Условия прекращения огня в Украине зависят от нашей гибкости и умения видеть картину целиком

Трамп, Путин, Си и мир в Украине.

Окружение Дональда Трампа еще до официального оглашения результатов выборов в США выдало несколько заявлений о возможных сценариях завершения войны в Украине. Точнее, ее заморозки на текущем этапе. И если на протяжении предвыборной гонки речь шла об, условно говоря, двух вариантах планов – "тезисах Heritage Foundation" с увеличением помощи Украине и принуждению Путина к уступкам и "тезисах America First Policy Institute", которые заключаются в заморозке конфликта по линии соприкосновения, – последние дни активно обсуждается именно второй.

При этом оба условных "плана" предполагают начало переговоров между Украиной и Россией без реализации тезиса "границы 1991 года".

Разница лишь в том, что более активная позиция предполагает добиться изменения баланса на линии фронта и уже после этого говорить с Кремлем с позиции силы. Это делает возврат к границам возможным в рамках политического трека.

Второй подход предполагает заморозку тут и сейчас с осознанием (но не обязательно признанием) невозможности возврата территорий в обозримом будущем. В качестве иллюстрации можно привести уже проговариваемые тезисы "забыть о Крыме" или "дождаться перемен в России".

На этом фоне Российская Федерация существенно усиливает давление на фронте. Несмотря на достаточно большие потери, ВС РФ хоть и не обвалили украинский фронт, но за последние три месяца добились самых внушительных успехов с 2022 года. А Путин, выступая на "Валдае", в очередной раз вспомнил о "стамбульских договоренностях" – читай "российском ультиматуме Украине". При этом, несмотря на резкую риторику, России есть куда спешить с вопросами начала переговоров.

Среди основных (и признаваемых Кремлем):

• рост технологического разрыва между РФ и развитыми странами мира. Речь идет не только о государствах условного "Западного мира", но даже части стран условного Глобального Юга;
• рост зависимости российской экономики от КНР. Тут стоит обратить внимание не только и не столько на торговый баланс, сколько на возросшую степень технологической и финансовой зависимости российской экономики от Китая. Фактически Пекин делает с Москвой то же самое, что Москва пыталась делать с Минском последние 30 лет. Но у китайских коммунистов получается лучше и быстрее;
• Россия теряет геополитическое влияние. Центральная Азия уже не является "задним двором РФ" и становится частью условного "китайского мира". На Кавказе резко возросло влияние Турции, на Балканах российские интересы ужимаются, уступая место реализации интересов упомянутых выше КНР и Турецкой Республики;
• внутри Российской Федерации происходят колоссальные по своему будущему влиянию демографические процессы – условная "русская составляющая вымирает", а численность населения поддерживается приростом в национальных автономиях и миграцией.

Все это уже привело к тому, что, потеряв лидерство в ШОС, Кремль не смог навязать (либо подтвердить) свой лидерский статус в БРИКС. Более того, если проанализировать базовый доклад "Валдайского клуба" и недавнее выступление Путина, то напрашивается вывод о смене позиционирования. Даже на своей площадке РФ уже не выступает с позиции лидера и "локомотива" изменений. Российские спикеры (и президент в том числе) много говорят о многополярном мире, но апеллируют к коллективным форматам "не Запада", где не подчеркивают исключительную роль для своей страны. Фактически Россия вынуждена начать позиционировать себя как регионального, но уже не глобального лидера.

Последнее – самопозиционирование России – является одним из ключевых в понимании политики ключевых мировых игроков в вопросе завершения войны в Украине.

Путин начал этот этап войны как элемент политики по сохранению статуса одного из мировых лидеров за Россией. Ведь экономически РФ давно выпала из пула ведущих государств мира. Технологически тоже. Политическое влияние постепенно размывалось. Оставался единственный козырь – военная мощь. Этот козырь Путин и выложил в надежде на быстрый успех. И если бы произошел "Киев за три дня", РФ вернула бы себе влияние на Кавказе, в Центральной Азии, резко бы укрепила позиции на Балканах, в Африке. Фактически через силу заставила бы воспринимать себя как одного из безусловных архитекторов нового миропорядка.

Но "Киева за три дня" не произошло. Более того, Россия споткнулась о сопротивление государства, которое сама же позиционировала в мире как Failed State. То есть Путин продемонстрировал, что его "последний козырь" в диалоге о геополитическом лидерстве не является таковым. И если в 2021 году при анализе возможных изменений мировой системы часто говорили о треугольнике Вашингтон – Пекин – Москва, то уже в конце 2022-го речь шла о диалоге между КНР и США.

