Балаян: Давайте не будем о Михалкове, он мой товарищ. Но если он крикнет “Бей украинцев”, тогда я выступлю! И очень жестко
Украинские политики все еще не поняли, насколько важен кинематограф для интеграции в общемировое пространство, заявил в интервью корреспонденту "ГОРДОН" известный режиссер Роман Балаян. Последние годы он не снимает кино и даже закрыл свою компанию Illusion films, которая занималась продюсированием фильмов – нет вдохновения, утверждает режиссер. С другой стороны, Балаян признает, что последние годы деньги на кинопроизводство давали только россияне. А после аннексии Крыма и войны на Донбассе получать финансирование от страны-агрессора он не желает.
Балаян родился в селе Неркин Оратаг (сейчас это территория непризнанной Нагорн-Карабахской республики). Учился на режиссерском факультете в Ереванском театральном институте, а затем в Киевском государственном институте театрального искусства им. И.Карпенко-Карого, который окончил в 1969 году. С тех пор живет и работает в Украине.
В фильмах Балаяна снимались знаменитые актеры Александр Абдулов, Олег Меньшиков, Михаил Казаков, Олег Табаков, Наталья Андрейченко, Татьяна Друбич, Лев Дуров, а также бард и поэт Булат Окуджава. Фильм "Бирюк" номинировался на премию "Золотой медведь" на Берлинале 1977 года. Самой кассовой лентой Советского Союза стали "Полеты во сне и наяву", где сыграли свои лучшие роли Олег Янковский и Людмила Гурченко. Картина "Храни меня, мой талисман", которая вышла на экраны в 1986 году, получила награду "Золотой тюльпан" на Стамбульском международном кинофестивале. В 1998 году драма "Две луны, три солнца" в 1998 году номинировалась на премию "Хрустальный глобус" международного кинофестиваля в Карловых Варах. В 2009 году "Райские птицы" Балаяна были признаны лучшим фильмом стран СНГ и Балтии и получили премию "Ника".
В коллективную ответственность я не верю. Тем более в парламент Украины, где только тем и занимаются, что грызут друг друга
– Сегодня многие с тревогой следят за событиями в Армении. Вы наверняка постоянно общаетесь с соотечественниками. Как они настроены?
– Я часто звоню туда своим друзьям. Поначалу это действительно были выступления из-за цен на электричество. Но в кадре много молодых людей. Вряд ли им так уж интересно выходить на подобные манифестации. Значит, есть еще что-то.
Конечно, мои друзья хотели бы в Европу, но куда деться Армении и тем более ее правительству от России? Говорят, что все более или менее крупные структуры промышленности давно принадлежат россиянам. Страна находится в таком геополитическом пространстве, что единственным ее союзником в этом регионе является Россия. Хотя для нее Армения – всего лишь форпост. Недаром там стоят российские войска. Примечательно, что еще в 1904 году министр иностранных дел царской России, выступая в Думе, сказал: "Господа, вы же понимаете, что нам не армяне нужны, а Армения". Я это вычитал у философа Николая Бердяева, возмутившегося таким высказыванием. Так что в любое время РФ может и перестать интересоваться Арменией в связи с какими-нибудь новыми обстоятельствами.
Сомневаюсь, что выступления на проспекте Баграмяна в Ереване во что-то перерастут. Такого, как в Украине, что ушел президент или премьер, вряд ли можно ожидать.
– В Украине элиты все же сменились полтора года назад. Как вы оцениваете перемены, происходящие в политике и обществе?
– Если перемены и начались, то люди их не ощущают. Пока все свелось к тому, чтобы усечь социальные выплаты и увеличить тарифы. Нужно верить в завтрашний день. А именно этого и не хватает народу. Вот нашелся бы такой деятель, которому доверяют, который четко и понятно объяснил: все эти реформы и временные неудобства нужны, чтобы не мы, а внуки и дети наши жили счастливо… Но такого человека пока нет.
