему теперь нет всплеска? Потому что за счет массового выезда уничтожена среда, некая экосистема. И очень важно вернуть украинской эстраде песню "Майн Чернивець", которая ей изначально принадлежала, как символ еврейского вклада в украинскую эстраду и вернуть имя Скупинского. Он много чего сделал для зарождения этой эстрады.
Но сначала скажем о Сиди Таль. Это еврейская актриса, имевшая мировое имя. Везде, где жили евреи, знали, кто такая Сиди Таль. Она заработала имя еще в довоенной Румынии. Но всю жизнь практически прожила в Черновцах, и умерла там в 1983 году. Когда ее не стало, телеканалы 40 стран мира прервали программы, чтобы сообщить о ее смерти. Много ли в СССР жило людей, ради сообщения о смерти которых каналы мира прерывали эфиры?
– Сейчас Сиди Таль известна, но не столь широко…
– Изменилось время. Евреи уехали массово, идиш никто не понимает. Записи Сиди Таль все на идиш. А у нее была бешеная харизма! Она была как травести, маленькая. Переодевалась в Чарли Чаплина, каждый раз примеряла новый образ. Подобное мы видели потом у Райкина. Уникальная актриса была! У меня есть идея: с Леной Винн и Ирой Сидоровской (дуэтом "Нигун") перепеть песни Сиди Таль – ее оригинальный репертуар.
– Вы будете адаптировать песни, переводить?
– Переводить, титровать, петь и на украинском.
Ани Лорак жила умом Юры Фалесы, потом других… Она прекрасная женщина, изумительно поет, у нее судьба непростая. Но требовать от нее интеллектуальных осмыслений своего поведения не стоит
– София Ротару живет в Украине, но ездит в Россию для записи концертов. Например, не так давно она принимала участие в фестивале "Песня года"...
– Я бы хотел обойтись без политики.
– Но в жизни все связано...
– Безусловно. В жизни все связано. Но я стараюсь разделять, когда речь идет о творческом, талантливом, признанном человек, его личные политические взгляды и поступки с творчеством. Творчество Софии Ротару – это здорово. Вообще, все, что она делала в жизни. София Ротару – советская певица. В том смысле, что формировалась как исполнительница для советских людей. Она никогда не была чьей-то национальной певицей. По национальности она молдаванка, родилась на территории Украины, пела песни на заре своей карьеры как на молдавском языке, так и на украинском. Ее заслуги перед украинской культурой несомненны.
– Как буковинцы, черновчане относятся к Ани Лорак? Что говорят в кругах музыкальных, творческих на малой родине певицы?
– Все зависит от взглядов людей, как и везде. Украинские патриоты плохо к ней относятся. В Черновцах их большинство, в том числе в музыкальной среде. Там есть на Театральной площади Аллея звезд – выходцев из Черновиц. Году в 2015-м звезду Ани Лорак просто вырыли. Ночью. А власти не восстанавливают. На месте, где была звезда, теперь дырка.
– А вы как считаете, стоило эту звезду срывать?
– Понимаете, в ситуации с Каролиной… Она некрасиво себя повела. Обратите внимание, что София Ротару ведет себя по-другому. Да, она записывает выступления в России. Но говорит: "Я над этим". А Ани Лорак уехала из Украины, сразу показала, что она на той стороне. Другое дело, что Каролина большим умом не отличается. Сначала она жила умом Юры Фалесы, потом других… Она прекрасная, красивая, замечательная женщина, изумительно поет, у нее судьба непростая. Мы все это понимаем, но требовать от нее интеллектуальных осмыслений своего поведения не стоит. Тот, кто ее продюсирует, сказал: "Надо переезжать в Россию, потому что денег здесь не будет". Понятно, что это выглядит нехорошо, и можно понять людей, которые ее осуждают.
Пономареву не удалось пробиться на российскую эстраду. Он пытался. Билык пробивалась в Россию через Киркорова. Повалий с Лихутой в России стали раскручиваться. Воспользовались ситуацией. Бог им судья
– Вы знакомы с Лилией Сандулесой. Она в последнее время практически не выступает. В одном из интервью говорила, что у нее болел кто-то из родственников, поэтому она уехала в село. Но вообще, тяжело ли она воспринимала, что такая талантливая, в свое время известная, но ее песен нет ни на телевидении, ни на радио? И она – пример тех звезд, которые ярко засветились в конце 1980-х, а преимущественно в 1990-е, а потом пропали с экранов и радиостанций. Почему так получилось со многими?
