Светлана Билоножко: Виталий был в больнице, вроде бы все нормально. Мы поцеловались, он ласково улыбнулся и говорит: "Ну все, идите домой, моих птичек покормите". И ночью остановилось сердце G

Пошла на прослушивание в консерватории и позвала Виталика с собой. Он после второго тура пошел дальше, а я провалилась

– Светочка, хотел сказать "добрый вечер". Но какой он добрый? 40 дней по Виталию. Вы знаете, такая трагедия, я считаю... Война приучила уже к огромной куче трагедий.

– Да.

– Но смерть Виталия Билоножко, прекрасного певца, прекрасного человека, друга нашего поразила прямо в самое сердце. Я бы хотел, чтобы мы сегодня, на сорок дней, поговорили о Виталии, об этом прекрасном, жизнерадостном, мудром человеке, который столько радости и счастья подарил миллионам украинцев. Расскажите, пожалуйста, где он родился, рос, как он учился.

– Я сначала хотела бы сказать, что это огромная трагедия. И главное – я даже не надеялась, что у нас миллионная армия поклонников… Каждый писал: "Это наше личное горе, что покинул мир Виталий Билоножко". А Виталик и не знал, что его так любят. Он в последнее время говорил, что "забыли, наверное, о нас". Я говорю: "Виталик, не забыли, но такое время, тяжелое очень". А рос Виталик в Сумской области. Как он говорил: "На моей Слобожанщине". Любил он свой край, свою кладочку возле дома. Он всегда там ловил карасей, а я, говорил, очень вкусно их готовила. Родители видели его склонность к музыке. И была у них корова Лыска. Продали ее и купили детский баян. И он этот баян на плечи – и четыре километра... Ходил учиться музыке. Но ведь и учился хорошо. Когда мы последний раз приезжали на родину Виталика...

– А вы часто были там?

– Приезжали, конечно. Не так часто, но были очень метко. Мы приехали концерт для людей делать. Привезли с собой звук, артистов. В основном юмористы, чтобы повеселить немного людей. Они очень много работают – и им нужно немного улыбки искренней. И собирались все, весь район, на наши концерты. Люди того заслуживают. Они трудятся много, как говорится, иногда и отдохнуть некогда… Так что Виталик учился нормально, пока не влюбился в одну девочку. Ее звали Оля. "А потом она, – говорит, – мне изменила, когда я ушел в армию. С кем-то поцеловалась". Он говорил: "Боже, это я только начал служить... А что же дальше будет?" И бросил это. Молодец, правильное решение принял… У него товарищ служил, учился в музыкальном училище – там, где я училась в театральном. Это в Днепре было. У нас один педагог по вокалу был – Лиля Григорьевна Хомутова. Она потом уехала в Америку… Ну и посъезжались. Все жили в общежитии, а потом сняли себе квартиры. А чем педагоги нас объединяли? Потому что муж ее был педагогом, вел класс парней, а она – девушек... Они нас приглашали к себе. Муж у нее был гениален. Это мои лучшие педагоги. Заводит нас в погребок такой, а там у него вино. Наливает студентам, которым по 16–17 лет, рассказывает: "Учите". А там такой резонанс – показывает, как нужно ноту баса взять. Одним словом, они настолько были прекрасные люди! Нам везет на хороших людей. И такая же у меня была педагог по театральному мастерству...

– А плохим людям на хороших людей не везет.

– Возможно, и так. И Толя же идет в армию, говорит: "Что ты такой грустный?" Виталик говорит: "Да вот с девушкой такое". Вот он говорит: "Ой, здесь такая девушка приехала в Киев... Она стажируется в Театре оперетты, пошли познакомлю". И они пришли. Я так посмотрела, думаю: "Ой, ну что это? Такой мальчик..." Талия такая, сияющий, тоненький, карие глаза... Военная форма. Думаю: "Ой, солдат. Здесь такие кавалеры к тебе заводятся..." Мне же прохода не давали...

– "Красива жінка. Незаміжня". Виталий шокировал, всегда говорил: "Красива жінка, не вагітна".

– "Не вагітна", да-да. Так нужно ее срочно сделать "вагітною".

– Да.

– А вечером я выхожу из спектакля – была "Сильва" Кальмана. Я была субреткой, пела Стаси. Выхожу – и он меня зовет. Думаю: "Кто это?" Оборачиваю голову – он сидит в штатском, кепочка как в "Место встречи изменить нельзя". Говорит: "Можно я тебя провожу?" – "Ну, если ты уже здесь, можно". И повел меня в офицерское кафе.

– Где оно было?

– Дом офицеров. Привел меня туда. И, одним словом…

– Чем угощал?

– Я даже не помню. По-моему, какое-то вино… Девочку спаивал немножко. Ну, и потом ребята все исчезли – остался один Виталик. Проводит меня. Я жила на проспекте Победы – у меня, как у солистки театра, была отдельная комната.

– Комната в коммуналке?