Нужен лидер (назовите его хоть гетманом, хоть царем или королем), готовый отвечать за свою страну и за ее будущее. А в коллективную ответственность я не очень верю. Тем более в парламент Украины, где только тем и занимаются, что грызут друг друга.
– Вы считаете, что обновление состава Верховной Рады на продуктивности ее работы не сказалось?
– Появившаяся коалиция уже через месяц начала свары со своими же. Все происходит, как и прежде. Смотрите, как парламентарии легко называют “бандеровцами” одних, а те их в свою очередь “бандитами”. Но ведь за “бандитами” и “бандеровцами” стоят миллионы избирателей, черт вас побери. Вы же сталкиваете народ! Так нельзя говорить. Надо вести спор спокойным тоном. Только одного такого депутата видел – Олег Березюк из фракции “Самопомiч”. Вот для меня уровень парламентария. Мне нравится, как он выступает с трибуны – спокойно и интеллигентно. Если ты имеешь что-то против, надо так сказать об этом своему оппоненту, чтобы ему стало неловко или стыдно. А зло кричать друг на друга – это рождает только обратную агрессию.
– Как оцениваете ход президента с назначением Михаила Саакашвили на пост главы Одесской области?
– Что бы там ни говорили, в Грузии он чего-то добился. Правда, мне не понравилась одна из последних встреч, где Саакашвили кому-то сказал: “Не надо лыбиться”. Такие слова не следует произносить политику, даже если хочешь остановить явного коррупционера.
Хотя я понимаю, что без такой энергии, как у него, ничего не получится. И мне хотелось бы верить, что все сложится. Но если бы его премьером назначили, было бы интереснее, ведь у главы правительства больше власти и полномочий.
Во мне все равно нет ненависти к русским и не может быть. К действиям нынешнего российского правительства, как и прошлого царского, есть. Но не к людям
– Когда произошла аннексия Крыма, вы сказали, что раскусили Путина еще 15 лет назад. Что именно настроило вас против него?
– Помнится, был в гостях у одной редакторши телеобъединения “Экран" в Москве и попросил, чтобы она включила выступление Путина. Это было первое его телевыступление. Она в ответ: да зачем вам это надо? Обозвала его и сказала, что у него глаза… Я все-таки не буду говорить, как она охарактеризовала эти глаза. Когда включили телевизор, для меня отчетливо стала видна разница между тем, что он говорит, и тем, что выражает его взгляд. Одно не соответствовало другому.
Но давайте не будем о России. Сейчас, в связи с войной, для меня главное то, что десяток моих друзей и приятелей из России постоянно звонят, волнуются, интересуются и все время повторяют: “Рома, ты же понимаешь, как нам стыдно”.
– Было бы просто не думать о том, что происходит в соседней стране, если бы на востоке нашей страны не было войны, которую развязали россияне.
– Мне кажется, надо было сразу действовать решительней – или жестко пресечь всяческие разногласия на местах, или же проводить референдум, чтобы понять тамошние настроения.
Я, кстати, вспомнил, как несколько лет назад все озлобились на писателя Юрия Андруховича, который сказал, что Донбасс надо отдать России. Он, видимо, предчувствовал такое развитие событий. Лично я уверен, что в ходе референдума многое решилось бы по-другому. Какая-то часть осталась с нами, какая-то отошла. А что теперь там делать и что у Путина в голове – никто не знает.
– Если вас пригласят, поедете в Москву?
– Я не езжу туда с тех пор, как произошла аннексия Крыма, хотя меня постоянно зовут на разные каналы. Конечно, друзей бы увидеть… Но поскольку рожа у меня более или менее известная, не могу. Вдруг какой-нибудь украинский таможенник спросит: "Ну что же вы в такое время туда ездите"? Или российский пограничник спросит: "Цель приезда"? Не хочу.
