Савченко: Тимошенко, Медведчук и Путин имеют общее прошлое, завязанное на деньгах и крови G

У людей, которые приходят во власть, меняется группа крови

– Наш гость – народный депутат Украины Надежда Савченко. Надя, я рад тебя приветствовать.

– Рада снова нашей встрече, Дмитрий.

– Я тебя процитирую: "От любви до ненависти – один шаг. Еще в первый день после освобождения я сказала: "Сегодня вы мне цветы дарите, а завтра камни в меня бросать будете. Яйца уже летят. Камни – пока что нет. Но, думаю, могут полететь и гранаты". Все-таки могут гранаты полететь?

– Могут. У нас сейчас посреди Киева стреляют, также и гранаты летали, и еще могут летать. Я очень часто бываю в зоне АТО – там, где пули свистят и снаряды рвутся. Так что все может быть…

– В Киеве похоронили Дениса Вороненкова, экс-депутата Госдумы России, который приехал в Украину со своей женой Марией Максаковой (также экс-депутатом российской Государственной думы). Он получил украинское гражданство. На днях его застрелили прямо в центре Киева, рядом с Premier Palace Hotel. У него был один охранник. Ну а ты сегодня приехала без всякой охраны – только с сестрой Верой. Это возможно?

– Моя сестра – мой самый лучший охранник. Она вытащила меня из российской тюрьмы, она же спасет меня и в Украине. Я в нее верю. А вообще... ничего не спасет от пули, поэтому защищаться бессмысленно. Если уж дело задумано, ни один охранник не спасет, ни восемь. Я пока справляюсь без охраны. Ну а в дальнейшем мне, скорее всего, нужны будут не охранники, а друзья, которые вместе со мной будут готовы за идею отдать жизнь.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Снова цитирую тебя. Ты мне как-то сказала: "Вернувшись в Киев, я поняла, что из одного говна попала в другое". Скажи: где врагов Украины больше – в России или в Украине?

 – Несознательных и тупых – больше в России, а подлых – в Украине. Здесь хватает врагов для того, чтобы не давать нам спокойно жить на протяжении вот уже 25 лет.

– Почему эти люди ненавидят Украину, как ты думаешь?

– Потому что очень любят себя, свои собственные интересы и деньги. Для них не имеет значения, Украина это, Россия, Литва или Италия. Они бы грабили любую страну, потому что прежде всего любят себя. У них нет святой любви ни к чему другому.

– Деньги многое решают?

– Власть решает больше. Есть люди, больные властью.

– Для тебя деньги что-то значат?

– Чем больше их появляется, тем больше я понимаю, что их можно раздавать.

– В Верховной Раде ты оказалась не по своей воле, как я понимаю. Ты сидела в тюрьме, и тебе начали поступать различные предложения. Так ведь?

– Нельзя сказать, что я подписывала совсем уж безвольно или под давлением, но это была своего рода авантюра: я не знала, что будет завтра, я могла умереть каждый день, потому мне было интересно ввязаться в драку, а там – посмотрим.

– Когда ты пришла в Верховную Раду, увидела зал, рассмотрела людей, которые тебя окружают, первое впечатление было какое?

– Я недавно смотрела твое интервью на NewsOne. Ты сказал, что не любишь всех, кто в Верховной Раде, что не доверяешь им, – так же и я. Я почувствовала себя, словно в камере-одиночке – только очень шумной и с очень-очень тяжелой атмосферой.

– Ну хоть кто-нибудь из украинской власти тебе нравится? Есть такой человек?

– (После небольшой паузы). Есть. Например, Виктор Пинзеник. Он мне нравится тем, что не устраивает цирк в парламенте, как другие депутаты, думает над каждым законом, принимает взвешенные решения. Как и Юрий Левченко – он также анализирует все законы… Я уверена, что есть еще люди с мозгами, которые сидят в Верховной Раде не просто так. Ну а что значит "нравится"?.. В каком смысле? Как политик? Для этого, наверное, нужно иметь большие достижения, демонстрировать большую волю и работоспособность. Много кто говорит: "Я хотел-хотел, верил-верил и не сделал". Наверное, на то, чтобы что-то получилось, нужно положить жизнь.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– В прессе и в интернете очень много каких-то конспирологических версий… Пишут, что Тимошенко, Медведчук и Путин – это одно целое. Ты тоже так считаешь?

