Есть новый опыт: мало кому приходилось видеть сына, у которого вместо руки просачивается кровь через перевязки

О геройстве, заслуженном или выстраданном. Я всегда стараюсь быть честным. Или искренним. Потому что все-таки все-все свои мысли выражать честно – это признак или инфантильности, или болезни, или еще чего-то. Ну все равно что-то мы скрываем же? Ну хотя бы, что я люблю колбасу с медом, чего социум не воспринимает. Так что лучше любить тихо. Не говоришь об этом – так это уже нечестно?

Много слов. Но сейчас такой у меня этап. И есть время, пока еду из одного областного центра в другой, где работает моя съемочная группа над сюжетом, а я – автор. У меня впервые опыт дистанционной съемки сюжетов. Но он возник из-за другого нового опыта: мало кому из родителей приходилось видеть сына, у которого вместо красивой богатырской десницы кровь просачивается через перевязки.

Я не хочу жалости. Я скорее пытаюсь разобраться в своих ощущениях, потому что последние дни с понедельника на себя оставались только рыдания, которые не надо видеть никому.

Мы не собирались обнародовать трагедию. По крайней мере я. Это его, Ярослава, история. И он принял решение пунктирно обрисовать ситуацию в своих соцсетях. Без деталей. Но с красноречивым фото. Потом он сам удивлялся, что все-таки выложил пост, потому что настроение у него изменчивое. Соответственно состоянию. А я сделал перепост (а вы бы не сделали, когда информация уже в интернете?). Не для хайпа, а для фиксации момента, которому на самом деле уже не один день. Вчерашний вечер "пылал" в информпространстве новостью о "герое". Мне некогда было углубляться в резонанс, потому что на самом деле возле сына много работы. Он учится жить по-новому. Главное, он к этому стремится. Через боль, которую я, трус, даже представить себе не могу. Но все равно волны любви от растроганных людей мы почувствовали сразу.

Ярик сказал: "Я же не герой!" Действительно, он не успел насовершать подвигов и не думал даже об этом. Он хотел (и хочет) быть эффективным для своего подразделения в том, что умеет и знает: области медиа. В современной войне это тоже нужная функция. И мы вдвоем, даже вчетвером – мама и сестра тоже ошеломлены, – не до конца воспринимаем новый статус "героя", возникший так неожиданно. Я же за честность, понимаете? Ярик не успел уничтожить БТР, убить сотню врагов, еще что-то такое эпичное совершить. Поэтому у него возникают определенные колебания совестливые, хотя боли и без них хватает до краев.

Я ищу секрет неожиданной славы в другом. Этот парень удивительно стойко воспринял удар судьбы (на самом деле не судьбы, а целиком и полностью подлого убийственного вражеского оружия). Он ни разу не плакал, не жаловался, не ныл о своем несчастье. Он поддерживает других выживших побратимов. И несказанно страдает по погибшим.

"Папа, я потерял друзей!" – говорит мой однорукий герой со вселенской грустью в голосе. А друзей у сына всегда было немного. В подразделении такие люди появились быстро. И он успел их принять и полюбить! И теперь страдает, что потерял, не насладившись дружбой.

Поэтому в моменте "боец после травмы" наш сын – образец. Это говорю вам я, человек, который легко пугается и даже от вида крови может упасть в обморок. Ярик после взрыва шел с оторванной рукой в рукаве и думал, где кто из побратимов. Пусть в состоянии шока, но повел себя мужественно, не сдался. И в тот критический момент мыслил по-режиссерски: как бы это можно было снять? Это лучше, чем паниковать и застыть от страха на месте? Так размышляю я, не эксперт в психологии стресса.

Вот в этом он – герой. По моему мальчишескому разумению. Поэтому частично дифирамбы для раненого новобранца справедливы.

Поведение в больнице – отдельная повесть. И мы только в предисловии. Продолжение следует. Теперь у меня точно есть не только сын, но и безусловный авторитет, который владеет такой экспертизой, как мало кто.

Теперь о себе дорогом.

Во вторник, зная о сыне, я на профессионализме провел эфир своей рубрики "Знаю – споживаю" в "Сніданку з "1+1", после чего мы с семьей поехали в другой город в больницу. В эфире было важно не сорваться, потому что я тонкослезый. Неля Шовкопляс спросила перед началом: "Как Ярик?" Я сказал: "Потом". Потому что сейчас нужно выдать порцию информации о йогуртах с наполнителем. У меня получилось. Потом была истерика в коридоре, которую кое-кто из коллег видел, но деликатно "не заметил". Я благодарен эмпатийным людям за это!

Тоже размышляю: правильно ли так делать? Когда профессию не отбрасываешь из-за личного, потому что мое дело связано с десятками коллег, у которых свои проблемы, а вместе нам нужно выдать контент.

Вот сейчас я посадил Ярослава в медтранспорт. Позавчера поехали домой жена и дочь. Я оставался рядом, потому что для таких раненых крайне важно – родная душа и рука рядом, особенно на старте новой жизни. REC повезут лечить дальше, а я еду включаться в прямые эфиры, о которых договорился еще месяц назад. Правильно ли так поступать? По крайней мере, я знаю, что сын выдержит дорогу, а на месте его будут ждать не только медики, но и родные люди.

Великим деятелем меня описала сегодня Даша Малахова. В период первых дней, когда никому не стоило плакаться про свою беду, я действительно написал ей правду. Потому что она умеет раскладывать на молекулы боль других. И получил сегодня такой текст, что он когда-нибудь понадобится составителям телеэнциклопедии. И правду скажу: приятно! Я услышал и прочитал комплиментарные комментарии не на своих похоронах, а еще в продуктивный период.

Вместе с тем по-чесноку говорю: имею кучу недостатков. И просто получаю радость от работы. Иногда – в ущерб семье. И не смог "защитить сына", которого не представлял таким реальным героем, каким он стал из-за трагических обстоятельств.

Немножко все сумбурно. Но откровенно. Из-за трагедии я даже не успел разобраться с новой революцией. Не моя тема.

До города эфира – еще несколько часов. Извините за много букв.

Источник: Костянтин Грубич / Facebook

Опубликовано с личного разрешения автора