– Просто квартира двухкомнатная. В одной комнате – одна солистка, в другой – две девочки из хора. Ну и Виталик на лестнице... Тут уж я прощаюсь, потому что там дежурная подстерегает, чтобы ребят не водили. Виталик – он шустрый был. Я сразу увидела, что это молодой парень, но хваткий. Он сразу взял меня так и крепко поцеловал! Думаю: "Ничего, да, мне понравилось". "Хочешь еще?" – говорит. Я думаю: "Ну что сказать? Нет? Что значит "нет"?" – "Хочу", – говорю. Думаю: "Ты такой смельчак – ну, я тоже не буду давать заднюю". И мы сдружились, нас так завязало вместе… Приехала мама его и говорит: "Он такой парень у нас, что…" А мне он так понравился! Он как солнечные лучи.

– А бас какой!

– У него так много было всего классного! Думаю: "Боже, куда тем кавалерам? Вот парень классный!" И казалось бы, да, солдат, ничего нет... Но, видишь, что значит правильное воспитание. Не думаешь о деньгах, о достатке. Думаешь о человеке. Думаешь: вот с этим парнем я хотела бы жить. Закончилась армия – он пошел в сантехнику, лишь бы быть рядом! Сантехник. Носил унитазы на девятый этаж. Пел в ЗАГСе… Раньше хор был или ансамбль: пели песни в ЗАГСе. "Ведите любовь…" А Виталик все перефразирует. У него так смешно выходило… И говорит: "О, щас мы это и сделаем". Одним словом, Виталик все в юмор превращал. Все смеются, всем радостно, у всех поднимается настроение, когда Виталик рядом. Он же набрался каких-нибудь халтур... Текстильная фабрика – на баяне играет, ансамбль девушек ведет. Получает деньги и приходит. И только дежурная открывает, он – раз! – и за кровать прячется. "Светлана, ты еще отдыхаешь?" Говорю: "Отдыхаю. Вы проверяйте другие комнаты". Пока она проверяет, Виталик убегает. И на вокзале ночевал… Пока не приехала мама его и привезла петушков, кур. Знакомый здесь где-то работал… Говорит: "Припиши его в общежитии к себе". И ему выделили комнату в общежитии. Трудно он начинал. Мне полегче. Я окончила – меня сразу пригласили сюда. Борис Георгиевич Шарварко был тогда директором. Я до этого времени телеграмму сохранила.

– Он был директором Театра оперетты?

– Да. Когда я пришла на прослушивание… Помню как сейчас: приходишь, говоришь: Моисеенко Светлана, 20 лет. "Пойте, рассказывайте что-нибудь". И я выдавала что умела, что не умела – все подряд.  

– А что вы пели?

– Какую-то украинскую народную, наверное. Что погромче было. Чему меня научила Лилия Григорьевна в театральном, то я им и выдавала. Я вижу, что Виталик – такой тембр красивый… Но, кроме пламени в глазах от любви, он дальше не знает, что и как. Работает там и там, старается. Говорю: "Виталик, в консерваторию экзамены будут". – "Нет-нет. Ты что?" – "Виталик, пошли. Я же с тобой". Пошли мы вдвоем поступать. И его сразу заметили. Первый курс, Чавдар Елизавета…  

– Да, оперная певица, народная артистка.

– Она сразу нас увидела. "Ты дружишь с этим парнем?" Говорю: "Да, дружу". "Ты – ко мне в класс. Ты – ко мне. Хороший у него тембр". И она нас взяла. А потом ее вызвали в Москву. Наверное, к Никите Хрущеву. Она давала концерт. Она певица потрясающая, а еще как человек была классная. Она видела тебя насквозь. "Ты годишься для оперетты". Я хотела сказать: "Я уже там работаю". Молчу: "Пусть будет". Мне главное, чтобы парень здесь учился. И она уехала. Виталик после второго тура пошел дальше, а я провалилась. Думаю: "И слава богу. У меня уже все есть". А если что, то я планировала идти на режиссуру учиться.

– А к кому он попал?

– Георгий Маргиев. Серьезный, очень строгий педагог. Он вел класс бас-баритонов. И это Виталию очень было... Но ведь вреден был педагог! Горячий осетин, что не так – он сразу… А у Виталика халтур полно… Здесь любовь, здесь халтуры… Некогда передохнуть. Когда учиться? Так получилось, что я уже забеременела.

– И как оно получилось?

– От большой и страстной любви. Я не сопротивлялась, потому что… Мы тогда быстро с ним организовали свадьбу. Боже, как были рады!  

– Понравился родителям Виталий?

– Понравился. Он не мог не понравиться. Еще мама говорит: "Дочка, боже, как же он поет песню "Мама"! Никто уже так не поет. Это же какая радость нам, матерям, услышать такое исполнение! Все кричат так громко. А он душой поет". Я всегда говорила: "Виталя, у тебя такой зычный голос – поддай немного больше". А он говорит: "Нет, Света, я хочу по сердцу достучаться, чтобы меня почувствовали. Если там запылает, то меня полюбят надолго". Так оно и вышло. Это ведь какой он мудрый парень! Откуда он этого набрался? От природы? Вот так мы и начали. А потом родился Георгий. Приходит Виталик к Маргиеву: "Сынок у меня родился. Вашим именем назвал – Георгий". А оно такое голубоглазое, беленькое родилось. Но Георгий. А он говорит: "Мальчик мой, ты живешь с женщиной. Нельзя. Ты же все сырье свое отдаешь ей. А для смазки связок не останется".  