– (Улыбается). Это три человека, которые имеют общее прошлое, завязанное на деньгах и крови…

– …и на крови?

– Да, и на крови. Такое прошлое никогда не отпускает, оно всегда влияет на будущее, и будущее у них будет общим. Вы же не думаете, что "кровь" – это когда ты лично кого-то убил? "Кровь" – это деньги, отобранные у людей, умерших от нищеты, от горя и бедности. "Кровь" – это разрушенные жизни, это недолеченные инвалиды... 

– Какие у тебя сейчас отношения с Тимошенко?

– Рабочие.

– Вы общаетесь?

– Конечно – в Верховной Раде, если это необходимо.

– Что ты думаешь о Юлии Владимировне? Что она за человек?

– (Задумалась). Я, наверное, не так часто о ней думаю, чтобы анализировать... Я просто ей не верю.

– Она может что-нибудь сделать для Украины в будущем?

– Я слышала, что у людей, которые приходят во власть, меняется группа крови. За Тимошенко, я, как и все украинцы, наблюдала, на протяжении 25 лет. И ни разу – была ли она при власти или собиралась во власть, как сейчас, – я ей не поверила. Не могу объяснить это ощущение... Это интуиция...  Не думаю, что для Украины она может сделать что-нибудь хорошее.

– Я тоже много лет за ней наблюдаю. Мне она интересна – в отличие от многих других политиков. А тебе она интересна?

– Внешне она холодная, как восковая кукла. Я думала, это кажется только с экрана телевизора. Но нет – и в жизни, рядом кажется то же самое. В то же время понятно, что за этим "воском" кроется что-то другое. Не скажу, что она мне интересна, скорее я была бы с нею осторожна.

То, что не выйду из тюрьмы, меня не пугало: в любом случае вышла бы – мертвой или живой

– "Верховная Рада, – сказала мне ты, – это "Титаник", который идет ко дну". Почему ты не уйдешь из Верховной Рады, не убежишь с этого "Титаника"?

– (Улыбается). Я умею плавать.

– Ты не допускаешь мысли о том, что нужно встать и уйти, о чем мы с тобой говорили неоднократно?

– Я допускаю, что сама для себя расценю это как слабость. Я не пасую перед серьезными преградами.

– Ты всегда сильная?

– Всегда.

– У тебя никогда не было момента слабости?

– Бывает агрессия или мандраж... Как правило, это заканчивается тем, что я сажусь перекурить, – и иду дальше.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Когда ты оказалась в российской тюрьме, в таком тяжелом положении для женщины, у тебя было ощущение слабости?

– (Улыбается). Нет. У меня, к сожалению, не было ни одной сигареты… Но и ощущения слабости не было.

– Ну, скажем, были критические дни…

– Это не делает женщину слабее – это просто тот женский груз, с которым учишься жить. Дело житейское – случилась такая неприятность, но ничего страшного...

– В камере хотя бы однажды ты ощущала себя несчастной, всеми брошенной узницей, которая никогда оттуда не выйдет?

– Нет, ни единого раза. То, что не выйду, меня не пугало: в любом случае вышла бы – мертвой или живой. Я всегда ощущала себя собранной, постоянно злой, все время была на стреме, так сказать, в состоянии борьбы.

– Ты готова была умереть?

– Легко.

– Почему?

– Потому что однажды в жизни я для себя приняла это решение – когда стала военным. Я прекрасно знала: эта профессия предполагает то, что каждый день ты можешь умереть. С другой стороны, человек каждый день может умереть – в результате автомобильной аварии, от какого-то несчастного случая. Задумываться об этом не стоит – все равно человек умрет.

– Но вот сейчас ты выйдешь на улицу – а там весна, весенние запахи и все по-другому, и так хочется жить…

– Я и живу!

– Но ты готова умереть в любой момент? И сегодня готова к этому?

– Желание жить не означает, что ты не готов умереть. Одно другому не мешает. И когда ты каждую минуту готов умереть, ты каждую минуту жизни ценишь гораздо выше, чем если думаешь, что будешь жить вечно.

– Осенью в Украине могут состояться президентские и парламентские выборы?

– Могут.

– И что тогда?