– Лилия Сандулеса практически жила в селе. Года два-три назад мы говорили. Она тогда сказала: "Миля, я живу в селе. Меня нет ни на эстраде, ни в Киеве". У нее тогда папа тяжело болел. На днях мы снова говорили. Оказалось, что он уже умер. Вроде бы Лилия снова собирается в Киев. Насчет переживаний... Не знаю. Открыто она не говорила о них.
А в целом в шоу-бизнесе Украины такая же ситуация, как и в других сферах – он дышит на ладан. Моя точка зрения, что во многом это произошло потому, что до 2014 года весь украинский шоу-бизнес ориентировался на Россию. Конечной целью любой раскрученной в Украине звезды было стать российской звездой, артистом для всего бывшего СССР. Центр был там, в Москве, и все равно оставалась некая единая культура. Исключения были какие-то – Кузьма, Вакарчук и еще несколько человек, которые пели только по-украински из идейных соображений. [Александру] Пономареву не удалось пробиться на российскую эстраду. Он пытался. [Ирина] Билык изначально пела на украинском, а потом написала песню "Снег", пробивалась в Россию через [Филиппа] Киркорова. Ну а [Таисия] Повалий и [Ани] Лорак сразу уехали.
Повалий с [ее мужем и продюсером Игорем] Лихутой ушли с украинских каналов, в России стали раскручиваться. Воспользовались ситуацией. Бог им судья. Но и ясно, что непонятно было, как перестраиваться. Рынок в 2014-м оставался ориентированным на российский шоу-бизнес. Средств, которые можно было заработать в Украине, было недостаточно. Нужно было привыкнуть, что здесь меньше денег, надо по-другому себя вести, не так размахиваться. Но при этом оставались подогнанные под Россию цены на костюмы, хореографию, аранжировки, звукозапись, съемку клипов.
– В начале 1990-х годов, во времена фестиваля "Червона рута" (на котором и вы начинали свою сценическую карьеру) был триумф украинской песни – и эстрадной, и рока. А потом куда-то исчезли эти люди.
– Вошел российский шоу-бизнес. В период "Червоной руты", в частности, 1989-го и 1991 годов пафос ощущался в том, что можно проявиться, показаться. Никто не думал, сколько от этого получит денег. После жесткой советской цензуры важно было просто показать свои песни, выразить творчество. Вот сцена, телевидение – пожалуйста! Тебя признали! Это была эйфория. А потом что началось? А потом – вопрос, сколько денег ты зарабатываешь. Приезжает звезда из России, получает $5тыс., а тебе $800 с трудом платят. И пофиг, что остальные граждане зарплату $20 получают. В гонорарах российских и наших исполнителей был большой отрыв.
– Как этот отрыв формировался?
– Основная публика смотрела общесоветское телевидение, каналы СНГ. Украинское телевидение смотрело мало людей. В советские времена оно считалось провинциальным, областным. Его было "фе" смотреть. А именно там раскручивали украинских звезд. В 1993 году мне говорил Саша Ягольник: "Нам бы на пару лет запретить российские каналы, чтобы мы своих артистов узнали!"
Я, когда встречал в Черновцах знакомых неевреев в 1994–1995 годах, они закатывали глаза и говорили: "Ты еще здесь? Непостижимо! Да я если бы хоть 1/8 имел еврейской крови, только бы меня здесь и видели!"
– Вы в 1990-х, невзирая на приобретенную известность, вынуждены были торговать на рынке. Продавали кроличьи шапки и кофемолки…
– В 1990-е музыка не давала ничего. В 1992–1993 годах я стал в Черновцах известным. Но это не конвертировалось в доход. Тогда весь город начал торговать. Это приграничная территория. Польша, Румыния и Калиновский базар. Врачи, инженеры, учителя музыкальных школ. Все работали там. Выживали с помощью челночной торговли. И я погрузился. На меня это так подействовало, что я написал цикл шансонных веселых песен про торговлю, поездки и назвал его "Калиновский базар". Тогда не было в Черновцах профессиональных студий. Мы с Витей Рураком (прекрасный черновицкий музыкант, три года назад безврменно ушедший от нас) сели у него дома, поставили микшерский пульт Yamaha и записали кассету. И ее ставили на рынке. Я стал знаменитым. Меня в лицо не знали, но знали музыканта Эмиля Крупника.
