Услышать Донбасс и не умереть
Словосочетание: "Услышьте Донбасс!" в последнее время набило оскомину. Впрочем, так же как и традиционный пренебрежительный ответ: "Да кого там слушать?". Издание "ГОРДОН" в качестве некоторого компромисса послушало и услышало коренную жительницу Славянска, кандидата наук, доцента кафедры прикладной психологии Донбасского государственного педагогического университета Татьяна Асланян. Сегодня к титру добавилось еще "вынужденный мигрант" и "волонтер".
Вы знали, что в Славянске есть университет? Я – нет, и мне, признаться, стыдно. Общаясь с беженцами (как неправильно сами себя называют официальные "вынужденные мигранты"), я случайно услышала об этой женщине. История не из шокирующих. Да, да, журналисты нынче перебирают, чтоб послезливее. А тут ни пятерых детей на руках, ни бомбы в доме. Удивляет только титр – кандидат наук, доцент, преподаватель университета. Выехала Татьяна из Славянска в конце мая. Сегодня, когда ее соседи звонят на горячие линии в поисках помощи, они могут услышать ее голос. Мягкий, но уверенный.
Если вы думаете, что весь город в едином порыве в воздух чепчики бросал, когда вооруженные люди захватили здания мэрии и милиции, то вы ошибаетесь
– Признаюсь, я удивилась, когда услышала, кем вы работаете. Не знала, что в Славянске есть университет. Честно, полезла в гугл проверять.
– Знаете, у меня мурашки по коже от этих слов. Жителей Славянска превратили в каких-то пьяниц и уголовников. Посмотришь на фото, которые мелькают в сети, – не люди, а образцы социального дна.
Я уже несколько раз встречала удивление на лицах, когда говорила о том, где преподаю. В глазах у собеседников читается: "Ух-ты, там даже книжки кто-то читает?" Наш ВУЗ существует с 1939 года. В советские времена мы были известны одним из самых редких факультетов – дефектология. Их всего было три в Украине: в Киеве, Львове и Славянске.
Очень удобно думать так про людей: кто живет в Славянске? Бабушка с огорода, шахтер и алкоголик!
– Не обижайтесь. Но вряд ли город интеллигенции, образованных и думающих людей поддержал бы сепаратистов и террористов.
– Если вы думаете, что весь город в едином порыве в воздух чепчики бросал, когда вооруженные люди захватили здания мэрии и милиции, то вы ошибаетесь.
На третий день после захвата уже нельзя было проехать по Славянску. Везде поставили блокпосты и стали палить шины. Стащили со всех детских площадок эти шины. Железнодорожный вокзал был парализован, транспорт остановился. Везде сновали вооруженные люди. И это все, представьте, происходит в мирном, спокойном городе, где никогда никаких эмоциональных всплесков не было. Активность никто в жизни тут не проявлял. Максимум – коммунисты маршировали по праздникам. И тут – такое! Многие были напуганы, я в том числе.
Хватило Тягнибоку со сцены сказать о том, что "мова державна єдина". Сразу пошли разговоры, мол, "эти" к власти придут, за русский язык чуть ли не расстреливать начнут
– И все же вооруженных людей многие поддержали. Почему?
– А у сепаратистов была абсолютно простая риторика, понятная любому. "Киевская власть – националисты, бандеровцы", "Деды воевали. Не допустим фашисткой свастики". Вот и все. Очень меткое попадание в цель.
Нужно понимать, тут так исторически сложилось, что Россия ближе. У нас одни герои, один язык. Многие в Киеве никогда не были, а, скажем, в Ростове были. Родственники по ту сторону границы есть у большинства. У нас все смотрят российские каналы. В кабельных пакетах их, наверное, больше, чем украинских. А там пропаганда всегда работала, причем профессионально.
Огромной ошибкой было зимой со стороны тогда еще временной власти поднять языковой вопрос. Большинство людей испугались, обозлились именно тогда.
– Но ведь никто никому не запретил говорить по-русски.