– Исключительно путем выборов ничего не изменится, потому что ЦИК, как и вся политика, балансирует на том, что представители власти просто снова поменяются местами – кто кого переиграет. Будет ли готов украинский народ сделать правильный выбор? Я думаю, народ уже готов, а к осени будет готов еще больше.

– Как ты оцениваешь самосознание украинского народа?

– Время от времени люди меня разочаровывают, а иногда – возвращают к жизни. Это зависит от того, какого человека ты по дороге встретил. Иногда кажется, что ради таких людей не стоит жить, работать, стараться. А потом ты вдруг встречаешь человека и думаешь: если хотя бы один такой человек существует на свете, значит, все не зря. Работай!

– То есть в целом разочарования в народе у тебя нет?

– Нет. Я просто привыкла очень многое людям прощать – их слабость, трусость… Я много чего прощаю, понимаю, что люди идеальными быть не могут и одинаковыми не могут быть. Потому стараюсь не утратить способность замечать в людях что-то хорошее.

– А ты понимаешь, что 10 процентов – это социально активные люди, которые хотят перемен и что-то для этого делают, а 90 процентов – это сплошное болото?

– Это статистика, факты. Так устроен мир. 10 процентов – это даже много...

– Так в любой стране?

– В любой ли стране?.. Думаю, что людей больше всего будит горе – когда оно становится общим для всех (в Украине оно сейчас ограничено определенной территорией). Тогда те 10 процентов становятся волонтерами, идут добровольцами на фронт... Во время Второй мировой войны, когда война шла по всей стране, очень много людей открыли в себе больше хорошего, чем плохого. Не хочется, чтобы и в этот раз понимание далось нам такой же дорогой ценой. Но я надеюсь, что скоро станет больше хороших и думающих людей.

Я говорила, что в случае проведения выборов стану президентом. Сейчас ситуация изменилась

– Ты заявляла, что уверена в своей стопроцентной победе на выборах президента Украины. Президентом ты станешь?

– Богу виднее. Когда меня спрашивали, я говорила, что на тот момент в случае проведения выборов я стану президентом. Сейчас ситуация изменилась. Стану ли?.. Нужно будет – стану. Если это нужно будет украинцам, всем святым, добрым силам, которые хотят что-то изменить.

– Ты представляешь себя, Надю Савченко, в кресле президента Украины?

– (Улыбается). А что, это кресло – какое-то особенное? Я думала, это такой же стул, как и тот, на котором я сейчас сижу. Но я сомневаюсь, что буду очень долго сидеть в кресле, на одном месте. Я и в Верховной Раде-то усидеть не могу – я там больше стою.

– Что ты будешь делать, если вдруг станешь президентом?

– Четкие, последовательные шаги, с расчетом на будущее – лет на 10 вперед. Первый шаг – это обязательная перепись населения…

– …для чего?

– Для того, чтобы знать, как поменялась демографическая ситуация в Украине, сколько у нас сейчас инвалидов, сколько малообеспеченных семей, сколько представителей среднего бизнеса – людей, которые могут себя обеспечить, сколько украинцев переехало, сколько выехало за границу и в какую страну… Эту информацию необходимо знать, чтобы понимать, ради кого ты работаешь как президент.

Шаг второй: закрепить в Конституции импичмент президенту (путем референдума, народного вече) и обязательно этим пользоваться. И отзыв депутатов всех уровней – начиная от сельсоветов и заканчивая Верховной Радой. Это смена политической системы в целом.

По сути, это республиканский набор действий. Есть демократия, а есть республиканство. Демократия, как я понимаю, – это когда люди выучили, воспитали политическую элиту и доверяют ей. Они говорят: "Мы вам доверяем, мы вас не контролируем и знаем, что вы будете соблюдать наши интересы". Наша страна называет себя демократической, но политических элит в ней нет – есть так называемые гибридные вожди. Республиканская форма несколько иная: мы вам доверяем, но мы вас и контролируем. Это власть, которая формируется снизу вверх, при условии обязательного контроля.

Я считаю, что когда людям раздадут власть и полномочия на местах, и когда самосознание людей вырастет до понимания того, как ею правильно пользоваться, президентство как таковое в Украине больше будет не нужно.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Виктор Медведчук – это демон или человек, которого демонизировали?

– Я с ним не знакома. Оценить человека могу тогда, когда хотя бы увижу его взгляд. Возможно, на следующем нашем интервью я отвечу на этот вопрос.