– Вы на рынке, можно сказать, торговали под собственные песни.
– Да. И песни эти были из жизни. А в мае 1993 года у меня был первый настоящий концерт в тысячном зале – в черновицком Доме офицеров. Мой дядя, импресарио Семен Цидельковский, был организатором. Мы собрали тогда аншлаг. Зрители "стреляли" лишний билетик, все было по-взрослому. После всех вычетов я получил гонорар $70.
– А сколько можно было тогда на рынке в месяц заработать? Это чтобы понимать пропорции.
– $200–$300 спокойно.
– Кто еще из черновицких музыкантов вынужден был заниматься какой-то совсем не связанной с музыкой деятельностью в кризисные годы?
– Судьба Давида Степановского интересная. Он начинал в "Смерічці" вместе с Василием Зинкевичем и Назарием Яремчуком. А потом попал под антисемитскую политику. Его убрали из коллектива. Давид, кроме украинских, прекрасно пел песни и на идише. Но даже Фалику не удалось его устроить в коллектив Сиди Таль. Давид ушел сначала в ресторан выступать. Он, кроме прочих талантов, еще и на скрипке прекрасно играл. Весь город его знал как ресторанного скрипача. А в 1990-м году он переехал в США и там стал кантором при реформистской синагоге.
В годы перестройки мы с Семеном Цидельковским вели переговоры с Давидом о создании идишского ансамбля. Но все упиралось в то, что он в ресторане больше зарабатывал.
– Получается, человек смотрит, как ему лучше здесь и сейчас. Лучше в ресторане – выступает в ресторане...
– Есть музыканты, которые относятся к тому, что делают, как к творческому акту. А есть "заробитчане", при этом талантливые очень. Но которые знают, что это работа, за которую нужно получать деньги, и желательно много. При изменении конъюнктуры такой музыкант зачастую уходит в другую отрасль.
– Вы эмигрировали в Израиль, в Нетанию, в 1995 году. Что стало тогда толчком к переезду?
– Это шло не от толчка, а от помысла. Все друзья, родственники в начале 1990-х уехали. Я, когда встречал в Черновцах знакомых неевреев в 1994–1995 годах, они закатывали глаза и говорили: "Ты еще здесь? Непостижимо! Да я если бы хоть 1/8 имел еврейской крови, только бы меня здесь и видели!" Тогда все валилось, было ужасно. Не уехал только тот, кто не мог по каким-то причинам. Евреи из Черновцов бежали не только в Израиль, а и в Киев, в Москву.
– Кем вы работали в Израиле?
– Кем я только не работал в Израиле! Но, кстати, журналистом я стал именно там. Потому что у меня было филологическое образование. Реализовать его можно было через русскоязычную прессу. К сожалению, места в эмигрантской прессе были заняты. Я пробивался. Какое-то время удалось проработать в СМИ. Работал и охранником, и уборщиком.
– Вы жили в Израиле 10 лет. В одном из интервью сказали, что не нравились себе там. Почему?
– Я не мог там найти своего места. Я чувствовал, что это родная страна, по ряду причин там было хорошо, нравилась атмосфера. Но найти себя я не мог. Там очень маленький рынок, возможности.
– А почему не стали петь там? Там же была ваша аудитория – те же эмигранты.
– Я выпустил кассету. Опять же, я не такой профессиональный певец, который придет в ресторан и будет петь то, что скажут. Я могу петь свои авторские песни в жанре шансона, по своим вокальным возможностям. Если хорошо записано, кажется, что человек профессионал.