Россия сама себя выбросила из процесса. И поэтому слова Путина января 2023 года о том, что война идет "за будущее России", – были правдой. Поражение или даже условная "ничья" в российско-украинской войне лишала РФ условного статуса ключевого геополитического игрока.

Такая ситуация вполне удовлетворяла Пекин и Вашингтон. Ведь, если говорить простыми словами, намного легче начать разговор о формировании двухполярного мира, чем вести сложный диалог в трехстороннем формате. Эта ситуация удовлетворяла и Европейский союз, для которого ослабление влияния Кремля на континенте так же создавало дополнительные возможности. В том числе и в вопросах субъективизации Союза на мировой арене.

Не менее выгодным ослабление России было и для новых региональных лидеров. Начиная от основателей БРИКС (кроме РФ, естественно) и заканчивая Турцией, Ираном, Саудовской Аравией.

Таким образом, полное поражение Украины было не выгодно и остается невыгодным для большинства стран мира. Но "не проиграть" – не означает "победить". Увы, но полное поражение России и связанные с этим риски глубокого кризиса в РФ вплоть до угрозы распада были (и в значительной мере остаются) невыгодными ключевым игрокам.

• Для США распад России означает дестабилизацию сразу в нескольких регионах. Что приведет либо к кратному усилению влияния Китая либо заставит Соединенные Штаты вернуться к затратной политике "мирового полицейского" без гарантий ее успешности. Что приведет к росту рисков в области безопасности и новому уровню эскалации с КНР.
• Для КНР Россия важна как единое, достаточно управляемое государство. В статусе регионального (но не глобального) лидера с достаточно высоким уровнем зависимости от Китая.
• Для ряда политиков Европейского союза видение России близко к китайской позиции – единое государство, достаточно мощное. Отличие лишь в оценке рисков китайского влияния на РФ. Для ЕС, естественно, такое развитие событий является нежелательным.
• Для большинства незападных государств (в первую очередь региональных лидеров) желательно сохранение достаточно сильной (но, опять-таки, без амбиций на геополитическое лидерство) России.

Таким образом, для значительного числа мировых государств поражение России так же выглядит "невыгодным". Данная позиция, кстати, изменяется. Ведь еще два года назад вместо слова "невыгодный" можно было использовать "недопустимый". Но скорость изменений крайне мала. И тут есть в том числе вина Украины, которая крайне мало на внешнем поле коммуницировала вопросы "поствойны". То есть что будет по окончанию войны и как можно нивелировать риски от российского кризиса в случае поражения РФ.

На этом возвращаемся к паре США–КНР. Оба государства не желают поражения Украины, но не желают и полного поражения России. Значит, с их точки зрения, война должна быть остановлена где-то между указанными крайними точками.

Вопрос – где? И тут уместно вспомнить американо-китайское противостояние и процесс попадания РФ в зависимость от КНР.

• Для Пекина идеальным моментом завершения войны было бы начало переговоров после того, как российская экономика прошла "точку невозврата" в технологической и финансовой привязке к Китаю. Проще говоря, в условиях, когда даже снятие всех санкций не позволит России вернуться к преимущественному использованию европейских и американских технологий и финансовых инструментов.
• Для США попадание РФ в такую зависимость от КНР является кошмарным сценарием. Ведь тогда Пекин получает в свое распоряжение не только сырьевую базу России, но и, например, логистику в Арктике, резкое усиление на Ближнем Востоке, на Африканском континенте. Поэтому для Вашингтона идеальным моментом завершения мирных переговоров (либо заморозки войны) по Украине является период "за пять минут до точки невозврата" падения Москвы в объятия Пекина. Что позволит, интенсифицировав сотрудничество с Кремлем (возможно, не напрямую, а через государства-посредники), поддерживать выгодный для себя уровень российско-китайской конкуренции за зоны влияния.

Таким образом, позиции, с которых внешние игроки будут подходить к вопросу российско-украинской войны, частично зависят и от уровня американо-китайских отношений. Сегодня страны стоят на грани полноценной торговой войны. Но экономики обоих государств взаимозависимы – убедиться в этом можно, проанализировав объемы и структуру взаимной торговли. Учитывая растущее экономическое и политическое влияние Китая, конфликты, конкуренция неизбежны. Причем в области новых технологий они "неизлечимы" – в условиях перехода к "экономике знаний" государство, сохранившее за собой (или получившее) технологическое преимущество, конвертирует его в рост политического и экономического влияния.

