Жительница Изюма: Во время разбора завалов дома, где жил сын, двоим спасателям я давала сердечные. Они 45 тел откопали. Руки и ноги доставали
Они и прятались все в одном подвале со своими соседями. Они все вместе погибли 9 марта. Там было 47 человек, в том числе шестеро детей
– Вы помните, что происходило 24 февраля, как для вас началась война?
– Я только переболела коронавирусом. Была очень слабая, но уже решила выйти на работу на рынок. Прихожу, а мне сын говорит: война. Мы купили, что в аптеке было, продукты закупили... А 26-го мы уже прятались в подвале. Я была у себя в доме на проспекте Незалежности. Сын жил на Первомайской. Когда были обстрелы, они прятались в подвале. Они и меня звали, потому что у них там очень много людей было и чтобы мы все вместе были. А чего туда идти? Это же нижний город – это далеко от моего дома. А он уже машину в гараж поставил, чтобы уже не трогать ее, чтобы никто не забрал. Поэтому я не пошла к ним.
– Когда начались авиаобстрелы в Изюме?
– Уже в начале марта постоянно стреляли. 6 марта точно обстрелы были. Потому что в этот день бомба попала в частный дом к невесткиной маме. Она жила неподалеку от детей, поэтому пришла к ним в подвал прятаться.
Мой сын жил в одной квартире со своей женой и младшей дочерью. В том же подъезде, только на пятом этаже, жила его старшая дочь со своим мужем и двумя детьми. Сынок специально купил ей там квартиру, чтобы все были рядом. Вот они и прятались все в одном подвале со своими соседями. Они все вместе и погибли 9 марта. Там было 47 человек, в том числе шестеро детей.
– Как вы узнали об этом?
– Последний раз мы разговаривали с сыном по телефону 6 марта. У меня в доме было холодно в подвале. Он позвонил, сказал, что у них тепло: "Еды полно. Если хочешь, езжай к нам". Но поскольку постоянно были обстрелы, я сказала, чтобы сидели там сами. Со связью были проблемы, поэтому мы не говорили следующие дни. А 9 марта в 9.05 был обстрел. Мне люди рассказали, которые жили недалеко, что Сашин дом разбомблен. Только через два дня я узнала об этом.
Потом я ходила туда... Посмотреть. Первый раз пошла – от дома одни руины. Они уже все мертвые были в подвале, это однозначно. Я посмотрела на дом и ушла, потому что по-другому никак: что я могу сделать? Меня какой-то мужчина провел до дома. Потом я еще раз сходила. А потом мне уже сообщили, что будут разбирать завалы.
Только в первых числах апреля начали раскопки. Это когда уже русские зашли в город. Разбирали завалы наши изюмские МЧСники. И похоронщики наши изюмские тоже были, которые трупы собирали по городу. У нас зимой, где люди умирали, там их и хоронили за домами.
– Удалось найти тела ваших близких?
– 3 мая закончили раскопки. Я старалась держаться, крепилась. Я каждый день туда приходила в восемь утра и уходила в три дня, когда заканчивали спасатели работу свою. Ходила 14 км пешком туда и назад каждый день больше месяца. А тогда обстрелы были ежедневно, но я уже на них не обращала никакого внимания.
– Как вы справлялись с такими испытаниями?
– Я помогала людям по приметам разыскивать своих близких. Там мужчин много было, которые своих жен потеряли. Других людей поддерживала. Даже пожарным помогала, когда во время разбора завалов им становилось плохо. Я двоим спасателям сердечные средства давала. Это совсем не просто было. Они 45 тел откопали. Руки и ноги, куски тел доставали. Семь неопознанных тел похоронили. Еще семь человек пропали без вести – документы были на них, а их тел не нашли. Может, они оказались в центре взрыва и сгорели...
Подвал расчистили полностью, откопали всех. Я искала своих и все 45 трупов видела. Я опознала только шестерых своих родных. Двух я так и не нашла – жену сына и младшую внучку Марию. Дело в том, что когда доставали последние тела, я уже не могла никого узнать, потому что лиц не было совсем. Обгоревшие все лица. Одежда обгоревшая. Даже по одежде не узнать было – все черное.
Старшую внучку и ее мужа я узнала по татуировкам и украшениям. Елена у меня только серебро носила, на руках, на шее цепочка серебряная, браслет – тут было как узнать. Диму, ее мужа, я узнала по татуировке. Единственный, у кого сохранилось лицо, был мой сын Саша. Все тела, которые были откопаны, – лиц не было, и волос даже иногда. Последней 3 мая спасатели достали Сашину тещу, маму моей невестки. Она была с документами. Лица не было. Но я ее просто очень хорошо знаю, дети прожили вместе 31 год – у нее седые и очень густые волосы были.
– Вы смогли их похоронить?
– Да. На городском кладбище, по улице Шекспира. У меня там муж похоронен. Мне там было удобно. Я была совсем одна. Одноклассник внучки в "похоронке" работал и помог мне все сделать – похоронить тех, кого я опознала. Невестку и внучку похоронили как неопознанных. Но вот недавно у меня брали образцы ДНК. Планируют делать эксгумацию. Что получится, не знаю.
Я никуда не поеду. Это моя родина. Мои дети в Изюме родились
– Как вы сейчас живете после освобождения?
– Еду готовим на улице на мангале. Дрова у нас есть. Я у племянника набрала. Машина привозит воду. Были бы свет и печка. На рынке уже все есть. Гуманитарки очень много, каждый день дают, по всему Изюму. Но я не бегаю. Я 25 лет работала на заводе, 27 лет торговала на рынке. Сейчас самое дорогое – не деньги, а жизнь.
Сын продавал детскую обувь. Его контейнер открыло во время обстрелов взрывной волной и всю обувь разобрали. Документы на контейнер я нашла, чтобы не было никакого недоразумения. У сына была девочка-реализатор, теперь мы с ней продаем. Цены не повышали, стараемся еще и снижать. Потому что детям нужна обувь.
– Вы не хотите уехать из Изюма, чтобы хотя бы зиму в более безопасном месте провести?
– Я никуда не поеду. Это моя родина. Мои дети в Изюме родились... Сын и невестка закончили Харьковский университет радиоэлектроники... Фотографий вот мало осталось. У детей же все было в телефонах. А телефоны не нашли, они не уцелели.