– А есть взаимодействие какое-то?

– Есть взаимодействие. Есть.

– Да.

– Это очень важная вещь. И все оперные певцы об этом знают. Ему никак нельзя. Если женщина – колоратурное сопрано – иногда там бывает, что ей нужно, когда выходит на сцену... И хорошо они себя чувствуют.

– Да.

– И их хватает.

– Перед спектаклем...

– Так она, возможно, ту смазку забирает, еще и усиливает… И тогда же ей все хорошо. А мужчина отдает. Для этого можно "киксочки пускать" – срывается звук, неровный идет. Для оперного певца это важно. Ну, Виталик говорит: "Нет". Пошел к Чавдар жаловаться. "Не переживай, – говорит, – пойдем к Котику". А это душа-человек. Какой он педагог прекрасный!

Виталик рассказывал, как дрался за девушек с Виктором Ющенко. Говорит: "Самое интересное, что его девушки переходили ко мне"

– Певец какой был!

– А человек! А мы потом, когда делали концерты, как мы его часто с собой приглашали… Когда Толечка Литвинов немножко капризничал, то этот – золотой человек.

– Ну тенор у него же был, да?

– Тенор. Высокий. Но он учил Виталика. Мозговой, Пономарев у него учился. Котик позабирал все таланты к себе и выдавал на-гора. Он молодец. Недаром до последнего дня мы ходили на могилку. Его уже никто не навещал, а мы все приносили цветы, свечу ставили, протирали его портрет. Ведь память не умирает.

– Виталий мне рассказывал, что в нескольких километрах от его села жил Виктор Андреевич Ющенко. И они к одним девушкам ходили. И даже, как считал Виталий, иногда дрались за девчонок. Он рассказывал об этом?

– Рассказывал. Говорил: "Самое интересное, что его девушки переходили ко мне". – "И чем же ты, Виталик..." Говорил: "Посмотри". Он раздевался – у него ножевые ранки там, там. Драки были не на шутку.

– Да вы что?!

– За девушек... Девушки красивые, украиночки. "Кароокі, чорноброві..." Парни дрались за девушек хорошенько. И кто побеждал, говорит: "Все девушки его были мои".

– Виктор Андреевич любил его, приходил часто на дни рождения.

– Виталика все любили, все с удовольствием приходили. Когда 65 лет было, все президенты пришли. Просто им хотелось к его теплу прикоснуться, почувствовать ауру добра, доброжелательности, человечности. Иногда в жизни не хватает… Вроде бы и человек неплохой, но какой-то холод. А от Виталика тепло исходило. Такова энергетика человечности.

– Он оперным певцом так и не стал.

– Не стал. Когда ему сказали, что не хватает того, что нужно, он решил, что нужно пойти в эстрадные певцы. Думаю, он сделал правильный выбор. Он же потом работал у Малахова в театре Молодом. Потом я уже пришла на телевидение в 1980 году.

– Вы были диктором "УТ-1".

– Виталик увидел, что я быстренько завоевываю популярность. Уже не дойдет на него – обращают внимание все на меня… И он быстро прибежал тоже на телевидение, к Николаю Федоровичу Охмакевичу – главе Гостелерадио Украины. Его приняли с удовольствием, и он начал работать. Тогда же был худсовет. Как певцы ненавидели эти худсоветы! Но всегда композиторы выбирали Виталика, потому что он никакую песенку показывал так, что худсовет принимал. Ему говорят: "Виталик, пожалуйста". "Иллюстратор" называется. А то иллюстратор – как на работе. А потом у нас появились халтуры – некогда было работать. А тут еще и второй сын появился. Нанимаю нянек, бабушки у меня работают, а мы ездим… У меня выходных вообще не было. Я иногда так сяду и думаю: "Как я все это выдерживала?" Пожалуй, это только молодость. Потом любовь к тому, что ты делаешь, потом с тобой такой классный мужчина… Ты готова для него на все.

– Есть райцентр в Украине, который вы не посетили?

– Наверное, есть, но я не помню. Знаешь, в последнее время мы начали уже немного капризничать. Мы брали, где поближе ехать. Уже даже не думали об оплате. Где поближе, чтобы успеть отдохнуть. Потому что есть основная работа и у него, и у меня. И нужно еще детей увидеть.

– Какой первый хит у Виталика появился?

– Наверное, "Як ішли літа наші на ярмарок".

– "Ми були молоді"…

– Потом он очень высоко поднялся, потому что на все концерты его приглашал Борис Георгиевич Шарварко. "Давайте разом заспіваємо, браття".

– Была такая песня.

– Затем – "Історія" об Украине. "Дай Україні волю". Он вырос на этих песнях, потому что они крепкие, настоящие, без фальши...

– Борис Георгиевич – гигантская фигура, такая личность.