Ужасно, конечно, что настроили два народа друг против друга. В России столько наших, а в искусстве даже больше, чем самих русских. Имперцу ведь все равно кто, главное, чтобы его прославляли на его же языке. Всех русских "наказал" Николай Гоголь. Он на их языке создал такую литературу, что русские писатели удивились, а некоторые впали в комплекс. Когда кто-то сказал, что Гоголь не является великим украинцем, я очень разозлился. Более славного и широко известного имени трудно найти вне Украины.
– К слову, вас в России называют представителем “русской линии в украинском кино”. А вы сами кем себя ощущаете?
– Я украинский режиссер армянского происхождения. То, что я снимаю фильмы на русском языке, используя произведения Лескова, Чехова, Тургенева, ничего не меняет. Я вырос на их книгах. Не принимая вообще все, что делает Россия по отношению к Украине, я говорю по-русски – так мне комфортнее.
Плохо, что люди культуры из двух стран начали ненавидеть друг друга. Знаете, в России многие искренне считают Крым русским. Мы так же искренне полагаем, что он украинский, и не говорим, что он вообще-то крымскотатарский.
Но во мне все равно нет ненависти к людям из соседней страны и не может быть. К действиям нынешнего российского правительства, как и прошлого царского, есть. Но не к людям. Я не уподоблюсь тем, кто говорит, что все эти русские такие-сякие. Снизойти до этого для меня постыдно. Это, пардон, не мой уровень.
Я выступаю за начинающих режиссеров и утверждаю: каждый дебютант имеет право на художественную ошибку за государственный счет
– В интервью “ГОРДОН” музыкант Олег Скрипка рассказал о своем опыте общения с властью. Он предложил культурный проект главе правительства. По его словам, Яценюк ответил коротко: сейчас не время. А вы считаете, каково место культуры в столь сложный исторический период?
– Первое! Как и для просвещения. Говорят, денег нет... Мне кажется, это вранье. Деньги всегда есть. Только их бессовестно воруют. И ведь знают, у кого и где спрятаны капиталы. Не правда ли? А кино, между прочим, единственный информативный вид искусства для быстрой интеграции в мировое пространство. Если вышла талантливая картина – все о стране знают. По скольким фестивалям, хватая главные призы, путешествует фильм "Племя"! В титрах значится, что лента из Украины.
А вы знаете, что в Советском Союзе вся культура жила за счет кинопроката? Народ любил ходить в кино, как в Индии и Америке. Сейчас уже не то, но это не повод ничего не делать. При Копыловой (Екатерина Копылова с 23 декабря 2010 года до 28 февраля 2014 года возглавляла Государственное агентство Украины по вопросам кино. – “ГОРДОН”), у которой, говорят, были связи в верхах, сняли много фильмов. А до нее и после – ничего! В Украине должно сниматься минимум 20 фильмов в год. Тогда пара-тройка будет хороших.
– Говорят, с точки зрения культуры, Киев – глухая провинция. Хорошее кино некому снимать, да и с актерами беда. Вы как считаете?
– А мы что, всех проверили? Знаем какая у нас молодежь? Просто надо дать им возможность снимать. Я выступаю за начинающих и утверждаю: каждый дебютант имеет право на художественную ошибку за государственный счет! Давая снимать многим из них, мы быстрее узнаем о нашем киногенофонде на будущее.
Я свой диплом снял поздно – в 28 лет. Мне три года не давали деньги. Снимал в 1969 году в Карпатах. У меня была группа – 30 человек из Киева, елки-палки! Машины со съемочным и звукозаписывающим оборудованием, реквизитом… Тогда была такая возможность. Потом я, правда, снял дебютный фильм "Эффект Ромашкина". Был жуткий провал. Но это стало для меня большим уроком.
– Неудача разозлила?