– Ты не знакома с Медведчуком?..

– …не знакома.

– …и совсем никогда с ним не встречалась?

– Никогда. Даже по телевизору вижу его не так часто, чтобы хорошо представлять, как он выглядит.

– Вера, твоя сестра, с ним знакома?

– Знакома.

– Как они общаются? Как часто и о чем?

– Не часто и исключительно по вопросам освобождения пленных. К Вере обращаются родители, которые хотят забрать своих родных с той стороны, и просят свести их с Медведчуком. Вера помогает им обмениваться контактами. Если необходимо о ком-то поговорить, за кого-то попросить, передать, что есть какая-то информация, которая может помочь, она говорит с ним лично.

– Я очень много слышал о том, что ты – проект ФСБ России. Скажи: это правда?

– (Улыбается). У ФСБ не хватило бы таланта на такой проект. Я – самородок.

– Народный депутат Андрей Лозовой сказал: "Есть основание считать, что Савченко не сидела в российской тюрьме – это был спектакль". Один из представителей украинских спецслужб, мой товарищ, сказал мне, что ты не сидела в российской тюрьме, а находилась все это время на базе ФСБ, в подмосковном городе Балашихе. Это так?

– Есть основание считать, что народный депутат Лозовой – дурачок, а сотрудник структур – или же идиот, или "велика падлюка".

– Уже после освобождения из российской тюрьмы ты ездила в Россию. Это было согласовано с российской стороной?

– Нет. Для них это было такой же неожиданностью, как и для украинской стороны. Они меня действительно принимали по факту, они действительно не знали, что с этим делать. Уже потом, во время трехсторонней встречи в Минске, я общалась с представителем Российской Федерации, который сказал, что они никак не ожидали от меня такого шага.

– Ты ездила на оккупированную часть Донбасса. Под чьи гарантии?

– Ни под чьи.

– Вот просто так – села и поехала?

– Никто не может дать гарантии от пули, от снаряда, от разрыва при переходе линии огня. Я, если вы заметили, часто делаю какие-то заявления…

– Неожиданные…

– …ну, возможно... Поэтому я объявила, что готова ехать на Донбасс, поскольку после первой встречи в Минске не вижу смысла проводить там вторую, и что вторую нужно проводить в Донецке, а третью – в Киеве. Это было своего рода предложение, медийный вызов. Через какое-то время мне ответили, так же медийно, что я могу приехать на оккупированную территорию и мне там гарантируют безопасность, но не гарантируют мою безопасность в Киеве. Это и было "приглашение". А дальше уже – исключительно мое дело: как я туда доберусь и какие гарантии там получу. Я понимала, что при пересечении линии разграничения не может быть никаких гарантий, ну а там я поняла, что вряд ли нужна им в плену еще раз…

– Я абсолютно уверен, что разговаривать с Захарченко или Плотницким вовсе не имеет смысла, тем более таким уважаемым людям, как Леонид Данилович Кучма, потому что ключи от решения донбасской проблемы – в кармане у Владимира Путина. Зачем тебе было общаться с Захарченко и Плотницким?

– У них в кармане может быть "напильник"…

– Что они за люди – Захарченко и Плотницкий?

– Они разные. Плотницкий – хитрый философ, Захарченко упертый и очень быстро думает.

– Это хорошо?

– Когда он твой противник – это опасно.

– Они с уважением относятся к тебе как к офицеру?

– Лучше спросить у них.

– Когда ты с ними общалась, как это происходило? Там был накрыт стол или вы просто сидели и разговаривали?

– В Минске все организовали так, чтобы мы не имели возможности чем-нибудь запустить друг в друга – на столе не было даже кофе. Это был просто стол в кабинете. Мы разговаривали часа три с половиной, наверное…

– Ого!

– Конечно. Переговоры – дело нелегкое. Только потом уже кофе попросили…

– Уважение с их стороны к тебе было, как ты почувствовала?

– Я бы сказала, да. Общались мы, конечно, в резком тоне, но с соблюдением субординации.

– Они понимают, что будущего у них нет?

– Понимают.

– И что они хотят делать дальше?

– Не сдаваться.

– Как они закончат, на твой взгляд?

– Если пожалеют свою шкуру, сбегут.

– Куда?

– В Россию. Если не пожалеют – умрут...

– Сбегут в Россию?..