Однажды в Израиле обо мне сняли сюжет на не русскоязычном телевидении. Сказали, что это для новостной программы, а что именно будут снимать и как, не рассказали. Мы со съемочной группой встретились у дома культуры возле кассы с афишами. Я с гитарой пришел. Сняли, как я пою на фоне афиш, на треугольничке посреди дороги возле перехода под мостом. Потом сказали ходить с грустным лицом с гитарой на плече без чехла. Съемка длилась целый день. Вечером у меня было выступление в ресторанчике для русскоязычных на мест 20–30. И там сняли, как я пою, публику показали, столы не самые красивые. Потом сделали со мной небольшое интервью. Через день выходит трехминутный сюжет в новостной программе. Диктор предваряет его таким текстом: "Эмиль Крупник, который в России (а у них весь бывший СССР – Россия) был успешным певцом, приехал в Израиль и превратился в певца разочарованного. И показали, как я пою на фоне афиш Дома культуры, хожу по улице. В это время звучит моя песня в сопровождении дикторского текста: "Эмиль Крупник находится в шаге от того, чтобы сесть на улице с картонной коробкой из-под обуви в надежде на случайных прохожих, которые из жалости кинут ему монетку. А если поговорить с людьми разбирающимися, они скажут вам, что творчество Крупника заслуживает серьезного внимания. Однако мэрия Нетании, где 30% русскоязычного населения, игнорирует существование такого певца". Оказывается, журналистам надо было замочить мэрию Нетании за счет меня. Во время съемки сюжета журналист спрашивал, почему я не выступаю в Доме культуры. Я ответил, что несколько раз выступал. Тогда он выключил камеры, отвел меня. Говорит: "Ты хочешь, чтобы сюжет вышел? Тогда нужно с жалостью и болью посмотреть на дом культуры и с глазами, полными боли, сказать на камеру: "Потому что мне не дают". Показали, как я несчастный хожу по городу. А в конце говорят: "Крупник вынужден выступать в экзотических пабах. Показали крупным планом пятно на скатерти, людей, сидящих за столами в верхней одежде, женщину в шапке. Съемка проходила зимой. А публика того паба сильно отличалась от коренной израильской.
Что творилось после выхода сюжета! Три дня израильтяне не давали мне прохода на улице, а они простые, как дети. Стояли передо мной, как вкопанные, и говорили: "Ой, это ты! Боже, бедненький, какие сволочи наши власти. У вас же, русских, есть свои рестораны. Почему ты для них не играешь?! У тебя же хороший голос!" А дочку мою, 12-летнюю на тот момент, в школе затравили: "Ха-ха-ха, твой папа на улице сидит с картонной коробкой, играет".
– Через 10 лет жизни в Израиле вы решили вернуться в Украину. Как созрело это решение?
– Это решение не было связано с финансовыми вопросами. Я бы куда-то пристроился. Материально все равно было нормально. Жена хорошо устроилась, дети росли. Причины были личные, семейные: другая женщина, побег из семьи. Оставаться было ни к чему.
– А дети остались там, в Израиле, да?
– Да, дети мои – израильтяне. Дочке было шесть лет, когда мы переехали, а сын там родился.
– Через два года после возвращения в Черновцы вы переехали в Киев…
– В Израиле я изучил специфику работы журналистом. В Черновцах я узнал, что работа в газетах оценивается в копейки. А в Киеве были зарплаты более-менее ничего. Потом я болел, инсульт был.
– Это из-за стрессов в связи с переездами?
– Да.
Семь или восемь известных евреев утверждали, что помогли Богдану Ступке правильно сказать одно слово на идиш
– Ваш дядя, покойный Семен Цидельковский, возглавлял в Черновцах Дом эстетики и досуга. Он писал эссе о многих деятелях украинской культуры, устраивал в Черновцах вечера Лины Костенко. Знал Анатолия Соловьяненко, Богдана Ступку, Евгения Евтушенко. И вы были вхожи в эти круги?
– Не совсем. С Соловьяненко мы не пересеклись. С Линой Костенко – тоже. Она вообще очень специфическая. Никто, кто ее знает, не понимает, как Семену удалось ее вытащить.
– Говорят, она очень принципиальная, со строптивым нравом.
– Да. Тогда Ступка помог. Она вместе с Богданом Сильвестровичем приезжала. Ступка должен был читать ее стихи. Сеня (Семен Цидельковский. – "ГОРДОН") рассказывал, что Ступка никак не мог получить эти стихи у Лины Васильевны – она их все время переделывала! И уже во время концерта, за кулисами, все еще переделывала! Дала их Ступке перед самим выходом на сцену. Там много было нюансов. Она ни с кем не хотела встречаться, никаких банкетов.
– А с Евгением Евтушенко вы поэтические диалоги вели. Каким он вам запомнился?
– Он мне стихотворение написал:
"Красота зимой – вся из снежинок.
Красота души – вся из нежнинок.
Есть поэты – пишут кругло-кругленько,
В них нежнинки даже не найти.
Но всегда в стихах Эмиля Крупника
Дышит нежность. Женская почти..."
– Что он такого сказал, что вам особенно запомнилось?
– Он был разный. Когда он выходил из себя, лучше рядом было не находиться. Это все знали. Но мне не довелось с таким проявлением столкнуться. Правда, Евтушенко быстро отходил, успокаивался. В его присутствии ты мог только снизу вверх смотреть. Он был хозяином положения. Харизматичный до предела!