– Но если за ним понаблюдать немножко, то он – как ребенок внутри. На стадионе, значит, делаем... Помню, как он Софию Михайловну Ротару на коня поднимал: "Давай, Соня, на коня – и вперед". Он делал из каждого артиста звезду.

– А массовые представления… Тысячи людей.

– Мы всегда собирались на конец концерта – обязательный фейерверк. Вот сидит Борис Георгиевич: "Ги-ги-ги!" Он радуется, как дитя, фейерверку. Поднимаются огоньки, и он получает кайф от этого, а мы все рядом умираем от смеха. Ну, это надо, чтобы такой здоровый, крепкий, талантливый режиссер – и радовался просто от фейерверка! Мы его за это очень любили. Он был просто невероятный.

– Я помню, как Виталий Билоножко вошел в мою жизнь. 1986 год, я в армии, Новгородская область, ракетные войска, учебка. И я же так люблю "Динамо". Прихожу к сержантам, говорю: "Сегодня футбол важный: "Берое" играет с "Динамо". Можно посмотреть в ленинской комнате?" Говорят: "Ты что, охерел? Какое "посмотреть"? Отбой, только сержанты смотрят". И я им говорю: "Ну, я же писал..." – "Да ты врешь". И я им показываю вырезки из газет. Они говорят: "Ну давай". Я сажусь с ними в ленинской комнате. Первый тайм завершился. И в перерыве вдруг появляется Виталий Билоножко и поет песню "Возвращайся всегда, где бы ты ни был, к родному порогу". И у меня слезы на глазах.  

– Слезы, да. Это у многих.

– Так он вошел в мою жизнь.

– Да.

– Я помню: боже, как его все любили! Евгения Семеновна Мирошниченко, когда мы сидели и он что-то говорил, она говорила: "Виталик... Виталик..."

– Это правда. Она тоже приходила в Театр оперетты, и Виталик приходил. Он везде, где я...

– И муж бывший же руководил театром. Бегма.

– Владимир Бегма. Хорош был режиссер. Но немного с ним работала. Она заходила в театр, с удовольствием смотрела, давала указания. Какая она хулиганка! Какая она молодец! А когда выходит на сцену – королева. Когда она начинает петь, совсем другой облик у нее.

– "Травиата", "Риголетто" были.

– Думаю: "Боже, какая она красавица!" Что значит, когда человек в профессии на месте… В дикторскую Виталик когда приходил, дикторша: "О, пришел наш муж". Все его обожали. И Таня Цымбал, и Тамара Стратиенко. Он приходил всегда как свой: "Так что, девушки, что кому дать?"

– Ревновали вы?

– Знаешь, Дима, я не могу понять, но если ревную, то это очень сильно как-то. Я старалась этого или не показывать, или не делать.

– Ну, женщины же любили.

– Но что интересно, в дикторской, в моем шкафчике, в карманчике в платье или в пальто обязательно была записочка: "Виталик сейчас там-то с тем-то…"

– Кто-то писал.

– Кто-то писал и вкладывал мне.

– А вы знаете кто?

– Ну, догадываюсь, но пусть живут мирно. Я никогда не указывала и никогда не выказывала.

– То есть писали, где и с кем?

– Да. А я вынимаю и говорю: "Боже, вот молодец!" – "Ну ты хоть позвони на работу". Говорю: "Я не знаю рабочий телефон". Я его и в самом деле не знала. – "Мы можем позвонить". Вроде бы он там должен быть в это время… Ну и что, как его нет на работе? Он вышел кофе попить. Я сказала: "Витасик, дорогой мой, я тебе вольную выписала с первого дня нашей свадьбы".

– Какая прекрасная жена...

– Это глупости. Мне всегда отец говорил: "Дочка, есть такие глупые женщины, которые бегают за мужчинами. Ты этого никогда не делай". Боже, он меня многому научил! "Если ты будешь, – говорит, – хорошей женой, он всегда придет к тебе. Где бы он ни был, он вернется, потому что ты ему будешь нужна". Такого у меня не было. 

– Он мне говорил, что вас ревновал безумно.

– "Чего ты с ним разговаривала?" Я говорю: "Где ты видел?" – "Из окна видел, как вы там что-то разговаривали очень близко". – "Я даже и не знаю".

– Он даже драки делал за вас?

– В самом начале, когда кавалеры ко мне, а я – от них… Они хотели очень меня иметь за девушку. А тут Виталик. Он сломал стулья, делал страшное. Всех разогнал очень далеко. И сказали: "Боже, там такой явился... Нет-нет-нет, туда мы не ходим".  

– Это правда, что он попросил своего друга сделать вам испытание?

– Правда.

– Это же классный друг был.

– Это красивый такой Гаврилюк. А он специально…

– Актер.

– Они думали, что я сразу поведусь на красавца и забуду мальчика своего.

– Они договорились с Гаврилюком, чтобы он вас заманил.