– А куда же им еще бежать?

– А в Украину они сбежать могут? В обмен на гарантии государства?..

– Не при этой власти.

На какое-то время смертная казнь в Украине необходима – чтобы приучить людей к тому, что существуют рамки закона


– С Путиным тебе хотелось бы встретиться?

– В первый раз и в последний раз.

– За твоей судьбой, за ходом событий весь мир следил, затаив дыхание. В том числе и лидеры ведущих стран мира – от Америки до Европы. Ты с кем-нибудь из них встречалась?

– Практически со всеми. Я была на круглом столе в НАТО, где присутствовали, наверное, все европейские, западные лидеры, там я и виделась со всеми. Ко мне подходили, здоровались, говорили добрые слова. Позже я отдельно встречалась с Далей Грибаускайте.

– Кто из них произвел на тебя самое яркое впечатление?

– Каждый – по-разному. Очень большой поток информации, очень много впечатлений. Я ловила на лету – какими могут быть люди, какой может быть дипломатия, особенно зарубежная, как необходимо себя вести, насколько люди искренни... Это был интересный опыт.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Одна из твоих коллег, народный депутат Украины, сказала, что когда ты находилась на Донбассе, ты подстрекала наших бойцов возвращаться в Киев и атаковать Банковую. Это действительно было?

– Я бы, наверное, сказала, что бойцы меня подстрекали. Каждый раз, когда останавливаешься на блокпостах, тебя спрашивают: "Ну когда вы уже там все решите? Сколько это еще будет продолжаться?" Это были обычные разговоры, которые происходят повсюду. Только в цивилизованных странах это называется "гласность", а у нас это называется "вывернем как захотим". Поэтому против меня разными структурами возбуждено уже четыре уголовных дела, в четырех направлениях – их пытаются довести до конца по приказу сверху.

– Блокада Донбасса нужна?

– Какая из них – та, которую устроили люди, или та, которую устроила власть?

– Та, которую устроили люди.

– Люди не могли поступить по-другому. Необходимо показывать, что в Украине не так, с чем не справляется власть, указывать на ее ошибки. А та блокада, которую делает власть, уже не нужна. Потому что все эти действия нужно было совершать, начиная с Крыма, чтобы не было войны на Донбассе. Потом нужно было объявлять военное положение, закрывать границы, очень жестко разбираться с тем, где видна рука России, чем она владеет, – всюду, начиная с банков и заканчивая заправками, включая все структуры, особенно военные и силовые, в которых и сейчас остается очень много российских "эфэсбэшников". Все это нужно было делать последовательно и планомерно. От своих людей нам отказываться невозможно и блокировать своих людей тоже не стоит.

– Ты заявила, что Донбасс можно вернуть только за счет сдачи Крыма…

– Это было не так. Я тогда находилась в студии телеканала "112 Украина", а Георгий Тука по телефону говорил, что Донбасс можно вернуть мирным путем. Я сказала, что если мирным путем, то только за счет сдачи Крыма. Нужно хорошо понимать, что мирного пути у нас больше нет. Когда три года идет война – это уже не мирный путь.

– Что делать с Крымом и Донбассом? Они вообще вернутся или нужно сказать "все, пускай остаются, а мы будем строить свою Украину"?

– В истории ничего не бывает вечного, поэтому все встанет на свои места, все вернется. Просто как скоро?.. При этой власти не вернется ничего. Если у власти, которую люди выберут, будет желание объединить Украину, вернуть разум и сердца наших людей, наши территории, тогда можно будет что-то изменить.

– А люди могут выбрать хорошую власть? Они способны на это?

– Могут. Люди способны и могут выбрать. Но все зависит не от того, как голосуешь, а как считают голоса. Поэтому без эволюционно-революционного пути тут не обойтись. Я абсолютно уверена в том, что на будущих выборах итог подсчета голосов будет очень сильно отличаться от реальных результатов. И этот момент нельзя упустить. Нужны поддержка и контроль со стороны Запада – если западные политики хотят в конце концов получить мирную Украину в качестве надежного партнера. Нужны и политическая воля тех, кто идет к власти (она, конечно, будет у каждого, вопрос только в том, для чего), и сознание людей...

– Сколько еще будет длиться война, по-твоему?

– Одному Богу известно.

– Еще один Майдан в Киеве возможен?

