"Цель Дмитрия Гордона – не оспорить, а понять, и движет им не праздное любопытство, а стремление приблизиться к Истине, поэтому даже его по-детски наивное: "А есть ли Бог?" – меня не смутило"

Почему Дмитрий Гордон предложил мне встретиться и побеседовать в рамках его телепрограммы? Вероятно, потому, что он создает не шоу, а обширную, многотомную историю времени, в котором живет, и, пообщавшись с выдающимися деятелями культуры, политики, спорта, ставшими неотъемлемой частью этой истории, осознал: для полноты картины не обойтись и без деятелей церковных, религиозных. Таким образом я стал первым Патриархом, который решился на столь откровенный и прямой разговор с глазу на глаз, понимая, что впоследствии его услышат миллионы людей – как единомышленники мои, так и противники.

По правде говоря, до этого с представителями прессы общался я неохотно: не в обиду будь сказано, журналистов нынче много – молодых, дерзких, уверенных в себе, однако не все они знают, о чем, идя на интервью, хотят спросить, и далеко не каждый владеет искусством задавать вопросы, четко и точно формулировать мысль. Дмитрию это удается, как никому другому, и даже если вопрос может вызвать негативные ассоциации, не ответить ему нельзя, поскольку, вовлекаясь в беседу, сознаешь: цель этого человека – не осудить, не оспорить, а понять, и движет им не праздное любопытство, а стремление приблизиться к Истине.

Общаться с Гордоном мне было приятно – надеюсь, ему тоже. Размышлять о вере, Боге, смысле бытия, Священном Писании, о том, существует ли жизнь вечная, могу сколь угодно долго – я этим живу, поэтому даже его по-детски наивное: "А есть ли Бог?" – меня не смутило: в конце концов, если человек спрашивает, он желает знать, а если так, может, и поверить захочет...

Я отвечал Дмитрию, как думаю, как верю, и мне показалось, что он, хотя и называет себя атеистом, до конца таковым не является. Убедил ли я его в существовании Бога, судить не мне – ему: принятие веры происходит в душе, однако даже если и нет, но в атеистических постулатах побудил усомниться, это уже для меня как для священнослужителя победа, причем немалая.

Безусловно, я не мог не оценить, что собеседник-атеист все-таки согласен с тем, что в Украине должна быть единая Православная Церковь, – в отличие от тех, кто, не встречаясь со мной и на открытую полемику не решаясь, пытается очернить меня и Киевский патриархат в СМИ. Как я на это реагирую? Утверждать, будто не знаю, что самопровозглашенным меня называют, не могу, поскольку не хочу лукавить, однако знаю и то, что законным Патриархом являюсь, и потому те, кто пытается меня унизить, унижают самих себя (о человеке, в конце концов, судят по поступкам его, а не по тому, кто о нем что сказал)...

Возможно, теперь меня еще и в том упрекнут, что как лицо духовное я поступил опрометчиво, когда в программе "В гостях у Дмитрия Гордона" – светской, мирской – снялся, но на это тоже готов ответ: сегодня в условиях, в которые Украинская Православная Церковь Киевского Патриархата поставлена, молчать нельзя – необходимо говорить: только так мы сможем отстоять право на существование и право своей паствы иметь Церковь, которая бы идеологии чужого государства не следовала.

В каждом своем слове, произнесенном Дмитрию Гордону, я уверен, ни от одного не откажусь, и довольно жесткую характеристику, данную мною Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу: "Дипломат, политик и только потом Патриарх", еще и расширил бы, добавив, что он человек не духовный. То, что со стороны Русской Православной Церкви исходит захватническая агрессия, очевидно, и верующие не могут ее не чувствовать, а наша миссия и задача – сделать так, чтобы люди из-за нее не утратили веру, которую обрели лишь недавно и к которой лишь начали привыкать.

На моих глазах несколько сменилось эпох: безбожье советских времен, растерянность начала девяностых, когда коммунистические идеалы канули, а других большинство не ведало, – и вот начало нового века, ознаменовавшееся возвращением мирян в лоно Церкви, и если первые годы независимости дали обычному украинцу возможность свободно высказывать свои мысли и самостоятельно прийти к Богу, поверить, что он существует и все преграды помогает преодолеть, то сейчас от него следующее требуется: если ты верующий, согласно вере живи, а это намного сложнее, чем просто верить в то, что Господь есть.

Когда донимают трудности и проблемы, многие могут не выдержать, разочароваться или даже отступиться, решив: ну, согласимся, что где-то Бог существует, но поступать будем так, как считаем нужным, поэтому Церковь должна объяснять, что жить согласно заповедям можно и в условиях, для религии комфортных, и в условиях атеизма: внешнее значения не имеет. Возьмем, например, первые века христианства: многие отказывались от Бога, потому что так было легче выжить, но нашлось немало мирян, священников и епископов, которые веру свою не предали, – жизнь отдали, но отступниками не стали и Римскую империю с ее язычеством победили.

С одной стороны, жить сейчас проще – мир все-таки цивилизованнее и образованнее, но с другой – наоборот, сложнее, поскольку искушений гораздо больше, а раз так, больше и препятствий на пути человека к Богу, но, чтобы одолеть их, достаточно проявить силу духа и стойкость убеждений.

Я, к примеру, ни разу не пожалел о том, какой путь избрал, и искренне верю, что единая Церковь в Украине будет, а тем, кто старается этого не допустить, мы можем твердость в защите своих интересов противопоставить. Каких? Иметь свое государство, свою Церковь, свой язык, свою культуру и свою историю и по жизни дорогой правды идти: тот, кто ею идет, всегда побеждает, и мы победим – не только желанием и настойчивостью, но и помощью Божьей. Вот прошли же борьбу с атеизмом – и победили, потому что защищали правду, которая заключается в том, что Бог есть. Как государственной идеологии атеизма больше не существует, и те, кто считает себя атеистами, учатся постепенно жить среди верующих и начинают веровать сами – даже ярые коммунисты, по убеждениям своим Господа отрицающие, православными атеистами себя называют.

С такой же стойкостью необходимо и другие испытания преодолевать – например, нынешнюю проверку на то, насколько нам нужен родной язык, а к тому, что происходит сейчас вокруг него на законодательном уровне, наше отношение однозначно: украинский язык в украинском государстве должен быть единственным государственным. Говорить как угодно можно: не только по-русски, но и по-арабски, по-китайски, по-немецки – чем больше языков знаешь, тем лучше, и мы за то, чтобы люди свободно общались на том, на каком хотят, но государственным должен быть только украинский, и каждый гражданин Украины обязан знать его и уважать.

Это причем не наша украинская выдумка, а опыт всего мира, ведь посмотрите: в Германии государственный язык один – немецкий, во Франции – французский, в России, где множество наций и народностей проживает, – только русский. Украинского нет, а почему, спрашивается, если украинцев там не намного меньше, чем у нас этнических россиян? – все это против правды, реалий жизненных.

Язык и вера стали в новом тысячелетии темами, о которых политики вспоминают обычно в преддверии выборов, чтобы народ расколоть, но, в конце концов, споры и распри вокруг государственного языка утихнут, а единая Церковь образуется как что-то само собой разумеющееся – для этого нужно время, и работает оно на нас. Поместная Церковь в Украине уже есть – это Киевский Патриархат, а Московский Патриархат – тоже Церковь, но не поместная украинская, и доказательством того, что объединение неизбежно, является ситуация внутри Московского Патриархата – разделение на автокефалистов и сторонников России (автокефалистов, замечу, больше).