– Да. Началось обольщение. Я думаю себе: "Что это еще такое?" Я так просто не поддаюсь. Это нужно, чтобы мне голову сорвало, а Виталик, наверное, этого еще не знал. И он, вижу, симпатичен, нормальный. Прекрасно поговорили... И он говорит: "А может, пройдемся?" Говорю: "Нет-нет, я жду". Он и так: "И пройдемся, и давайте в театр сходим, и, может, встретимся..." Я думаю: "Ну ничего себе! Вот тебе товарищ". Я подумала о нем плохое. Потом говорю: "Виталя, что это такое?" Он говорит: "Да не обращай внимания. Такое..." – "Как ты мог вообще?"

– Но он признался потом?

– Признался потом, да. Говорит: "Мне было интересно". Просто от Ивана глаз оторвать было нельзя.

Виталик ходил к маме: "Наверное, со Светой разведусь..." А она сказала: "Сынок, если ты при живом отце детей сиротами оставишь, я тебя и в гробу достану"

– Красавец.

– Он такой легкий, что надо с закрытыми глазами идти за ним и не оглядываться. А я не пошла...

– Балованная Света.

– Что балованная, то балованная. Легкое – это не для меня. Мне нужно, чтобы сорвало всю крышу, чтобы я пошла за мужчиной. Женщина, чтобы пошла с мужчиной в интимное место, должна безумно влюбиться в этого мужчину. Она должна дышать с ним в унисон.

– Одним воздухом.

– Конечно. Ну, это мне кажется. Может быть, это не для каждой женщины. А для меня это именно так. Иначе что это за прогулка? Мне не подходит такой вариант.

– Были моменты, когда ваша супружеская жизнь была под угрозой?

– Не то что под угрозой… Когда было очень много работы… А потом немного мешают посторонние люди…

– Из-за чего?

– Ну, придумали какие-то выдумки, что-то наговаривали...

– На Виталия?

– То на Виталика, то на меня. Не хочу вспоминать, но есть такие люди, которые нашу родню хотели поссорить… А потом выясняется, что такого и в помине не было. И что это вообще за разговор? Но все время кому-то хотелось нас разъединить, разбить. Но мы выдержали, разобрались. Виталик как раз ходил к маме: "Наверное, со Светой разведусь…"

– Это какой год?

– Я не помню, но уже двое детей было. И она сказала: "Сынок, если ты при живом отце детей сиротами оставишь, я тебя и в гробу достану".

– Мудрая мама.

– Так что это у Виталика, а у меня и мысли такой не было. Конечно, мы делали одно дело, мы серьезно говорили, на повышенных тонах говорили. Потому что очень тяжело, когда делаешь большой проект и у тебя много подрядчиков, а чего-то не хватает. Я помню: антракт – и нужна какая-то оплата кому-то, а они говорят: "Не выйдем на сцену, пока не будет..." Много таких вещей, которые нужно было срочно выполнять, и оно не все получалось. Но самое интересное – поговорим, а потом выходим на сцену, поем дуэтом, так он на меня взглянет, я на него взгляну, он так чуть-чуть, краешком губы улыбнется, я улыбнусь – и уже помирились. Сейчас мы вспомнили, даже улыбаемся, даже такой веселый разговор, потому что о нем вспоминать по-другому, с грустью, нельзя.

– А как?!

– Мы не можем. Потому что он был как яркое солнце на этой земле. Он так болел за все… За друзей… Того нужно в больницу, этому поступить в вуз… Куча вопросов. Я говорю: "Виталик, может, ты о себе подумаешь?" – "Хорошо". Он так много отдавал! Врачи говорили: "Берегите сердце". – "Я берегу". Но знаете, нет. И потому, наверное, такое бремя было на сердце, что оно и остановилось.

– Вы были известны на всю страну – диктор центрального украинского телевидения. Вы знаете, вас любят все. Вы занимаетесь своим делом. Виталий поет. Это он вас уговорил петь с ним вместе?

– Вадим Крищенко написал стихи, а Саша Осадчий, с которым мы дружили…  

– Прекрасный композитор.

– Да. Появилась песня. Тогда это не называлось "дуэт". Называли "песня на двоих". Ну, пусть будет на двоих. Виталик говорит: "Может, попробуем?"

– Что это за песня была?

– "Щоб ти щасливою була", – таковы вот основные слова. Саша Осадчий говорит: "Может быть, вы попробуете?" И мы спели эту песню. Нет, мы сняли видеоряд: сидим друг напротив друга. Думаю: "Да пусть будет на память". И "УТ-1" выставило его. Боже! Как пошли письма…

– Понравилось людям.

– Как пошли посылочки с салом... И духи "Желаю счастья". Да, такие были. А сверху шоколадка… Мне звонят, говорят: "Света, уже снова пахнет мясом или салом – идите забирайте". Говорю: "Девочки, разбирайте сало, потому что столько его..." Потом еще появилась песня, потом – еще. А потом мне так понравилось это дело, что мы начали смотреть репертуар и работать… А тут Саша Морозов ездил часто с Андреем Демиденко… И он нам написал "Мелодію двох сердець".

– Она сначала называлась "Один мотив для двох сердець"?

– Просто "Мотив для двох сердець". Или "Один мотив". Я уже забыла.

– "Один мотив для двох сердець".  