– А каким было ваше общение со Ступкой?
– Он изумительный! Богдан Сильвестрович – гениальный актер, я это искренне говорю. Не просто выдающийся, талантливый, а ге-ни-аль-ный. Мне посчастливилось видеть то, чего многие не видели, – моноспектакль "Записки сумасшедшего". Никакими словами это не передать. Любой человек, посмотревший его, понял бы, что перед ним гений. Так играть сумасшедшего, с передачей нюансов!
При этом человек абсолютно простой, естественный, отзывчивый добрый… Украинская культура очень большой урон понесла с его уходом…
– Одна из самых известных театральных ролей Ступки – Тевье-молочник в спектакле "Тевье-Тевель" по Шолом-Алейхему…
– Да! Мы с Сеней были на премьере в 1989 году. И там была такая история, которую потом многие евреи, включая Сеню, приписывали себе. А я точно знаю, что ее героем был я! В одной из сцен в спектакле "Тевье-Тевель", когда Тевье-молочник сидит с мясником Лейзером-Вольфом. Они выпивают по рюмочке. Есть такое еврейское слово "амехаи". Оно означает "Очень здорово!". Ну, вот закусил чем-то вкусным – "Амехаи!". Видимо, кто-то посоветовал Богдану Сильвестровичу это сказать. И, вот на премьере, он выпивает рюмку. Говорит: "Ахемаи!" Перепутал. После спектакля на банкете я улучил момент и говорю: "Запомните, Богдан Сильвестрович, на следующий спектакль: "Не "ахемаи", а "амехаи". Он это повторил.
Когда я вернулся из Израиля, узнал, что, как минимум, семь или восемь известных евреев, в их числе Сеня, Ян Табачник, профессор Марк Файнер, рассказывают, что это они научили Ступку правильно говорить не "ахемаи", а амехаи". Но я же не придумываю, не сумасшедший – я знаю, что это я ему подсказал! Но, по-видимому, и другие ему говорили, как правильно. Так что мы все его научили. Ну, а потом он уже правильно говорил.
Сейчас антисемитизма больше в социальных сетях, чем в жизни
– Вам приходилось сталкиваться с антисемитизмом?
– Я, наверное, не знаю еврея, который скажет: "Нет, никогда". Всем приходилось. Потому что антисемитизм – бытовой.
– Это происходило в Украине?
– Не только. И в России, и в Эстонии, и, кстати, в Израиле можно столкнуться.
– А как это может быть, чтобы в Израиле?
– Длинная история, но я объясню. В Израиль приехало много неевреев из СНГ. Закон о возвращении такой, что могут вернуться евреи и члены их семей. Если возвращаются муж с женой, достаточно, чтобы у одного из них дедушка был евреем. Такая семья считается имеющей право на репатриацию. И во второй половине 1990-х была волна репатриации таких евреев. В Израиле их около 300 тысяч. У части этих людей есть в сознании подсознательный стереотипный антисемитизм. Столкнувшись с реальными трудностями, он в них просыпается. Тогда подростки из этих семей начинают рисовать свастики на синагогах. Мне директор небольшого дома культуры рассказывал, как русские подростки бегали за ним и кричали, как он это произносил: "Джид, джид!"
– Сталкивались ли вы с антисемитизмом в Киеве?
– Нет. Сейчас антисемитизма больше в социальных сетях, чем в жизни.
– Вы работаете в еврейской благотворительной организации – МБФ "Еврейский Хэсэд Бнэй Азриэль". Чем вы там занимаетесь?
– Организацией культурно-массовой работы. Мы организовываем концерты, лекции, кружки для подопечных стареньких наших. У нас есть концертный зал с хорошей современной аппаратурой. До карантина там проходило множество мероприятий. Мои коллеги по Хэсэду – скрипач Феликс Шустер, певицы Елена Винн и Ирина Сидоровская, о котрых уже говорилось выше. Мы выступали с ними, выступали приглашенные артисты, включая звезд первого эшелона. И они у нас бесплатно выступали. Я привел в Хэсэд Иво Бобула, Павла Зиброва, Гарика Кричевского. Ольга Богомолец проводила лекцию.
– В одной из ваших песен есть слова: "Мы – черновицкие, народ тяжелый. Мы – черновицкие. Кто знает, тот поймет". Объясните тем, кто не знает. Что значит в данном случае "черновицкие", и почему "народ тяжелый"?
