Из мемуаров Каретниковой о графе Витте: В Уфе он устроился чистить улицы, потом – мостить дороги, потом – что-то еще G

РАССКАЗ "ГРАФ АЛЬФРЕД ВИТТЕ" ИЗ КНИГИ ИНГИ КАРЕТНИКОВОЙ "ПОРТРЕТЫ РАЗНОГО РАЗМЕРА"

Бывший граф Альфред Карлович Витте жил в Уфе. Все его родственники были расстреляны большевиками в первые дни Октябрьской революции. "Это была аристократическая, близкая царской семья", – рассказала мне мама. Один из них, Сергей Витте, был премьер-министром. Сразу же после переворота Альфред Карлович и его жена – это было каким-то озарением, по-другому не объяснишь – все бросив, сели на поезд, идущий из Петербурга вглубь России, к Уралу, и выбрали Уфу. Этот далекий, провинциальный город не привлекал к себе внимания. Люди бежали от революции за границу, на Кавказ, в Крым. Уфа никого не интересовала, и супругов Витте этот выбор спас.

По дороге, через несколько дней, жена заболела тифом. Их высадили из поезда, немного не доезжая до Уфы, где была больница. Удивительно, что ее там выходили и даже дали им какой-то документ.

В Уфе Альфред Карлович устроился чистить улицы, потом – мостить дороги, потом – что-то еще. Со временем из старого заброшенного сарая он состроил жилье – без электричества, но с утепленными стенами, окном и даже небольшой печкой. Жену, графиню Витте, взяли уборщицей в библиотеку, так что им было что читать. Еще одна удача – никто ими не интересовался. Вокруг сарая разрослись кусты смородины и малины, деревца сирени. Был там и небольшой огород.

Kогда сломалась, вернее, почти отвалилась дверь нашей комнаты, наша квартирная хозяйка, Ивановна (мы были эвакуированы из Москвы, снимали комнату в ее квартире), сказала что позовет Карлыча, и он починит.  "Один из этих – бывших", – хмыкнула она.

На следующий день к нам пришел благородного вида старик с седой, аккуратно подстриженной бородкой, худым, состоящим почти только из профиля, лицом. На нем было потертое рыжее, из лошадиной шкуры, пальто, старые валенки с галошами, в руках сумка с инструментами. Это был граф Витте. Что-то в нем осталось от прежней выправки – в фигуре, в выражении лица – хотя он прожил более 20 лет в чужом окружении, чужом языке, среди татар и башкир, которых он плохо понимал, а они не понимали его. Русских он сторонился.

Он долго возился с дверью. Молчал, со мною ни слова, был занят своим делом. А я делала уроки, но все время на него поглядывала.

"Бывший, – думала я, – значит, аристократ, а у них были дворцы, слуги, которых они эксплуатировали", – как нам говорили об этом в школе. "Была музыка. Балы. А сейчас…" – я посмотрела на него. Он держал большой гвоздь губами – его руки были заняты дверью, а она все время соскакивала с петель. Я тихонько погладила его лошадиное пальто, которое лежало рядом со мной.

Мама пришла с работы, а я пошла гулять. Когда вернулась, они пили чай, сидя на табуретках, за столом из ящиков, и тихо разговаривали по-французски. Он что-то рассказывал. Французские слова! Это было так красиво, так по-другому, чем все вокруг!

Время от времени Альфред Карлович приходил к нам – то что-то починить, то забить дыры от крыс; и каждый раз он приносил книжку маме почитать и какой-нибудь овощ или фрукт из того, что он и жена выращивали. "Вы меня очень обяжете, если возьмете эту тыкву (или кабачок, или капусту)", – говорил он. Мама, конечно, брала и благодарила. А потом они пили чай и, как всегда, уютно беседовали.  Мама, которая работала в госпитале, время от времени посылала его жене какие-то лекарства.