Ходорковский: Когда меня спрашивают, когда сменится Путин, я говорю — с вероятностью в 50% в течение десяти лет

Про организацию "Открытая Россия" и собственные цели в политике

Я строю общественную организацию. Почему именно общественная организация, а не партия? Потому что это не та структура, которая непосредственно борется за власть. Это структура, которая должна помочь силам, которые мне близки с идеологической точки зрения, при смене режима получить достаточное политическое представительство. Не обязательно встать на вершину пирамиды, хотя это было бы, наверное, сверхзадачей. Но, во всяком случае, получить достаточное политическое представительство.

Почему я не ставлю [такую] задачу непосредственно перед собой и своими коллегами? Потому что я, может быть, лучше многих понимаю, насколько процессы переходного периода турбулентны. Там очень многое зависит от случая. И всегда появляются новые люди и новые структуры. Передо мной не стоит цель обязательно вскарабкаться на вершину пирамиды. Передо мной стоит цель, может быть, более наглая — изменить страну. Если я вижу, что какие-то люди и структуры в этот момент более эффективны, я должен иметь ту организацию, которая готова именно помогать.

Изменение страны — это цель. А это — средство. Это средство не является для меня целью. Можно это понять? Я постараюсь, чтобы люди это поняли. Ровно поэтому я говорю: я никогда не приду к власти в результате выборов. Забыли. Если есть выборы, на которых кто-то может победить… Да я и не пойду туда просто. Если есть выборы достаточно честные для того, чтобы на них мог победить оппонент власти — отлично. Значит, страна уже почти демократическая.

Про Алексея Навального

У нас с ним, по всей видимости — вследствие, возможно, возраста, возможно, иного жизненного опыта — разные горизонты планирования. У меня горизонт планирования — десять лет. Он был пять, а стал десять. Для меня то, что будет через пять-десять лет, всегда важнее того, что будет завтра. Именно это мне помогало управлять крупной корпорацией. Если ты, работая в крупной корпорации, думаешь о том, что будет завтра — и для тебя это важнее того, что будет через десять лет, ты очень быстро упираешься в стенку. Я не знаю, как будут обстоять дела в российской политике, что будет важнее. Если будет важнее то, что будет завтра, тогда стратегия Алексея более правильная — и я ему только всячески могу пожелать удачи. Если нам придется сохранять более длинное дыхание, тогда, вероятно, сыграет стратегия, которую реализую я. То есть постепенное отстраивание организационных структур, не обещание людям, что все изменится завтра.

Когда меня спрашивают, когда сменится Путин, я говорю — с вероятностью в 50% в течение десяти лет. Это иной подход к жизни. Тогда более важно заниматься видением будущего. Более важно заниматься не сегодняшней борьбой с коррупционерами — с пониманием, что с ними вне системы бороться не получается. Ну, опубликовали про "шубохранилище". И что? Кого-то сняли?

Про российскую бюрократию

В государстве нашем (я сейчас именно государство имею в виду, я его отделяю от страны в целом) есть несколько серьезных сил. Первая сила — это бюрократия, вторая сила — это силовики, правоохранительные структуры. А помимо этого есть еще общество, спящий немой или как его там.

Даже в государстве подавляющее число людей — достаточно умные, они прекрасно понимают, куда заведет изоляционизм. Они просто не дадут прийти к власти такому человеку, который их через год вмажет в бетонную стену головой. Именно поэтому я считаю, что при всем нашем достаточно жестком противостоянии мы должны поддерживать каналы коммуникации. Потому что есть ситуации, в которых у нас — да, одинаковый подход к проблеме. И мы, и государство, люди его составляющие — бюрократия… В массе своей (не берем отдельных людей, у которых все хорошо и которые уже видят себя вне России) у них нет желания разрушить страну. В массе своей сегодняшняя государственная бюрократия понимает, что имеет шансы на хорошую жизнь до тех пор, пока Россия — сильная страна. Не будет России как сильной страны — не будет их благополучия.

Есть люди не совсем умные, есть люди, которые слишком далеко зашли, есть люди, которые себя уже отделили от России. Такие тоже есть, их хватает, на самом деле. И сегодня, я думаю, они во многом диктуют политику нашей страны. Но если мы берем всю массу — два миллиона человек, на секундочку — государственной бюрократии, включая парламент, мы прекрасно понимаем, что большая часть понимает всю опасность изоляционизма. Большая часть не отделяет себя от России. Потому что куда они денутся-то? Ну, понятно, какие-нибудь Тимченко и Ротенберги найдут, куда деться. А два миллиона человек — куда они денутся, завтра начни Россия разваливаться?

Про Рамзана Кадырова и Чечню

Мы, по сути дела, имеем на территории России — я бы даже не сказал иностранное государство, это было бы слишком мягко. Мы, скорее, имеем очень своеобразную штуку — территориально обособленную этническую преступную группировку, которая жестко контролирует население на этой территории. И которая стремится распространить свое влияние на всю территорию России. Это, на самом деле, не государственное образование, это этническая преступная группировка. Сколько в нее входят? Несколько десятков тысяч человек.

Я считаю Кадырова личным вассалом Путина. Насколько Путин контролирует это самое войско, я бы не стал переоценивать. Может быть, в вопросе выбора цели для очередной разборки он его и контролирует. А в вопросе зон кормления — кого он выберет не как политическую цель, а как зону кормления — нет, не контролирует.