Командир батальона "Свобода" Кузык: Мы сражаемся с деградированными ублюдками за свое будущее. Ни ООН, ни ПАСЕ за нас не сработают
Вот нас сейчас атакуют "Градами"… Это уже не новость. Еще немного пообстреливают и полезут танки. Мы готовы их палить
– Какие задачи вы сейчас выполняете?
– Сейчас я командир добровольческого батальона "Свобода", который в составе Национальной гвардии воюет в районе Рубежного и Северодонецка Луганской области. Я имею статус капитана. Мы вошли в Нацгвардию почти полным составом. Часть добровольцев ушла в ВСУ. В общем, свободовцы объединены в "Легион Свободы", где есть много людей в разных структурах: ВСУ, Нацгвардия, волонтеры. К примеру, еще один наш батальон "Карпатская сечь" работает на харьковском направлении, а соответственно, мы – батальон "Свобода" – возле Рубежного.
– В 2014 вы тоже воевали…
— Да, ушел с должности главы райгосадминистрации и стал добровольцем. Это не о политике, а о мировоззрении. Настало время, надо оставить все – и госслужбу, и бизнес, – чтобы выполнять военную работу. Не скажу, что в восторге от нее. Имею ранения, немного тяжелее переношу армейскую жизнь. Спасибо побратимам, что не дают расслабиться, жалеть себя, гонят вперед. Они мотивированы, и я стараюсь держать эту высокую планку.
— Какие задачи выполняют добровольцы на фронте?
– На передовой уничтожаем врага. Более прямого контакта с врагом, чем мы имеем, не бывает. У нас не просто передовая. Мы и в минус заходили, контратаковали, мы – военные. Нам ставят задачу – мы ее выполняем. Случилось так, что мы сейчас в самом аду, на передке. На этом участке враг, к сожалению, имеет преимущество в живой силе, артиллерии, использовании авиации.
К примеру, 9 мая мы готовились и остановили наступление. Уже 10 мая они отомстили – по нашему подразделению нанесли массированный удар. За всю историю войны не помню таких плотных артиллерийских обстрелов. Коллеги посчитали: только по нашим позициям было около 500 обстрелов и больше в час.
Враг безнаказанно совершал обстрелы. Мы вызвали авиацию неоднократно. В то время не работала наша артиллерия, не прикрывала. Так бывает на фронте. Позже выяснилось, что наша артиллерия разгромила переправу в Белогоровке. Они были заняты уничтожением танковых клиньев, которые пытались зайти за спину нашего подразделения. Благодаря нам артиллеристы смогли сработать, потому что основной удар мы взяли на себя.
К сожалению, мы удержали позиции очень дорогой ценой – два товарища героически погибли, когда отражали танковые атаки, около полутора десятка человек получили ранения. Они отказались уходить с позиций. Отбили атаки и только ночью мы смогли эвакуировать всех раненых. Это о характере наших бойцов. Ребята как кремень, современные герои. Как командир я пытался отправить в больницу человека с поломанной ногой, простреленной рукой, но он наотрез отказался.
– Как действует противник?
— Тактика врага такова: три-четыре часа обстреливают наши позиции, потом идет атака — мы уничтожаем пехоту, потом идут российские танки — либо мы их уничтожаем, либо они вынуждены отступать, чтобы их не сожгли. Затем снова обстрел, атака, танковая атака и дальше по кругу.
Уверяю, ни на сантиметр никто не смог продавить нашу территорию. Россияне поняли, что не пробивают наши позиции в лоб, попытались обойти с фланга. Утром мы оказались в окружении. Получили приказ выходить. И, как в голливудских фильмах, выходили из окружения. С боем прорвались, забрали наших погибших, раненых, сняли все флаги. Что не смогли забрать – взорвали, чтобы врагу не досталось. Но уже через двое суток мы вернули свои позиции.
– Я слышу взрывы. Мы можем продолжать разговор?
– Да. Сейчас идет обстрел. Но мы к этому привыкли. Потому продолжаем.
— Сейчас Рубежное – одно из самых горячих мест. Что у вас происходит?
— Здесь очень большая интенсивность боевых действий. То отбиваем атаки, то пытаемся идти в наступление. Динамичная работа.
– Там еще остаются местные жители?
– У нас много военной работы, на гуманитарную не остается времени. В Рубежном единицы остались. Они к нам за водой, за хлебом обращались. Мы предлагали их вывезти, но они сказали, что им некуда ехать. Мы замаркировали дома, где живут люди, несколько раз передавали им еду и воду. Это несчастные люди. Они жертвы обмана самоидентификации, не знают, кто они, чего хотят, не верят ни русским, ни, к сожалению, украинским властям. Растерянные и просто чего-то ждут.