– Возможен – и не один. Но для чего?

– И что тогда?

– Ничего. Майданы делаются людьми, война – на деньгах и на крови. И так будет всегда. На этот раз нужен не Майдан – нужно придумать что-то другое.

– Ты любишь Украину? Болеешь за свою страну?

– Больно каждый день...

– Что будет с Украиной?

– Я верю, что все будет хорошо. Что сейчас нужно Украине, как любой стране, которая переживает такие потрясения?.. Это как взлеты и падения – когда выходишь на взлет, имеешь возможность совершить квантовый прыжок… Украинцы – очень гордая нация, очень смелая. У нас за последнее время было очень много горя. Мы проснулись. И еще украинцы – это люди, которые любят землю, понимают, что такое собственность, это люди работящие, искренние…

– …хозяйственные…

– Украина всегда была хуторянской страной, как говорится, и так и будет. У нас есть шанс – децентрализация. Но не та децентрализация, которую сегодня пытается провести президент, замыливая глаза Европе, а та, которая придет реально. Когда Украина поделится на экономически жизнеспособные общины, которые будут выбирать свое представительство, контролировать своих чиновников, когда точно так же поднимется власть снизу доверху – тогда и выстроится такая Украина, в которой будет абсолютно новая форма правления, какой сейчас в мире еще нет.

– Надя, скажи: ты лично людей убивала?

– Да.

– Много?

– (Удивленно). Такого вопроса еще не задавали. Достаточно было сказать "да". (Подумав). Не всех считала.

– Как это происходило? Из оружия или как?

– Из оружия, конечно. Из чего еще можно убить? Не голыми же руками… Я была на двух войнах – в Ираке и в Украине. Как это происходило?.. (Усмехается). А что именно ты хочешь услышать? Что при этом чувствуешь? Или как вылетает пуля?

– Как происходит убийство?

– В боях. Я никогда не стреляю первой.

– Тебе жаль потом было этих людей?

– Нет.

– Они тебе снились?

– Нет.

– Ни единого раза?

– Ни единого.

– Ты – сильный человек?

– Да.

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– По "закону Савченко" на свободу вышло много убийц, рецидивистов. Криминогенная ситуация сейчас ужасающая. Ты не жалеешь о том, что внесла в Верховную Раду этот закон?

– Нет, не жалею. Закон был правильный. Я жалею о том, что убийцам и рецидивистам в Украине дают такие маленькие сроки. В России мне, например, дали 22 года. А у нас, в Украине, максимально дают 15 лет, а если больше, то это – пожизненное. "Закон Савченко" правильный, я считаю. Сейчас в него внесены изменения, довольно справедливые. Если в текст закона добавить еще и меры пресечения для следователей, ищущих "стимул" в работе (с тем, чтобы они не могли действовать вне закона), тогда вообще все будет правильно. Такой закон сейчас выписывается, в том числе Еленой Сотник и группой депутатов. Я уже ознакомилась с ним, поняла его суть и считаю, что два этих закона дадут возможность украинской правовой системе осуществить прорыв в справедливость.

– Смертная казнь в Украине нужна?

– Какое-то время будет нужна.

– За что нужно приговаривать к смертной казни?

– За то, что больше никогда не должно повториться. Да, это не гуманно, скажут в мире, этого делать нельзя. Но в Китае, например, к смертной казни приговаривают за коррупцию. Я считаю, на какое-то время смертная казнь необходима – чтобы приучить людей к тому, что существуют рамки закона.

– Согласно  "закону Савченко", из тюрем вышли люди, которые там удерживались несправедливо – я это хорошо знаю. Кто-нибудь из них подошел к тебе, чтобы сказать "спасибо"?

– Да. Мне было приятно это услышать и посмотреть в глаза людям, которые прошли такой же путь, как я, и стали свободными.

Украину очень трудно назвать антисемитской страной: на 2 процента проживающих в ней евреев их при власти – процентов 80

– Много ли в российской тюрьме ты видела людей, которые были несправедливо осуждены и сидели?

– Такие люди есть всегда. Нельзя сказать, что сидят только невиновные (каждый человек знает, виновен он или нет), но такие люди есть, и в России их достаточно много.

– На одном из телеканалов я недавно слышал, как в ответ на реплику телезрительницы о том, что в Украине сейчас "еврейское иго", ты это подтвердила, сказав, что наша власть действительно имеет "не украинскую кровь". Ты не любишь евреев?