– Понимаете, человек, родившийся и выросший в Черновцах, был поставлен в особое положение. Ну, в наше время, во всяком случае. Город, у которого многое в прошлом: слава, цвет. Черновцы – один из четырех крупных городов довоенной Румынии. Назову порядок: Бухарест, Яссы, Черновцы, Кишинев. То есть Черновцы были больше Кишинева. В СССР же город, находящийся в 2 тыс. км от Москвы, считался глухой забитой провинцией. В своей песне я имел в виду, что человек из Черновцов по воспитанию получает осознание, что мы значимые, европейцы. А доказывать ему потом это приходится всю жизнь. Потому что даже в институтах было такое отношение: "А, из глухой провинции, никому не известной!". Однажды в "Что? Где? Когда?" в советское время еще, вопрос зрителя был из Черновцов. Знатоки взяли конверт и говорят: "Село Черновцы".
– Вот это уже знатоки!
– Да. (Смеется.) Город не распиаренный был абсолютно. В современной Украине он гораздо более распиаренный. Черновчанам присущи определенная колючесть характера, жесткость и воля. Как много черновицких пробилось в разных сферах, и не только евреев, не только в западном мире, но и у нас! Черновицкие особой пробиваемостью обладают. Поэтому – кто знает, тот поймет.
– Еще в одной вашей песне есть слова "У меня пол-Израиля черновицких друзей". Действительно там так настолько много эмигрантов из Черновцов в масштабах страны?
– Черновцы были уникальны тем, что оттуда массовая эмиграция в Израиль происходила еще в 1970-е годы. Когда в других местах Советского Союза тихо шаркали, чуть-чуть уезжали.
– Сейчас очень мало осталось евреев в самих Черновцах?
– Сейчас неприлично мало. Как я говорю, сейчас каждый еврей в Черновцах – это музейный экспонат.
– И колорит поэтому пропал, да?
– Послушайте мою песню "Черновицкие цацочки". Там есть слова "Когда цвели маланцы, был город-динамит, исчезли танцы-шмансы, отъехал колорит". Пропал колорит, но и уровень культуры упал. Вот что писала одна из тель-авивских газет о Черновцах 1960–1970-х годов: "Кто теперь может поручиться, что действительно существовал на Буковине удивительный несоветский город с непостижимым колоритом? По воскресеньям нарядно одетые старики в пиджачных парах прогуливались по главной улице. И хотя улица носила имя классика украинской литературы Ольги Кобылянской, горожане называли ее просто Кобылянская. Вместе со стариками, ведя их об руку, шли восхитительные дамы, которых язык не поворачивается назвать старушками – прямая спина, гордая поступь, французский выговор выпускниц Сорбонны. Выгуливая внуков в зеленых сквериках, они дальнозорко читали французские романы, изящно отставив руку...".
Я родился в такой семье. Мой дед учился в Вене, бабушка училась в Париже в 1930-е годы. Впоследствии, при СССР, дед преподавал языки в университете. Я не ходил в государственный детский сад. Меня гувернантка воспитывала – Адель Зельмановна. Она по-немецки и по-французски говорила лучше, чем по-русски. Мой детский доктор Исидор Моисеевич Вайншток закончил медицинский в Париже в 1930-е годы. Моя бабушка в те же годы закончила в Париже École de cosmétologie и уже в советское время работала косметологом. Тогда эту профессию называли косметичкой. Она по французским рецептурам сама изготавливала кремы, делала процедуры.
– Сохранилась ли в Израиле общность черновицких евреев, вот эта особенность? Или же невозможно перевезти, образно говоря, те, старые Черновцы, в Израиль?
– В Израиле, в Америке черновицкие евреи объединяются в землячества в интернете. Но внешне это никак не видно. Была у меня смешная ситуация. Это, чтобы вы поняли, что такое Черновцы 1970-х. Я ехал в такси в Нетании, а таксист черновицкий был. Слово за слово, он мне говорит: "Мы недавно встречу класса делали в Израиле". Я спросил: "А сколько ваших здесь одноклассников?" Он на меня посмотрел, как на идиота. Говорит: "Что значит сколько? Все". Я говорю: "А что, у вас неевреев не было?" Он: "Были. Переженились с евреями". Вот это Черновцы 1970-х годов! В Израиле весь класс. С каким городом еще возможна такая история!