– "Один мотив", правильно. Затем появился фестиваль. Виталик говорит: "Света, все делают сольные концерты, все о себе и о себе. А чего бы не сделать это семьей – всех пригласить…"  

– Это его идея была?

– Да. И мы сидим в кругу друзей. Говорит: "Это надо же послужить стране. Надо показать, какие у нас семьи. У нас столько друзей, как мы весело и красиво живем! Нам даже в голову не приходит ссориться или драться, не доведи господи". И началось. На первом фестивале весь Кабмин у нас был в зале. Все пришли посмотреть, что Билоножки придумали. Вышла Рая и дрожащим голосом…

– Кириченко.

– Раечка с Николаем. А Николай говорит: "Я в жизни не пел! Вы что? Не могу!" Но ведь спел. Всем было интересно, как муж с женой поют. Такого не было.

– Идея прекрасна.

– Да. Когда я работала на телевидении, там Иван Мащенко был директор. И мне сказали: "Света, ведите программу "Зичимо щастя". Но нужен партнер". Говорю: "Так партнер уже есть". – "А кто это?" – "Пришел молодой певец, солист". – "Нет-нет-нет". Как они сказали: "Не развивайте семейственность".

– У вас же на фестивале не только супруги пели. И внуки, и дети...

– И дети, и внуки – все. Братья, сестры, бабушки – все вышли. И Богдан Ступка был, помнишь?  

– Да.

– Он всю семью вывел. И вы с Алесей какую песню...

– Да.

– Кстати, я уже заочно приглашаю вас на следующий фестиваль. Надеюсь, мне удастся.

– Будет фестиваль.

– Да, я хочу. Виталик достоин того. Хочу, чтобы хорошие артисты исполнили его песни. У него такой огромный репертуар! Даже Оксанка Билозир говорит: "Я не знала, что это Виталик поет". Мы всю жизнь рядом идем, и не знаем репертуар каждого.

– А какие Виталия песни вам больше нравятся?

– "Половина саду квітне" мне нравится. "Яблуневий туман". Я думаю, это вообще шедевр. "Білий острів" – прекрасная песня. Но как Остап Гавриш музыку сочинил! А как же Виталик работает с композиторами и авторами! Он их домучивает до гениальности. Говорит, переход этот не годится, а тут слово заменить… Они уже говорят: "Виталий, но..." – "Но получилось".

– А "Яблука падають"?

– А "Яблука падають" – это вообще. Степан Пушик стихи написал. Звонит мне в два ночи: "Света, ты спишь?" – "Да нет, не сплю". А сама, конечно, проснулась. Говорю: "А что?" – "Да тут надо слова подумать. Я вот сидел-сидел…" Это же старый дедушка, но депутат.

– Да, он депутатом был.  

– Я говорю: "Она не должна быть просто о яблоках. Это психология очень глубокая. Представьте себе: жизнь мимолетна, когда-то и нас не будет на этом свете, а следы наши останутся под яблоней. Яблочки будут падать. Может, кто-то вспомнит об этой яблоньке, о нашей песне…" И он говорит: "Ой, правда". И он так его завернул и верно написал! Утром присылает мне. Присылает все стихотворение. Говорю: "О, это правильно". Потому что в самом начале было так легкомысленно. Ну что значит "яблоки"? И что? Вообще это наши дети говорили: "Ой, мама, папа, вы яблоневые певцы. У вас все о яблоках". То половина сада цветет, то яблоки. Ну как? Это наш, украинский продукт, который мы обожаем. Без яблока никак.

Шедевральные песни – и "Як ішли літа наші на ярмарок", военные песни, которые он пел... "Половина села гуляє, половина в землі лежить". Люди на эти песни видео сами создают. Все социальные сети – кругом поет Виталик. Или мы вдвоем. Всю жизнь ходили на радио, а говорили: "Вы – неформат". Так, значит, надо умереть, чтобы быть форматом. Какая печаль!

– В 2014 году, когда началась война, он принимал все так близко к сердцу – просто не жил! Я помню, как он переживал, как он смотрел все эфиры. Сколько мы с ним говорили ночью.

– Не мог он спать… Мы живем в загородном доме, он так переживает, я поднимаюсь наверх, а Виталик кричит: "Спускайся вниз, пожалуйста!" Если тревога, он очень боялся, что меня снесет вместе с крышей. Я вроде не из трусливых, но все же слушалась. Все же слушалась – приходила к нему на первый этаж. А оно гудит над головой. Боже!

– Вы помните начало великой войны?

– Я проснулась, потому что загремело сильно. Быстро открыла окно – столб дыма. И я сразу: "Виталик, война". – "Боже, Света, ну что с тобой?" Говорю: "Виталик, война". И он схватился: "Боже, да-да-да". К нам начали съезжаться знакомые, дети их… Мы все на первом этаже вповалку спали. А парни мои дежурили. У нас есть зарегистрированное оружие, все как надо. Мы не знали вообще, что это может быть…  

Чернобыль они проехали так быстро, даже никому в голову не пришло… Как это можно так быстро? Потому мы вообще не знали, чем это все кончится. Виталик говорит: "Бери внуков..." И мы все, женщины, уехали на Западную Украину. А он остался с мужчинами. Мы три дня ехали. Ночевали в каких-то хатах. Негде было стать, на дорогах нельзя было ехать никак, заправиться невозможно. Ладно, у нас были канистры – все взяли, что можно было. А Виталик остался. И каждый день ждал, пока мы с младшим сыном приедем. Говорит: "Света, ну, давай уж возвращайтесь". 