В том районе долго ждали "русского мира", а теперь уже отдают себе отчет, что "русский мир" все разрушает. Россияне не могут взять города, поэтому, как в Алеппо, просто ровняют все дома с землей…
(Слышны частые взрывы.)
Вот нас сейчас атакуют "Градами"… Это уже не новость. Еще немного пообстреливают и полезут танки. Мы готовы их жечь. Честно говоря, когда первый танк подожгли, очень радовались, а потом устали считать. Возможно, это звучит бравурно, но это правда. Считаем только наши потери. Вражескую пехоту перестали считать на второй день. Не интересует. Командиры их не жалеют, это для них пушечное мясо.
Бывает у нас очень близкий контакт, около 50 метров. Однажды шла пехота, наши пулеметчики включились в работу, они залегли. Слышу их командиры поднимают и приказывают: "Вперед! В атаку!" А они их откровенно матами посылают. Командир баран под пулеметы посылает людей! Это одно. А второе, что русское войско не имеет мотивации. И вот вопрос: зачем вы тогда пришли сюда, если не хотите воевать? Но лезут и лезут.
— Почему это место них так важно?
— Здесь логистическое направление, и у них преимущество в артиллерии. Пока что. Надеюсь, дойдут до нас системы иностранных партнеров. Пока россияне пользуются своим преимуществом. Прикрывают атаки танков артиллерийским огнем, ПВО, так что голову поднять тяжело. У нас немного противоавиационных систем, потому очень экономно их используем. Наши артиллеристы работают как снайпера. Танков у нас, к сожалению, в разы меньше, чем у оккупантов.
Сейчас должен развиваться бизнес и туризм. Демонстративно по Киеву должны гулять парочки, сидеть в кафе, слушать музыку, смотреть кино
— Мирная жизнь в военное время возможна? По вашему мнению, сейчас об этом говорить своевременно?
— Напротив, именно сейчас как можно скорее нужно налаживать мирную жизнь. В деоккупированных городах и особенно в Киеве. У меня, честно говоря, есть грех. Когда-то, после второго ранения, приехал в Киев, и меня раздражало, что никто не думает о войне. Сказал об этом своему старшему побратиму и он мне объяснил: наша работа именно в этом и состоит, чтобы в столице и в тылу была мирная жизнь. Я совершенно с этим согласен.
Сейчас должен развиваться бизнес и туризм. Демонстративно по Киеву должны гулять парочки, сидеть в кафе, слушать музыку, смотреть кино. Было бы приятно, чтобы не забывали нас, помогали. Но приоритет — скорейшее налаживание мирной жизни, развитие бизнеса и рост экономики благодаря этой жизни. Чем быстрее и показательнее это будет происходить, тем скорее к нам придут инвестиции.
Мы на фронте это осознаем. Для этого мы и работаем. Хочу, чтобы все дети ходили в школу, чтобы работали кинотеатры, а военные профессионально делали свою работу, пользовались заслуженной любовью и поддержкой населения. При этом население на 100% жило мирной жизнью. Это очень важно и политически, и идеологически, и экономически в том числе.
Поэтому я радуюсь, когда мне звонят из Киева и говорят, что он оживает, что налаживается мирная жизнь и в Харькове. Это классно. Особенно важно, чтобы люди ходили на работу, получали зарплату, платили налоги, чтобы страна начинала жить не только за счет доноров, но и сама становилась на ноги.
— Что нужно в первую очередь для скорейшего восстановления жизни?
– Для нас, свободовцев, это очевидно – единая соборная Украина от Сяна до Кавказа. Главное, чтобы украинцы понимали, что залог нашей безопасности – наше единство. Чтобы мы сделали выводы из ошибок прошлого, когда многие годы политтехнологи делили нас по церкви, языку, приверженности определенной идеологии. Как общество мы тогда совершили огромную ошибку – не поняли, к чему это может привести.
И вот сейчас мы видим последствия и пытаемся их ликвидировать. Когда мы едины, пусть и с разными взглядами, но это не влечет за собой раскол общества, народ монолитный, тогда экономика будет возрождаться, а война будет невозможна. Обратите внимание, больше всего страдают регионы, подвергшиеся обману "русского мира". Поэтому, по сути, эта война — война экзистенциальная, мировоззренческая.
Наши подразделения батальона "Свободы" освобождали Бучу, Гостомель, Ирпень. Я увидел расстрелянных детей, их родителей, людей со связанными руками... Я пытался понять, как можно это делать? Как человек мог дойти до такого? Нелюди, которые воюют с нами, деградировали настолько, что решили, что имеют право такое делать. Наратив о старшем брате дал разрешение совершать преступления против нас только потому, что мы – украинцы.