– Нет, мне просто повезло, что его закрыли. Фильм мало кто увидел. А раз закрыли, думали, это что-то такое! Помню, сделал нарезку из лучших кусков на 20 минут, и показывал. Все увидевшие говорили: какой класс! А если бы его увидели целиком, в ужас бы пришли (смеется. – “ГОРДОН”). Потому что кино было очень плохое. До этого, кстати, в 1970-м я снял, на мой взгляд, хорошую документальную короткометражку об украинском театральном художнике Анатолии Петрицком. Во время сдачи на студии был отборщик на кинофестиваль, который проходил в немецком Оберхаузене. Он сказал, что возьмет на конкурс, но фильм на уровне Госкино Украины закрыли. Они там усмотрели что-то вредное. Дали деньги на второй вариант, и я снял его, но первый был, конечно же, лучше.
– Кто все-таки должен финансировать культуру и кино – государство или бизнес?
– Дело в том, что кино – это и бизнес, и искусство. Так повелось издавна. Чтобы частные лица давали деньги, они должны получить невероятные льготы. Да, у нас, наконец, сняли налог с пожертвований спонсора, но этого мало. Надо нечто такое придумать, чтобы инвестору было интересно вкладывать в культуру. Он должен иметь процент с проката от суммы вложенных им денег. Но проката-то нет и плюс недостаточное количество кинотеатров.
Непонимание роли кинематографа – вот главная беда современного украинского руководства, начиная еще с 1991 года. Сейчас, в связи с отсутствием средств на полнометражное кино, я бы давал деньги только молодым дебютантам, этим пока еще "хулиганам", которые пребывают в счастливом иждивенческом возрасте. В их беспечные годы я в день по пять сценариев писал. И так крутил, и этак – все можно за мамин счет. И нашей молодежи надо дать возможность пробовать. Да, будут ошибаться. Но я уверен, что из двух десятков дебютных фильмов, как я уже говорил, некоторые окажутся успешными.
А вы что, сразу шедевр хотите? Шедевры не заказывают! Давайте попробуем хотя бы два года подряд давать деньги исключительно молодым. Я хочу, наконец, этот киногенофонд увидеть! Может, если посмотрю, что молодые делают, сам проснусь и еще что-то такое тоже сниму – всякое возможно...
Министерство культуры всех насущных проблем решить не в состоянии. Это уровень парламента, президента и правительства. Сейчас никто не спешит поддерживать искусство, потому что война… Я вот все время думаю, если бы не было этой войны, неужели они нашли бы деньги на кино? Ведь и до войны не было!
Мы с Янковским были на одной волне. Мне нужно было его лицо, его органика, его глаза. Только с таким лицом я мог рассказывать советской интеллигенции о том, что меня гложет
– В ваших фильмах снимались многие известные актеры. Сложно было их заполучить, найти общий язык?
– Уговаривать особо никого не приходилось. Но, скажем, ни Табаков, ни Янковский, ни Гурченко не знали такого режиссера как Балаян. Им меня рекомендовали. Табакову, например, советовал гениальный театральный художник Давид Боровский, а Люсе Гурченко – Никита Михалков.
Вот как я “купил” Люсю? Пришла она ко мне в гостиницу “Мосфильм”. Я сижу на одной кровати, она села на другой, напротив меня, и начала проигрывать роль для фильма “Полеты во сне и наяву”. Все было в ее стиле, руки-ноги, ужимки… Очень интересно, но никакого отношения к тому, что я собирался делать, не имело. И я нашел что сказать (она потом любила этот момент пересказывать): “Люся, это гениально! Я вообще не представлял, что эту роль можно так сыграть. Но если бы я снимал этот фильм, например, во Франции, я бы пригласил Анук Эме”. Она ответила: “Я поняла. Буду сидеть в кадре и ничего не делать”.
Во время съемок она терпеливо ожидала в автобусе и лишь время от времени выходила и спрашивала: “Когда ты уже меня будешь снимать”? Я спрашивал: “Что”? Она: “Ну я уже с утра сижу в автобусе”. Я: “Да? Ну хорошо. Сейчас. Ладно. Потом”… И отходил.
