Фоторепортер Лойко: Юра пришел в себя и увидел, что сидит над телом русского солдата с обезображенной головой, вокруг кровь... Он забил его каской до смерти

Лойко: В донецком аэропорту единственными моими соперниками были пули, которые постоянно летали вокруг
Фото: hromadske.tv
Фотокор Los Angeles Times Сергей Лойко, получивший престижную американскую премию за репортажи о войне в Украине, рассказал корреспонденту "ГОРДОН", как работал под обстрелами в донецком аэропорту, и о том, что осталось за кадром военной фотосъемки.

Почти год назад начались бои за донецкий аэропорт между украинскими военными и боевиками “ДНР”. За стойкость и отвагу украинских военных назвали киборгами. Они удерживали разрушенные здания аэропорта 242 дня.

Фотокорреспондент Los Angeles Times Сергей Лойко – единственный журналист, которому удалось провести в аэропорту несколько дней. За свои репортажи из самой горячей точки Восточной Украины в конце апреля фотограф получил престижную американскую премию – The Bob Considine Award, которая присуждается за лучшее освещение международных событий. Лойко рассказал корреспонденту “ГОРДОН” о фотографиях, ставших для него особенно дорогими, о защитниках аэропорта, их историях, которые остались за кадром репортерской съемки.

Сергей стащил каску и стал руками ощупывать голову. Он думал что убит, что пуля у него в голове. А она застряла в каске

– Я встретил недавно этого парня на выставке в Харькове. В гражданской одежде Сергей выглядел совсем не так, как в аэропорту. В жизни он совсем юный, этакий добрый и веселый увалень. А на фотографии, сделанной в донецком аэропорту – чуть ли не 40-летний солдат с глазами человека, который видел все. Он отдыхал после боя. В его взгляде война, которая никогда не закончится, жертвенность, отрешенность, самурайская готовность к смерти. Не хочу, чтобы кто-то такое в своей жизни испытывал. Его каска, как мне показалось в тот момент, совсем старая, советская, чуть ли не периода Второй мировой войны. И фотография получилась безвременная, словно из прошлого.

На следующий день пуля калибра 7,62 мм, выпущенная из снайперской винтовки, попала Сергею прямо над бровью. Буквально один сантиметр отделял его от смерти. Оказалось, это хорошая каска, которая хоть и выглядела, как старая советская, но была современной и прочной.

От удара Сергей отлетел метров на пять, из ушей пошла кровь. Он стащил каску и стал руками ощупывать голову. Он думал, что убит, что пуля у него в голове. Пуля же застряла в каске, а кровь текла оттого, что мелкие кусочки раздробленного пластика застряли у него в голове.

Только через несколько минут Сергей начал слышать товарищей, которые расспрашивали о самочувствии. Он рассказал, что вдруг почувствовал огонь в голове и страшный шум, все вокруг будто горело. Он перестал ощущать лицо, а слышал только запах крови.

Каска спасла ему жизнь.

"Каска". Фото: Сергей Лойко

Эта фотография мне напоминает о другом эпизоде войны, который произошел с молодым украинским воином Юрой. Он впервые отправился в дозор корректировщиком огня. Обычно в дозор берут с собой легкое оружие, а он снарядил пулемет Калашникова. И почему-то решил снять с руки сигнальную повязку для определения “свой-чужой”.

Был туман. Юра лежал очень близко к позициям сепаратистов. Несколько раз на них точно приходил огонь, и, понимая, что где-то рядом корректировщик, они начали поиски.

Украинский боец увидел, как к нему идет молодой парень, одетый в обычную солдатскую форму. Стрелять нельзя – боевики услышат. Когда сепаратист был метрах в пяти, Юра спросил: “Что ты делаешь? Я тут в засаде лежу, а ты демаскируешь мою позицию! Иди отсюда нахер!“ Тот ответил, что искал корректировщика и заблудился в тумане, сам не понимает, где находится. Юра предложил: "Возьми мою рацию. Вызови подмогу, чтобы тебя вывели". Когда противник подошел, Юра сорвал с себя каску и начал ею бить этого русского по лицу и по голове. Дальше он ничего не помнит. Когда пришел в себя, увидел, что сидит с каской в руке над телом русского солдата с обезображенной головой, вокруг кровь... Он его каской забил до смерти.

Какое же страшное преступление совершили те, кто развязал эту войну! Люди на противоборствующих сторонах доведены до состояния ярости и смятения, близкого к сумасшествию, что могут совершать такие поступки.

Я надеюсь, у Юры все сложится хорошо и будет много счастливых моментов в жизни. Но как ужасно, что самым ярким воспоминанием останется то, как он каской забил человека.

Я опубликовал фото Ивана в Facebook. И вдруг среди  комментариев – "Не вееерю!".  Это написала его жена, получившая "похоронку" из моей записи. Я почувствовал, будто виновен в его гибели…

– Иван спас мне жизнь в Песках. Я утром пошел в сад. И вдруг услышал, что за мной кто-то бежит, словно сумасшедший, и кричит: "Стойте, стойте!" Мы не были тогда знакомы, он не знал, как меня зовут. Остановил меня буквально в полуметре от растяжки.