– (Улыбается). Я ничего не имею против евреев. Я не люблю жидов. Я уже неоднократно говорила, что нет плохого народа, есть плохие люди. И есть они в каждом народе. Точно так же, как есть украинцы, а есть – хохлы, есть россияне, а есть – кацапы, есть поляки, а есть – ляхи. Украину очень трудно назвать антисемитской страной, потому что на 2 процента проживающих в ней евреев их при власти – процентов 80.

– А кто у нас из евреев при власти? Скажи мне, чтобы я хоть знал.

– (Улыбается). Сами евреи говорят,  что евреев там нет, что те, кто при власти, – как раз жиды.

– Давай назовем. Кто у нас из евреев (или из жидов) при власти?

– Ну, мы же не делаем тест ДНК. Но если, по традиции, ориентироваться на фамилии, то это Гройсман, это Вальцман (фамилия Порошенко)…

– …Порошенко – Вальцман?!

– …по-моему, так звучит его фамилия…

– … впервые слышу…

– …это Юлия Тимошенко, девичья фамилия которой также имеет еврейские корни, депутаты Береза, Логвинский… Они даже говорят, что это их национальность, придерживаются религии… Есть большая разница между жидами и евреями. Наверное, когда женщина говорила, что у нас "еврейское иго" (скорее всего, она хотела сказать "жидовское иго"), то прежде всего имела в виду то, что в Украине при власти находятся не лучшие представители своего народа, своей нации.

– Это касается как украинцев, так и евреев…

– …так и евреев, абсолютно верно… Власть не украинская по крови – она не заботится об украинском народе. Там могут быть представители самых разных национальностей, но когда они все становятся властью, у них меняется группа крови. Она не соответствует крови народа, не является кровью украинской, и потому мы так плохо живем.

О евреях мне рассказывали в том числе и родители, которые пережили войну и потому знали множество примеров. Рассказывали, например, о враче-еврее, который спас в селе очень много людей от угона в Германию. Он раздавал им известь и рассказывал, как вызвать появление язв на руках. Таких примеров множество. Никогда нельзя по одному человеку судить обо всем народе. Каждый человек индивидуален. Всегда есть огромное количество хороших людей, но есть и подонки.

– То есть ты не антисемитка?

– Нет. И не расистка. Я прежде всего уважаю в человеке человека.

– Мустафа Джемилев, депутат Верховной Рады Украины, отец крымскотатарского народа, который после твоего освобождения тебя обнял (а ты не давала себя обнять никому, я уже не говорю о том, чтобы поцеловать…), сказал мне, что сейчас бы этого не сделал. Ты об этом жалеешь?

– Пусть об этом жалеет Мустафа Джемилев. Я знаю традиции Востока и мусульманства, знаю, что у них при встрече люди обнимаются – это честь, уважение, почитание. Я могла не позволить себя обнимать никому (в западном мире, например, достаточно рукопожатия), но с представителями мусульманского мира я обнимаюсь всегда. Так нужно. И это мое уважение к ним.

– Я внимательно читал твою книжку… В жизни тебе приходилось много пить. Сейчас ты пьешь?

– (Улыбается). Да, конечно.

– А что ты пьешь?

– То, что нравится. Я могу выпить вина, водки, ликера, воды… Когда что нравится, то и пью.

– Сколько водки ты можешь выпить?

– Говорят, после первой бутылки обычно не помнишь. Трудно посчитать. (Смеется).

– Что у тебя происходит сейчас в личной жизни? Есть ли у тебя парень?

– У меня есть Украина. Все почему-то думают, что человеку обязательно нужна личная жизнь, поскольку без этого жизнь не полная.

– Ты – красивая женщина. И как же без личной жизни?

– Личная жизнь – это не один парень…

– …а два–три?..

– У меня к этому очень прагматичный, мужской подход. Я беру сколько хочу, когда хочу и того, кого хочу. Поэтому я не ограничена в личной жизни. Человек остается полноценным, когда он чем-то живет. Кто-то живет ребенком, кто-то – искусством, кто-то – работой, кто-то – идеей… Я живу Украиной, и для меня это не пустые слова.

– Каким должен быть парень, чтобы ты смогла его принять, и он был с тобой рядом?