Олег Янковский не только не знал, кто я такой, но и негативно относился к киностудии имени Довженко. Я приехал к нему в театр, он уже читал сценарий, ему нравилось, но он не знал режиссера. Я применил все свои хитрость и умение, чтобы убедить его: "Старик, только у меня тебе и сниматься”!
– Что вы ему пообещали?
– Я сказал, что если он сыграет в моем фильме, то получит премию за главную актерскую роль. Только это будет мой приз, а не его (В 1987 году за исполнение роли Сергея Макарова в фильме "Полеты во сне и наяву" Янковский получил Государственную премию СССР, а в 1988 году за роль Воробьева в картине "Филер" – главный приз Ex Aequo кинофестиваля в Вальядолиде (Испания). – "ГОРДОН"). Я достаточно вольно себя вел при первой встрече. Вообще, считаю, что надо держаться спокойно и свободно, где бы и с кем бы ты ни был.
Потом уже актеры сами звонили и приходили. Они видели: я могу им дать то, чего не давал никто другой... Янковский снялся у меня в четырех фильмах подряд. За “Полеты” его полюбили. Он был и трагичен, и комичен, и драматичен, как будто актер в разных фильмах играл.
Он больше любил “Полеты”. Мне же нравится “Поцелуй”, как концерт классической музыки для зрителей филармонии. Другое дело, что “Полеты” получились более эмоциональными и близкими зрителю, особенно интеллигенции того времени. Люблю я и ленту "Храни меня, мой талисман". В этих фильмах я наиболее себя выразил, что ли...
Мы с Янковским были на одной волне. Мне нужно было его лицо, его органика, его глаза. Только с таким лицом я мог рассказывать советской интеллигенции о том, что меня гложет, и не открыто говорить о том, что видно и так. Удивительно, этот фильм все же выпустили. А ведь могли закрыть. Но подобраться не к чему. Ничего плохого о советской власти нет, но все поняли, о ком и о чем речь: о человеке, никак не встроенном в ту жизнь, где личности были на уровне лишних людей.
Абдулов так хотел играть у меня, что специально отрастил бороду и подговорил ассистентку, чтобы она актеров не подбирала
– Как получилось, что вы взяли Мери Поппинс на роль Леди Макбет?
– Во-первых, фильм о Мери Поппинс я не видел. Во-вторых, Наталья Андрейченко – гениальная актриса. Я случайно ее встретил где-то и пригласил без проб. В ее глазах такая трагедия, как у Роми Шнайдер. Когда она что-то говорит на первом плане, в ее глазах видна еще некая драма, которой нет по роли.
А вот Абдулов на съемки “Леди Макбет Мценского уезда” попал случайно. Я просил ассистентку поехать в Сибирь и найти мне этакого настоящего сельского мужика с реальной русой бородой и с мощной фигурой. На “Мосфильме", где я и снимал эту картину, ко мне в группу все время заходил Сашка, мол, хочу, чтобы ты меня попробовал. Я ему честно говорил: "Саня, это не твое"! Через месяц он снова пришел ко мне, специально отрастив свою русую бороду. Я рассмеялся и сказал: "Ладно, хрен с тобой". Он потом признался, что договорился с ассистенткой и она никого на самом деле не искала.
– Абдулов так хотел сыграть эту роль?
– Нет. Он так хотел играть у меня. Он совершенно не был похож на этого героя. Мне был нужен крестьяноподобный мужик, а Саша – красавец! Он, правда, сыграл очень хорошо.
Андрейченко, когда первый раз увидела фильм, убежала. Ей настолько не понравилось, что она даже со мной поговорить не могла. Ее мы озвучивали в Риме. Муж, Максимилиан Шелл, оценил фильм очень высоко и переубедил Андрейченко. Он сказал: "Это единственная твоя роль, которая мне понравилась".