Почему Виталий умер преждевременно? Сахарный диабет. Он начал немного набирать вес. Трудно было ходить – потому он и не выходил

– Он часто говорил, что вас любит?

– Не часто. Чтобы просто так сказать… Знаешь, а мне и не нужно было. Я почувствую по отношению, по взгляду, как он коснется меня. Меня, например, это могло бы раздражать, если часто говорить.

– А вы ему часто говорили, что любите его?

– Ну, пожалуй, чаще… Как женщина. Знаешь, мы все легче делаем немножко. Поэтому я всегда первая к нему подскакивала, обнимала… Говорит: "Что-то, Света, холодно". А я всегда к нему прислонюсь, а он говорит: "Ой, ты моя печка".

– Сколько лет вы прожили вместе?

– 47.

– Золотая свадьба была бы.

– Я так готовилась! То есть не готовилась, а я так, мысленно: "Боже, это надо сделать праздник. Надо, чтобы мне кто-то помог, подсказал". А наш внук Виталий говорит: "Света, я все вам организую". Это такой молодец... Как дед Виталик, так и он мастер на все руки.

– Держите возле себя. 47 лет вместе жить и любить друг друга… Как сохранить любовь?  

– Оно так быстро пролетело, что я бы еще 47 лет прожила с ним. Я даже не знаю, что сказать. Ну, нужно не только о себе думать – нужно думать о своей половинке, отдавать тепло, заботу. Надо просто любить человека. Бывает разное: замечание или он мне, или я ему. Ну, это такое… Это жизнь. Он мне скажет: "Света, ты неправильно или спела, или повела себя…" И думаю: "Он же правильно говорит".

– Но прежде всего нужно любить.

– Обязательно. Надо жить этим человеком как-то. Мы так сплелись воедино… Я даже не знаю, что сказать. Это было здорово, это было классно. Единственное, что жалею: что годы так быстро пролетели. И не будет той яркой молодости, что не будет тех времен, что никогда уже не будет мужа рядом… Надо быть человеком… Зачем ты выходишь замуж? Я же не вышла за мешок денег или какой-то статус. Мы кирпичик за кирпичиком строили все сами. Одна, вторая общага – и так перескакивали, пока сами не приобрели все. У нас не было мохнатой руки. Все сами. А самому – очень тяжело.

– И никто не ждет.

– И никто не ждет. Надо сказать: "Я свой – любите меня, я хороший, многое умею. Поверьте в меня". Это нужно, чтобы все поверили в тебя. Это же столько надо приложить усилий, столько надо вырвать из сердца, чтобы тебе поверили. Человек должен многое отдавать. А как Виталик на концерте через оркестровую яму перепрыгивает? Это такой порыв к зрителю! Это же надо любить людей… Понравиться им хочется. Чтобы запомнили, что ты молодец, умеешь это все, ничего не боишься ради людей, пусть там их 200–300… И женщина говорит: "У вашего мужчины огонь под ногами горит". Говорю: "Виталик, можешь немного легче? Хоть немного побереги". Он говорит: "Света, работай как в последний раз". И каждый раз – как в последний раз.

– Какие поступки он совершал за эти 47 лет, которые вы до сих пор вспоминаете?  

– Ну не знаю. Он построил один дом. Он за все берется и делает. Его семья против: "Виталик, отдыхай, хватит". А он: "Света, ты не говори никому. Поехали – я тебе покажу". Мы нанимаем всех строителей… Сам делает проект. Приходят строители и говорят: "Хозяин, мы не знаем, как это делать". Он говорит: "Я буду рядом делать все". То есть готовим, мама моя гонит самогон, поездами направляет сюда. Кормим, поим… Но чтобы нам делали то, что мы запроектировали.  

– Так у вас все на потоке было.

– А как же! Трехлитровые банки – все его мама в грелках присылает, потому что денег еще нет, а нам уже нужно.

– А самогон идет.

– А самогон идет. Там только кончили – новый дом. Говорит: "Здесь надо еще построить. Надевай сапоги – покажу что-то". Приходим – а там лягушки квакают, мусор люди сбрасывают. Говорю: "Виталик, ты что?" Говорит: "Здесь можно райское гнездышко сделать". Как он может не удивить? Вот и удивляет меня всю жизнь. Договорился, расплатился… Начали намывать песок. Из Полтавы едет машина и намывает песок. Не только себе намывает, а еще и Александру Злотнику. "Саша, я и тебе намою. Бери участок рядом со мной. Песни пишем вместе, поем вместе – бери". Еще не только для себя, но и для друга делает. Он постоянно удивляет, что берется и доводит до конца. Он был просто одержим всем. За что он брался – он должен сделать классно, чтобы всех удивить.

