Борьба за "картинку в головах" – это способ выигрывать войны. Или решать их. Доказано российским ТВ

Я теперь нечасто пишу о Крыме. Пожалуй, за эти годы я просто иссяк. Все, что хотелось сказать – высказано.

Помню, как в одном интервью меня спросили о любимом городе. Сначала перебирал в памяти красивое и альбомное, а затем назвал Симферополь. Нет, я не сошел с ума. Я все о своем родном городе знаю. Знаю, что он маленький, заброшенный и несуразный. Но именно он имеет монополию на мои детские воспоминания. Можно прожить весь остаток жизни в Брюгге, но они уже не появятся.

Четко помню предвоенный 2013-й. Накануне Майдана остров казался периферией бывшей империи. Забытой и ненужной, как бабушкины консервации. Пожалуй, так могла бы выглядеть российская эскадра в Бизерте где-то в 1930 году. Уже прошло шесть лет со времени признания советской власти, но еще не наступил 1936-й, когда отдадут на металлолом последний корабль – линкор "Генерал Алексеев". Военная осанка еще заметна среди швейцаров в отелях, но таперы со сложными славянскими именами уже учат новые песни.

Москва жила погромом в Бирюлево, обсуждала нелегальную миграцию, жаловалась на засилье Кавказа. А Крым и дальше жил советскими мифами в их первоначальной чистоте. Митинговал против НАТО, разоблачал "план Даллеса", карикатурно рассуждал о "дружбе народов". Казалось, что между последним советским бастионом и новой Россией почти не осталось ничего общего.

А потом наступил февраль 2014-го. И выяснилось, что вся постперестроечная Россия – это лишь косметика, под ней кроется та же старая империя. Крым снова резонировал с Москвой: это не она вернула полуострову повестку. Это он навязал ей свою.

Припоминаю местных городских сумасшедших. Они ходили с красными флагами или триколорами. Говорили советскими словами и думали советскими лозунгами. Среди них встречались даже карикатурные монархисты. Как и полагается – антисемиты. Они работали в газете местного кошелька с еврейской фамилией, что не мешало им в свободное от работы время болтать о "сионистах" и "заговоре". Эти люди жили на кладбище. Для них сегодняшний день был лишь плацдармом для возвращения во вчера. С ними было скучно и тускло. Даже в заграничных путешествиях они высматривали прежде всего следы упадка. Они были глупы, невежественны и неразвиты.

Я прожил в Крыму 30 лет. 10 лет работал в журналистике. Все это время мы пытались сшивать материк и полуостров. Искать точки пересечения. Находить на картах какие-нибудь другие горизонты, кроме тех, где заканчивался СССР. Мы хотели двигаться в день завтрашний, а они пытались втянуть нас во вчерашний. И нам казалось, что время играет за нашу команду. Просто потому, что мы молодые, а они – нет. Мы ошибались.

В 2014 году все эти ребята внезапно стали мейнстримом. Выяснилось, что мы Россию переоценивали. Считали, что она умнее, современнее, прогрессивнее. А она оказалась под стать этим людям. Оруэлл как новая норма.

Я протянул в Симферополе до осени 2014 года. С февраля по октябрь писал о том, что Россия творит с моим домом. Иногда создавалось впечатление, что ты внутри романа "Остров Крым" – в том разделе, где империя поглощает территорию полуострова. Под нож пошло все, во что ты верил. Независимые медиа, независимые люди, право на несогласие. До ноября исчезла даже рябь на воде. Стало ясно, что это все. Пора убираться. Сегодня мой дом вынужден жить вопреки всему тому, во что я верю. А, впрочем, и я сегодня верю уже не во все.

В течение этого времени я избавился от многих иллюзий. К примеру, что взрослые люди всегда могут договориться. Если тебе предлагают капитуляцию как единственный вариант – диалог невозможен. Сила слова работает там, где люди способны слушать. А если они способны придумывать себе "распятых мальчиков" – нет смысла с ними говорить. Все, что вы скажете, будет использовано против вас.

Выяснилось, что жизнь совсем не расставляет все на свои места. Что пущенное на самотек время не обязательно приводит нас в "завтра". Оно вполне может вернуть нас всех во "вчера". Поколение родителей оттесняет поколение детей, чтобы унести будущее у внуков.

Факты могут проигрывать лжи. Говорящий правду скован рамками этой правды. Тот, кто лжет, ничем не скован. Взрослость – это не вопрос возраста, а вопрос инфантильности. Если человек глупый, то не тратьте на него бисер.

Я больше не верю, что "они сами разберутся". Как только какой-то регион становится заповедником ностальгии – он начинает направляться в ад. Люди с обернутыми назад головами не умеют иначе. Данте доказал.

Не знаю, смог бы я договориться с собой же образца 2013-го года. В последние годы я стал более "правым". Стал более жестким. Перестал верить в рынок идей и рациональность выбора. Движение вперед требует от тебя усилий. Деградация не требует ничего. Скатиться вниз и в прошлое очень просто.

Я понял, что человеческие мотивы определяются не реальностью, а восприятием этой реальности. Борьба за "картинку в головах" – это способ выигрывать войны. Или решать их. Доказано российским ТВ. Я усвоил этот урок.

За все эти годы я понял, что демократические принципы следует распространять только на тех, кто готов их признавать. Играть по правилам следует только с теми, кто не собирается менять их после победы. "Я прочел и согласен с условиями лицензионного договора". Так, кажется?

Мой Крым иногда прорывается ко мне. Вспышками – как позавчерашний сон. На старых фотографиях – те, кто принял присягу новым флагам. Ушедшие во внутреннюю эмиграцию. Выехавшие.

Я до сих пор не могу привыкнуть к снегу. Смену времени года знаменует переход от мадеры к каберне. Дом чувствуется везде, где на горизонте – горы. Мои вещи делятся на то, что "оттуда", и те, что уже "отсюда". Первых все меньше. Других все больше.

Там – в моем Крыму – осталось три десятка лет. И иллюзии. Мне не жалко ни того, ни другого.

Источник: Павло Казарін / Facebook