Кстати, “Леди Макбет” – единственный фильм, который мне предложили снять. В Госкино СССР отметили: "Рома, итальянцы сказали, что это твое". Картину снимали с участием Италии на швейцарские деньги. Я прочел повесть и ужаснулся. Но уже было поздно, весь процесс в запуске, натуру выбирают, актеры есть, а я не написал режиссерского сценария. Три дня осталось до его сдачи! Пошел к главному редактору Абдурахману Мамилову и сказал: "Отказываюсь снимать". Он мне: “Рома, ты что, так нельзя! Деньги потрачены”. Я уперся – ищите кого-то другого и все.
Потом мы вместе пошли к директору Владимиру Досталю. Он тоже стал меня уговаривать: “Группа работает, шесть человек на зарплате, все оплачено, что же такое? Значит так, я тебя, единственного режиссера в практике "Мосфильма", запускаю в подготовительный период, но чтобы на десятый день у меня на столе был режиссерский сценарий”. Я сдал его на третий день. Просто почувствовал, какое ко мне доверие, насколько я подвожу людей.
Не жалею. Это были очень веселые съемки. Мы работали в Пущино, в 110 км от Москвы. На берегу Оки построили декорации. За время работы съели 29 баранов.
– Необычный показатель продуктивности труда…
– Оператор Паша Лебешев вдруг обнаружил, что у нашего сторожа, невдалеке от декорации, есть стадо баранов. Мы с Пашей пошли договариваться. Спрашиваю у сторожа, что он с ними делает. К весне, говорит, режу, шкуру оставляю, мясо – продаю и выручаю по 50 рублей за барана. Я ему предложил: “Сто рублей. Режешь? Приедет машина и в гостиницу привезешь”. Он давай упираться, что я жене скажу, да и осень еще только... “Старик, шкура тебе и сто рублей тебе. Не хочешь – не надо”. И мы ушли. Он догнал нас: “Роман Гургенович, а можно так сделать, чтобы моя жена не узнала?" 29 баранов мы съели за два месяца экспедиции. Ну, может, чуть меньше... А жена его не узнала, видите ли… (смеется. – “ГОРДОН”). Лебешев тогда часто повторял: самое лучшее в кино – это мясо!
– Олега Меньшикова вы снимали один раз. Сейчас взялись бы с ним работать?
– На самом деле, два раза. Он не напоминает, но я был первым, кто с ним работал. Оператор Сурен Шахбазян, как режиссер, снимал в 1980 году картину “Жду и надеюсь”. Его должен был снимать я, но я тогда разозлил всех, сказав, что это будет односерийный и черно-белый фильм. Написал сценарий. Его зарубили в Москве. А Сурен взялся снимать тот трехсерийный вариант. Он сам был и оператором. На пятый день работы позвал меня. Я приехал в Сарны (небольшой город в Ровенской области. – “ГОРДОН”), пошел на съемочную площадку. Шахбазян показал то, что успели отснять: проезды на подводе, и как трое все время бегут по лесу рядом с телегой. Я же сценарий знаю и говорю: “Сурен, этот парень, Меньшиков, никак на главного героя не тянет"!
Он: “Рома, да ты что, еле уговорили его". Нет, говорю, надо менять и все! Раз позвали меня работать с артистами, то поверьте. Шахбазян очень огорчился. Оставив его в таком состоянии, я зашел в гримерную и увидел какого-то парнишку в сапогах с шикарной шевелюрой, который лихо пел под гитару. У гримерши спросил, кто это? Она: “Так это же наш главный герой”.
Как так? Неужели тот самый парень, которого я только что на экране видел? Быстро пошел к Сурену, говорю: “Успокойтесь! Он будет играть, только его не так снимать надо. Что вы с ним сделали, вы же его испортили, напялив на него дурацкую кепку. Меняем кепку"!