– Таким, который выдержит, который спасет Украину.

– Он должен быть сильнее тебя или слабее?

– Сильнее меня не сможет быть никто – он должен быть равным по силе.

– Недавно ты кардинально изменила имидж. Я видел тебя в эфире одного из телеканалов – настоящая красавица. Думаю, после этого у тебя кавалеров прибавилось….

– Да их и до этого хватало. Как тогда, так и теперь, я не обращаю на это внимания, со мной, как говорится, не знакомятся в троллейбусах или трамваях, а интернет я не читаю.

– В Верховной Раде кто-нибудь из депутатов-мужчин намекал тебе на отношения?

– Нет. На самом деле каждый в сексуальном плане болен по-своему… Пошлые шутки иногда, конечно, бывают, но это зависит уже от уровня воспитания, культуры человека, который работает в Верховной Раде. Каких-то серьезных предложений не было.

– Когда ты служила в армии, много чего приходилось слышать от мужчин?

– Много.

– Например?

– А чего именно?

– Ухаживания какие-то необычные были?

– Необычные? Как-то я у одного парня спросила, трудно ли меня любить, и он ответил, что меня трудно не любить. Бывали интересные парни, с которыми мне было приятно. Но чаще всего режиссером этого театра была я. Потому нетипичных поступков, нетипичных действий в отношениях было больше с моей стороны, чем со стороны мужчин.

– Это правда, что когда ты служила в Ираке, тебя то ли принц, то ли кто-то еще хотел выкупить? Даже калым предлагал командиру?

– Да, хотел. Это был принц Ес-Сувейри (есть у них там официальная власть и неофициальная). Я к этому тогда отнеслась с диким непониманием и просто со смехом, сейчас же я понимаю, что, в принципе, для них это было совершенно нормально. Но для меня это было несерьезно, конечно.

– Сколько он предлагал за тебя?

– $300 тысяч – это довольно много, потому что у них $2,5 тысячи – это калым за женщину, а $50 тысяч – это голова террориста.

– И ты не соблазнилась?

– Да я даже не понимала, что это такое, для чего. И при чем тут деньги? Деньги-то шли не мне. Меня покупали, как вещь. Деньги шли командиру, а я должна была просто замуж выйти. Я на это не соблазнилась. (Улыбается).

Фото: Ростислав Гордон / Gordonua.com

– Ты и в театре играла, и сексом по телефону занималась, и в телешоу "Битва экстрасенсов" принимала участие. Чем ты дальше нас удивишь?

– (Улыбается). Удивлю. Я умею удивлять.

– В программе "В гостях у Дмитрия Гордона" ты спела песню "Ой, у вишневому саду". А если я сейчас, в прямом эфире предложу Наде Савченко что-нибудь спеть?

– (Без колебаний). Проверим, в голосе ли я. (Поет):

"Місяць по небу ходить,

Пісню свою заводить,

Зорі за ним співають голосні.

Місяць мене питає,

Знаю я чи не знаю,

Як ти мене кохаєш у вісні.

Я кажу "ні", не знаю я, не знаю...

Доля моя, чекаю я, чекаю я, кохаю..."

– Браво! Надя, скажи: ты – счастливая женщина?

– Я счастливый человек. Это больше, чем счастливая женщина.

– Когда Украина станет счастливой, как ты думаешь?

– Станет. На этот раз станет.

– Что для этого еще нужно сделать – тебе, мне, другим людям, которые нас сейчас смотрят?

– Никогда не сдаваться – до последней капли крови, до последнего вздоха в жизни. Не сдаваться и верить.

– Шансы есть?

– Есть. Шансы есть всегда. Их не может не быть.

– Если бы тебе сегодня сказали: "Для того, чтобы Украина была счастливой, ты должна принести себя на алтарь", – ты бы это сделала?

 – Сделала бы. Но поскольку я теперь в политике, я бы проверила, не зря ли горела Жанна д’Арк, не зря ли распяли Христа.

– А как ты думаешь, не зря?

– Думаю, не зря. Ведь добро побеждает даже в самые сложные времена. Просто в этот раз нужно не оплошать, не ошибиться.

– Мы не оплошаем?

– Не оплошаем.

– Я тебе благодарен за очень откровенное интервью. Я хочу, чтобы мы не оплошали.

– Спасибо.

Записала Татьяна ОРЕЛ