Мы сейчас сражаемся с деградированными ублюдками за свое будущее. Ни больше, ни меньше. Ни ООН, ни ПАСЕ, никакой международный институт за нас не сработает. Соответственно, эта война за жизнь украинского народа. Если мы сейчас не объединимся, то в лучшем случае будем жить в "русском мире", а в худшем – нас не будет существовать. Будет повторение истории с голодоморами, гулагами, кагэбэшным православием и так далее.
А мы хотим быть частью Европы. И мы будем. Уже есть. Мне звонят иностранцы и говорят, что Украина уже победила, мы уже всем все доказали. Надо сейчас выстоять, выжить, накопить достаточно ресурсов и выбросить эту сволочь за нашу границу, чтобы дальше развивать свою страну.
Я очень хочу, чтобы восстановили авиасообщение и к нам люди приезжали. Не мог смотреть, но знаю, мы выиграли "Евровидение" – прекрасная новость, обрадовался. Это значит, что мир поддерживает нас. Хочу, чтобы запустили промышленные проекты, чтобы инвестиции заходили. Мы должны показать, что сильны и победим.
Закончится война тогда, когда у нас будет достаточно средств подавить наступление врага, прекратить оккупацию
— Какая помощь нужна передовой?
— На нашем направлении все разворачивается очень динамично. Когда ТрОшники говорят, что им чего-то постоянно не хватает, нам стыдно просить людей. Мы добровольно пошли сюда. Ничего не просим, сами себе помогаем. Но быстро в боях изнашивается форма, машины страдают от осколков. Многое нужно. Однако, все это я бы обменял на пару гаубиц, чтобы подавить российский артиллерийский пыл.
Нужна оптика снайперам, артиллерии – маскировочная сетка, техникам – смазка. Это реалии войны. Здесь всегда что-то горит, рвется, рушится. Бывают комичные ситуации. Вот мы защищали промышленный район, там большие баки с серной кислотой. Ребята надышались парами, капли кислоты поразъедали ботинки и форму. Слава богу, кожа не пострадала. Но вид у бойцов как у гаврошей. Я говорю, надо фоточку сделать, чтобы жалели доноры (смеется). Попросили друзей – должны быстро отправить новую форму. На днях приехали наши волонтеры из "Легиона Свободы", привезли разную амуницию, еду и шоколадки, так бойцы почти дрались, как дети, за лакомство. Я радуюсь, когда они безобразничают, в хорошем смысле этого слова.
– Наша армия сейчас и в 2014 году, когда только началась война, отличаются?
– Это несравнимо. Конечно, сейчас наша армия очень крутая. Тогда ее намеренно уничтожали. Россияне же вторжение планировали десятилетиями. Поэтому из-за агентуры и агентов влияния украинская армия планомерно уничтожалась, разваливалась. В 2014 году армия была дезориентирована, без идеологии, мотивации, командиры заражены совковым наследием. Сейчас наша армия хорошо экипирована, имеет оборудование, высокую мотивацию, профессиональных боевых командиров – они моложе меня по возрасту, что очень радует, и имеют боевой опыт, прошли обучение не по советским стандартам. Но этого недостаточно.
Российская армия тоже лучше экипирована. Скажем, в 2014 году у нас было преимущество в средствах ночного видения, а у них такого почти не было. Сейчас у орков все пулеметы с прицелами ночного видения. Мы захватили много пленных, оружие и видим, что оборудование иногда превосходит наше. Сейчас ждем иностранных систем, тогда они потеряют свою гегемонию, будет установлен паритет. Если нам поступит достаточно оружия, мы их погоним отсюда.
— Сейчас всех волнует один вопрос: когда война закончится. Как вы считаете?
— Здесь речь не о сроках, а о силах и средствах. Закончится война тогда, когда у нас будет достаточно средств подавить наступление врага, прекратить оккупацию. Например, когда наш батальон "Свобода" работал в Киевской области, имели эти средства. Наша артиллерия давила их. Как минимум, был паритет. Шли в наступление, у нас была поддержка местного населения, нас хорошо информировали, мы могли колонны жечь в тылу. Россияне понесли большие потери, и мы смогли их выдавить.
А на том участке, где мы сейчас, сил и средств недостаточно. У врага больше танков, орудий, арсенала и "мяса", которое они бросают на нашу территорию. Мы, условно говоря, их здесь сдерживаем. То, что сейчас отбиваем эти атаки, позволяет Украине накопить вооружение, доставить его и уже отсюда погнать эту орду к их границе. То есть можем при надлежащем вооружении перейти от оборонной работы к наступательной.