Потом начался бой. У него была перевязана рука, во рту – сигарета, вокруг горы стреляных гильз, он беспрерывно строчил из пулемета из-за самодельного бруствера, который находился посреди улицы. Рядом стоял танк.

Происходящее мне отчетливо напомнило фотографии времен Вьетнамской войны. У американских военных, которые повоевали год-полтора, появилась отреченность и бесшабашность. Здесь было то же самое. Иван позволял себе курить во время боя, он знал, что делает…

Через несколько дней во время минометного обстрела Песок он погиб.

"Это фото преследует меня. Пулеметчик Иван в бою на окраине Песок. Он помог мне остаться в живых. Мы шутили, смеялись. Мы не собирались умирать". Фото: Сергей Лойко

Потом произошел один из самых ужасных моментов в моей жизни. Я опубликовал фото Ивана в Facebook. И написал, что боец, с которым я знаком, вчера погиб. Я получаю множество комментариев, и вдруг среди них – “Не вееерю!”. Это написала его жена, получившая "похоронку" из моей записи в Facebook. Я почувствовал, будто виновен в его гибели...

После этого был разговор с мэтром фотографии США, лауреатом многих премий. И он спросил, почему у меня так мало портретов (это было до поездки в аэропорт). Я ответил, что для статей такие фото не нужны. Он сказал: “Зря. Это же война. Ты снимай лица ребят. Вдруг кого убьют. У людей будет возможность посмотреть ему в глаза”.

Андрей попросил: "Не снимайте меня, дядя Сережа. Я суеверный. Хочу вернуться домой". И он единственный тогда погиб

– Я быстро нашел общий язык со всеми киборгами, они разрешали себя фотографировать. А этот, такой красивый, высокий, широкоплечий, поджарый блондин с голубыми глазами мне сказал: “Вы меня не снимайте, дядя Сережа. Я суеверный. У меня невеста есть. Я хочу вернуться домой”. И он единственный тогда погиб.

"Андрей попросил не фотографировать его. Я снимал его сбоку и сзади, чтобы не попало в кадр лицо. Он единственный, кто тогда погиб". Фото: Сергей Лойко

Он был ранен двумя пулями калибра 12,7 мм, выпущенными из пулемета “Утес”. Из такого стрелял Пореченков. Одна пуля попала в бедро, вторая – в живот. Это произошло в старом терминале. А эвакуировать раненых можно было только из нового. Бронетранспортер не подходил к старому – там обстрел с трех сторон, а значит, высок риск потери техники и людей. Тогда решили эвакуировать на носилках. Для этого надо было пробежать по взлетному полю 150 метров. Полоса представляла собой искореженное снарядами пространство, где лежали железные обломки, оружие, разбитая техника, тут и там поставлены растяжки... И пара ребят – они настоящие герои – так хотели спасти Андрея, уложили его на носилки и помчались по этому кошмарному полю.

Мне в детстве несколько раз снился такой сон (теперь понимаю почему), будто я бегу по болоту, которое кишит змеями. Я понимаю: только на секунду остановлюсь, меня укусят. Страх, жажда жизни, отчаяние гонят меня вперед, и я бегу по клубкам змей с ужасной скоростью. Этот сон я совсем забыл, а в донецком аэропорту на том взлетном поле вспомнил. Сам прошел из нового терминала в старый и обратно. Я шел ночью, но это не делало поход менее опасным – ожесточенная стрельба с наступлением темноты не прекращалась. А парни, преодолевая все препятствия, бежали днем с носилками, на которых лежал большой раненный человек. В них стреляли...

Андрея увезли на бронетранспортере в больницу. Он умер от большой потери крови на операционном столе.

Один из этих киборгов потом рассказал мне: “Я бегу со страшной скоростью, но мне кажется, что еле двигаюсь. Я не то что слышу, а вижу каждую пулю, пролетающую у меня перед глазами, сбоку, слева, справа”. И это не выдумки. В такие минуты настолько обостряются все чувства, что мозг воспринимает происходящее, как в рапиде (замедленной съемке).

Его талант в обычной жизни мог раскрыться в чем-то другом – писать, рисовать, петь. Но у него проснулся талант “танца смерти”, а его аудиторией являются пули

– Внутри разрушенного старого терминала противников разделяла стена. В одной части находились украинские солдаты, в другой – враги. В стене было много дыр, через которые можно было видеть все происходящее у противника, стрелять. Потом и эта стена упала.

Весь пол завален обломками и предметами военного действия. Боец с автоматом Калашникова шел через эту комнату. Он не позировал. Он даже не знал, что я его снимаю. Он не глядя перепрыгивал через препятствия, так интересно топтался, словно танцевал. И я, наблюдая за ним, вдруг услышал музыку. Солдат так красиво двигался, будто уворачивался от пуль, влетавших в окно, а автомат был продолжением его рук.