К слову, это я отдал Меньшикова на съемки фильма “Родня”. Тайно от Сурена, придумал причину отъезда актера. Дело в том, что мне позвонил Михалков и стал умолять отпустить парня на три дня к нему в Днепропетровск. Но задержал на четыре, да еще и наголо остриг, как обещал, мол, вернем с париком… По поводу парика я решил застраховаться. Помню, зашел к гримерше Ляле. Она обожала Меньшикова. Начал хитрить. Говорю, хочу его наголо остричь и парик другой сделать. Она: “Да вы что! Не могу на такое пойти. Как я в экспедиции сделаю ему парик? Это же невозможно”! Я ее убедил, сказав: "Ну сколько человек посмотрят наш фильм? А мальчика приглашает Михалков. Все режиссеры обратят на него внимание после выхода ленты Михалкова". Она сразу согласилась.
Когда Меньшиков вернулся, пока никто не заметил, мы на него натянули свой парик. И уже на площадке Шахбазян смотрит на него и говорит, не отрываясь от камеры: “Олег, ты что, помыл голову”? У того меняется лицо, и я понимаю: нам хана! Но из-за плеча Шахбазяна киваю головой, мол соглашайся. Олег ответил: "Да". Шахбазян: “Так лучше. Каждое утро мой голову”. Потом мы в этот же день Сурену все рассказали. Посмеялись от души.
Владимир Машков подошел ко мне и говорит: "А вы знаете, что это вы меня в кино привели"?
А еще Владимир Машков на каком-то рауте в Москве подошел ко мне и говорит: "А вы знаете, что это вы меня в кино привели"? Я удивился. Оказывается, Анатолий Матешко снимал “Зеленый огонь козы”. Были пробы. И Машкова не взяли на главную роль. Я тогда был художественным руководителем объединения. Матешко пожаловался, что ему дирекция студии не утверждает актера. Посмотрев пробы, я пошел в дирекцию и сказал, что "парень классный и очень даже подходит". Его утвердили, поверив мне. Машков удивился, как же я мог забыть об этом.
– Наверняка есть актеры, которых вы не сняли, но хотели бы с ними поработать. Кто это?
– Иннокентий Смоктуновский и Олег Борисов. Но тогда не было органичных для них ролей. Я не видел их в своих фильмах. Мне нужно было лицо Янковского, не до конца понятного и раскрытого.
– Хочу спросить о Никите Михалкове...
– Давайте не будем о нем. Я категорически ничего не признаю из того, что он говорит и чем сейчас занимается, но он мой товарищ. Я стараюсь ничего о нем не смотреть и не читать, но мне все равно пересказывают. А я даже слушать не хочу. Мои друзья для меня, как и мои дети – они могут быть и плохими, и всякими… Вот если Михалков крикнет: “Бей украинцев”, тогда я выступлю! И очень жестко...
Импровизации Параджанова были сильны и моментальны. Я бы такое неделю разрабатывал, а он творил здесь и сейчас
– Тогда давайте о Сергее Параджанове. Когда вы с ним впервые встретились, думали, что он окажет на ваше творчество такое влияние?
– Я вообще не хотел с ним знакомиться, поскольку знал некоторые слухи. Привел меня к нему мой однокурсник Витя Перегуда, говоря, что тот снял гениальный фильм. Мне Параджанов сразу очень не понравился. Высокомерно разговаривал, особенно с Перегудой, которого он знал с детства. Тот фамильярничал, называл режиссера Серегой, и Параджанов отвечал тем же. Правда, когда мы уходили, он мне сказал у дверей: "Заходи, только без дурачков".
Мы не общались, пока я не посмотрел “Тени забытых предков”. Я был ошарашен. Пришел к нему и говорю: “Это гениальный кинопримитив”. Он возмутился. Еле-еле убедил его, что я хвалю кино. Сказал: "Вы что, не понимаете слова "примитив"? В кино это намного труднее сделать. А вам удалось!”. С тех пор мне уже было все равно, что о нем злословят.