– Что произошло с Виталием? Почему так получилось, что он умер преждевременно?

– Сахарный диабет. Он начал немного набирать вес. Тяжело было ходить. Почему он и не выходил. А потом он изменился. Говорит: "Нет-нет, Света, я вот вылечусь, а потом спою…"

– Несколько лет он никуда не выходил?

– Нет, мы уезжали в город, но на концертную площадку он не выходил. Говорит: "Света, у тебя есть песни для воинов. Ты можешь сделать". Мы несколько раз с ним выезжали. Ему было тяжеловато, но выезжали. А как сказали врачи? Сахарный диабет – это такая болезнь, как онко. Она разрушает все внутри. Мы лечились, я постоянно Виталика водила, все прописывали, все пили как следует. Но – видишь? – оно все равно изнутри съедает человека.  

– Война тоже подкосила.

– Война. То, что Виталий не спал по ночам, переживал...

– Это же нервы.

– Он же ужасно переживал. Говорю: "Виталик, все равно ты ничего не сделаешь. Ты это понимаешь или нет? Надо отдохнуть". У нас одна политика в разговоре – сердце этого не может выдержать. Ему стало в один вечер нехорошо. А еще он не любил лечиться. "Виталик, нужно полежать в стационаре". – "Я тебя умоляю. Стены родные меня вылечат". Говорю: "Этого недостаточно, надо в больницу". – "Нет-нет-нет". И ему стало плохо, я вызвала "скорую". Уже готовлю, его собираю…

– А он не хотел в "скорую" даже.

– А он поворачивает голову и говорит: "Что ты там собираешь? Никуда я не поеду". А врач говорит: "Собираемся и едем". И мы уехали. Все было вроде бы нормально, но они взяли анализы и говорят: "Разрушено много"… Мы поцеловались, он улыбнулся нам ласково и говорит: "Ну все, идите домой, моих птичек покормите". И ночью остановилось сердце.

– Во сне?

– Во сне. Там были врачи, все время дежурили…

– О такой смерти можно мечтать, правда? Во сне.

– Пожалуй, да. Да. Они же его спасали, заводили сердце – никак. Они позвонили младшему сыну, говорят: "Мы все делали, но Виталия Васильевича нет". Он мне звонит в 7.30, а я оглохла, ничего не слышу – у меня остановился мир в одну секунду. Это так тяжело, Дима! Ужас. Теперь мы плачем за ним, потому что нам мало 47 лет. Но мне пишут многие: как собственное горе все переживают. Я, если удастся, должна сделать вечер памяти.

– Да, это нужно делать.

– Сделаем обязательно. Я всех подниму, чтобы это было, потому что думаю, у нас будет много слушателей, зрителей. У нас большая армия... Его любят за нрав, за песню, за любовь к земле, к простым людям, ко всем, кому плохо. Он всегда говорил: "Света, это нужно людям. Тем нужно помочь и тем нужно помочь". Мы сейчас все донатим на ВСУ: и сыновья, и внуки, и я. Мы все ездим, собираем. Все-все для того. Потому что иначе мы не можем. Мы сейчас в тылу, но тыл – это очень важная вещь.

– До сих пор плачете?

– Плачу. Со мной дети, не покидают меня. А я иногда прошу их уехать – мне нужно самой выплакаться. И не могу выплакаться, потому что слез полно и полно.  

– А что дальше теперь?

– Продолжать наше дело, петь песни, если будут. Будут, конечно. Много у нас композиторов… У меня хорошие дети. Они так много сейчас делают! Они могут сказать слово, они умны, они грамотны. И внуки, и дети. Как-то у нас получилось их воспитать. Сейчас старший сын окопные траншеи роет… У них строительная компания – они все отдают туда, оборонительные сооружения делают. И меньший, и старший зарабатывают и отдают огромное количество… Я схватилась и поехала туда, сюда: ни от чего не отказываюсь. К воинам – так к воинам. Собрать надо средства в зале – собираются люди… Боже, какие у нас люди золотые! По копейке собирают – и тысячи выходят. Это такой народ, на которого нужно кланяться. Они держат на своих плечах всю тяжесть сегодняшнего дня. И нас невозможно победить. Убить нас можно, но победить наш дух, сломать – это невозможно. Пусть не надеются. Эта земля вырастила таких крепких, красивых мужчин, как мой Виталий, уникальных патриотов… У них болело сердце за каждого солдата, за каждый районный центр, который [русские] разрушали.

– Светочка, я хочу поблагодарить вас за это интервью. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы были прекрасной женой прекрасного человека. Вы были одно целое.  

– Спасибо.

– Вас нельзя было разъединить.  

– Спасибо, Дима.

– Я хочу, чтобы все у вас было хорошо. Вы очень достойны. Благодарю вас за все.

– Спасибо, Димочка. А вам удачи в ваших программах, счастья, любви с Алесей. Она прекрасна, она замечательная. Она такая же помощница, как я – у Виталика.

– Спасибо.

– Спасибо.