С другой стороны, и США, и КНР осознают необходимость в формате будущего сосуществования.

И тут уместно вспомнить о роли Трампа. Тем более что горячая фаза противостояния Вашингтона и Пекина началась как раз при нем. Противоречия накапливались годами, а одним из спусковых крючков в 2017 году стал… "зеленый" переход Китая. Именно в этом году КНР заявил о прекращении приема на утилизацию пластиковых отходов из США и ЕС (а это 60% отходов американского пластика). Дональд Трамп тогда оперативно организовал азиатский вояж (кстати, повторив его в 2019-м). После чего (безрезультатной встречи с Си) китайские коммунисты стали угрозой, а вьетнамские (Вьетнам согласился работать с отходами) – хорошими парнями.

Но тема отходов, повторю, была лишь "спусковым крючком" – противоречий и базы для технологических войн было уже предостаточно.

Сегодня, как ни парадоксально, Трамп может вновь сыграть в свою любимую "челночную дипломатию". Но уже с другим посылом. Речь, естественно, не идет о восстановлении отношений уровня 2010–2015 годов. Скорее – о выработке рамок сотрудничества с сохранением конкуренции за технологии. Тем более что за такой формат может выступить значительная часть его спонсоров. Включая Илона Маска. Маск заинтересован в китайской продукции и материалах, в азиатском рынке для своих товаров. В конце концов именно в КНР работает тесловская "гигафабрика", а вопрос ее расширения был поставлен на паузу руководством КНР в 2023 году.

Таким образом, весьма велика вероятность скорого (после инаугурации) повторения Трампом азиатского вояжа. И от его результатов напрямую будет зависеть позиция администрации американского президента по завершению войны в Украине.

Быстрый успех (крайне маловероятный сценарий) диалога Трампа и Си может дать старт совместному давлению КНР и США на РФ и Украину, соответственно. Причем, если Украина сможет грамотно выстроить коммуникацию на обоих векторах, с принуждением России к политическим уступкам. Например, в вопросах перспектив политического трека возврата территорий. Но, еще раз повторю, без создания "образа поражения" России.

В случае упрямства Путина вполне вероятен переход США к работе в логике упомянутых в начале текста тезисов Heritage Foundation, которые в украинской прессе чаще называют позицией Помпео.

Сохранение уровня конфронтации между США и Пекином либо рост ее уровня приведет к попытке США реализовать алгоритм заморозки "как есть", чтобы попытаться использовать фактор возобновления сотрудничества с РФ в качестве инструмента воздействия на КНР. Однако тут стоит помнить, что для США недопустимо "поражение Украины". И если Путин озвучит неприемлемые условия приостановки войны, так же возможен переход Трампа в более резкую позицию.

Приведет ли такой формат к большей вовлеченности Пекина в войну в Украине? Сомнительно. КНР не желает брать на себя дополнительные издержки по поддержанию безопасности в мире либо ввязываться в войну, которая может выйти на уровень военного противостояния с США.

Перспектива масштабирования войны, кстати, пугает как Пекин, так и Вашингтон. И, например, российская активность в привлечении армии КНДР создает потенциальные вызовы обоим столицам. Ведь усиление (за счет нового опыта) северокорейской армии резко ухудшает ситуацию на Корейском полуострове. Что ставит КНР и США на грань военного противостояния.

Это понимает и Путин, работая сразу по нескольким направлениям: ведь кроме северокорейского фактора, есть ядерный шантаж, раскачка Ближнего Востока, активность в Африке. В представлениях российской стороны такая политика может привести к тому, что США и КНР синхронно решат работать на скорейшую приостановку войны в Украине как одного из ключевых факторов дестабилизации. Для нас это означает наихудший сценарий с масштабными уступками России.

Но представления Путина, как и в 2022 году, могут оказаться далекими от реальности, поскольку как для Вашингтона, так и для Пекина усиление геополитического влияния России (а это будет в случае "победы" РФ и успеха шантажа) крайне нежелательно. Поэтому попытки "перегнуть палку" могут привести к обратному результату – склонению США и КНР к договоренностям между собой.

Что в этом всем для нас?

2025 год, вполне вероятно, станет годом заключения некоего соглашения о прекращении огня. Вопрос "на каких условиях?" зависит от нашей гибкости и умения видеть картину целиком. В конце концов от того, сможет ли украинское руководство предложить свое (адекватное) видение поствойны в регионе и позиционирование Украины относительно ключевых центров силы. Для этого время и возможности есть. 

Источник: Ігар Тышкевіч / Facebook 

Опубликовано с личного разрешения автора