Знаю одно, если бы не он, я был бы другим режиссером. Его высота все время давила. Импровизации его были сильны и моментальны. Я бы такое неделю разрабатывал, а он творил здесь и сейчас.
Параджанов очень любил народное искусство. Для него глечик был не просто глечик. Я уверен, что режиссер такого плана, как Параджанов, может интереснее снять о Швеции, чем сами шведы. Это особый взгляд со стороны человека, который понял и полюбил страну. Вот я смотрю на Армению и все вижу, поэтому часто критикую. Но никогда не хотел снимать, потому что она слишком моя.
До того, как я уехал из Карабаха в Ереванский институт, я считал, что самая красивая женщина на нашей улице – моя мама. Она действительно была красавица, с тонкими чертами лица. Ее звали Рус Маро, что означало похожая на русскую. Когда я приехал через год, заметил, что у соседки, тети Марии, гораздо интереснее лицо. Я уже смотрел на нее как художник. И мне стало жаль маму, я еще больше ее полюбил.
Мы стали людьми потерянного поколения. Мы хорошо думали в клетке, постоянно пытались из нее вырваться. Освободиться не удавалось, но мы смело бросались к этим прутьям
– Почему вы сейчас не хотите снимать, возможности есть и зрители давно ждут новый фильм?
– Мне скучно. Я не вижу рядом ничего такого, что возбудило бы меня. Уже давно. После “Леди Макбет” я снял “Первую любовь”, которую мало кто помнит. Недавно делал цветокоррекцию этого фильма и удивился – так много всяческих тонкостей я там придумал. Но есть сценарная недоработка. Не хватает зацепок для зрителя. Только художник может досмотреть фильм до конца. Задержать внимание зрителя я не смог – сам писал сценарий. А все режиссерские находки появлялись на ходу, я их придумывал прямо на съемочной площадке. И понравился фильм только Кире Муратовой.
Я часто говорил, что до 1987 года “игрался” в кино. Во мне не было серьеза, такого взрослого, профессионального отношения. Поэтому работа больше нравилась. А начиная с "Леди Макбет" я уже снимал за очень большие деньги. Такие деньги, как я, в Москве получали пять–шесть режиссеров.
– Как вы растеряли легкость?
– Исчезла энергия. После 1986 года пришла гласность. Я и многие мне подобные растерялись. А что снимать? Кино про любовь, что ли? Нет, это не для нас. Мы же на сопромате мыслили и работали.
Мы стали людьми потерянного, скорее даже, растерянного поколения. Мы хорошо думали в клетке, постоянно пытались из нее вырваться. Освободиться не удавалось, но мы смело бросались к этим прутьям, протягивали руки. А сейчас у меня уже два года сценарий на 32-й странице. Остальные два десятка страниц устно я всем рассказываю, но сесть и записать почему-то нет желания. Для кого делать? Чтобы фильм четыре раза в кинотеатре прокрутили? Фестивали? Это все для молодых. Да я и не в той форме, наверное, чтобы суметь снять фестивальное кино. Мне хочется диалога со зрителями. Но наши кинотеатры забиты американскими фильмами. Отечественным проблемно туда прорваться, а уж окупиться в прокате тем более.
– Вы говорили, что по телевизору кино не смотрите...
– Вообще никак не смотрю.
– И мировые премьеры не отслеживаете?
– Нет, я совсем не гляжу кино. Это критикам интересно. А меня увлекают театр, художники, филармонические концерты. Недавно приезжала с выступлением Наталья Половинка из Львова исполнять “Тихие песни” Валентина Сильвестрова. Это было потрясение. Раз в Украине есть еще возможность слушать таких, как Половинка и Сильвестров, значит, не все потеряно.