Быков: Безмозглая, бессмысленная груда лежит на месте рухнувшей страны

Стихотворение под названием "Забывчивое" опубликовано в очередном номере российской "Новой газеты".

Вот Хиллари в Москве у нас забыла
какой-то дико важный документ,
но не спешите видеть в ней дебила.
Тут есть географический момент.

В Москве и не такое забывали –
и до сих пор не вспомнили, увы.
Тут помнят, с кем и сколько воевали,
а остальное – вон из головы.

Не то чтоб мы особые растяпы
(еще воскликнут: "Русофобский жид!") –
но здесь такие правили сатрапы,
что, если помнить, лучше уж не жить.

Мы прошлое всегда считаем раем,
благословляем прадедов и рать,
поскольку, если мы не забываем,
нам будет невозможно повторять,

А если мы себя не повторяем,
то нас осудят прадед или дед,
мы суверенность русскую теряем
и подрываем суверенитет.

Не понимаю штатовского пыла,
скорбей о незначительном прыще:
Россия так и столько позабыла,
саму себя забыла вообще!

Подумаешь – секретная бумага…
Тут речь об амнезии всей страны:
и Грозный был святой, и Сталин – благо,
и Ленин, и Гагарин – все равны!

Не стало ни Кронштадта, ни ГУЛАГа,
ни адских дней, ни праздничных минут.
Спасибо, что она, Москвой гуляя,
не позабыла, как ее зовут,

А то б еще, от ужаса икая,
бродила бы вдоль Чистого пруда,
не понимая, кто она такая
и для чего приехала сюда.

Да, многие, вступая в наши двери,
становятся похожи на чудил.
К Лаврову, например, приедет Керри –
и забывает все, что он твердил:

Мол, мы за мир! – с улыбкой карамельной;
водяра, пицца, дружелюбный тон…
А то, что мир, по сути, параллельный, –
он вспомнит, лишь вернувшись в Вашингтон.

И лидер наш, почесывая темя,
не помнит сам, что выгодно ему:
то говорит, что мы в Крыму все время,
то говорит: нас не было в Крыму…

Склероз российский грозен и вынослив:
никто не помнит точек болевых,
забыли все, кем были в девяностых,
забыли все, кем стали в нулевых,

Не помнят слов своих, чужих не помнят,
начнут припоминать – теряют нить;
порой штаны от ужаса наполнят –
и ходят, не подумавши сменить!

И наше солнце, наш бессмертный полдень,
единственный у нас отец и мать,
сказал за всех: "Теперь не время помнить.
Советую порой и забывать".

Нам выпало терпеть такую пору,
от коей не укрыться в интернет:
что Хиллари? Я сам себя не помню.
Куда, не знаю, делись двадцать лет?

Что мне ответить наглому невежде,
куда деваться от позорных рыл?
Мне грустно помнить то, что мог я прежде;
мне страшно вспомнить то, что я забыл.

Что мне за дело до супруги Билла?
Страшней брести сквозь тухлые года –
и понимать, что это было, было,
но с нами ли, и здесь ли, и когда?

Безмозглая, бессмысленная груда
лежит на месте рухнувшей страны.
Вон Клинтон хоть уехала отсюда –
и вспомнила.

А мы обречены.