– Хватило Тягнибоку со сцены сказать о том, что "мова державна єдина". Сразу пошли разговоры, мол, "эти" к власти придут, за русский язык чуть ли не расстреливать начнут.
Да, у нас есть университеты, но, конечно, на Донбассе очень много промышленных предприятий. А соответственно много простых людей, работяг. Они не будут в тонкостях разбираться.
На запад Украины тоже мало кто ездил. Я студентам своим всегда говорю: " Я – русская, выросшая в Украине, мой муж армянин, наши дети говорят на русском, украинском, армянском. У нас нет проблем с языком. И никогда не было". Но тут это сложно воспринимают. Установка такая: по-украински говорят "бандеровцы" – воплощение зла. Баба Яга, которой детей пугают. Страшнее только Правый сектор.
Сепаратистов многие искренне воспринимали как освободителей. Как защитников мирных жителей от страшной силы – Правого сектора.
– А во время Майдана какие настроения были в Славянске?
– Кто хотел – задумывался. Читал, смотрел разные источники. Но в основном, конечно, неодобрительно относились.
Мы со студентами на семинарах обсуждали эту тему. Я спрашивала их: "Как вы думаете, почему люди вышли на Майдан?". Заканчивали мы обычно тем, что нужно обладать информацией, чтобы делать выводы. Нужно ехать самим, смотреть своими глазами, интересоваться, исследовать. Не только в Киев. Говорила: "Езжайте во Львов, общайтесь с людьми. Не живите тем, что вам рассказывают старики, имейте собственное представление о современном мире". Кто-то прислушивался. Кто-то продолжал повторять за старшими: "Мы работаем, а они бастуют" и "Донбасс кормит Украину".
– Ваша позиция создавала вам проблемы?
– В какой-то момент в городе стало опасно высказывать собственную позицию. Выход на улицу с украинским флажком расценивался окружающими, как попытка самоубийства. Сепаратистов, тех людей, что захватили административные здания, очень многие искренне воспринимали как освободителей. Как защитников мирных жителей от страшной силы – Правого сектора.
Если ты никогда не был, скажем, во Львове, в прекрасном душевном городе, с удивительно доброжелательными людьми, а тебе всю жизнь говорили, что тебя там ненавидят, то почему тебе не поверить в это. Верили. И верят.
Донбасс, если обобщать, это немного "совдэпия". Какой-то хвост СССР, который тянется до сих пор. Не меняются люди, в Европу не хотят. Для бабушек Европа – это вообще рассадник садомии, так им нарисовали с экранов телевизоров. Но и многие образованные люди не хотят в Европу. Они рассуждают так: "Мы не можем конкурировать с европейскими производствами, наши заводы там не нужны. А с Россией худо-бедно, но мы можем сотрудничать на равных".
Боевики как поступают? Заезжают в спальный район с оружием, делают пару выстрелов в сторону Карачуна и уезжают. Нацгвардия начинает палить в ответ
– С бабушками и работягами понятно, запугали "бандеровцами". Как повел себя бизнес?
– Многие из тех, у кого свой бизнес, они ждут победителя. Кто сильнее, к тому и примкнут. Потому что привычка уже: одни приходят к власти – грабят, другие приходят – грабят. Им все равно, с кем договариваться о взятке, чтобы их бизнес не трогали.
– Изменились настроения жителей после того, как началась АТО?
– Мое мнение – надо было это делать быстро. Сразу на второй день реагировать нужно было, когда эти блокпосты появились. Зашло бы человек 20 профессионалов, быстренько всех обезвредили, разоружили, и конец конфликту.
Я, конечно, не военный стратег и исхожу из логики. Боевикам дали возможность обосноваться, привлечь симпатиков, а потом заходит армия и начинает бомбить. Да, это возможно ответный огонь. Но мне, как обыкновенной Тане, жительнице Славянска, глубоко фиолетово, с какой стороны по мне стреляют. Я не понимаю, за что. Во имя чего? Что это за война рядом с моим домом и детьми?
Я утрирую. Понятно, что украинская армия стреляет в ответ. Боевики как поступают? Заезжают в спальный район с оружием, делают пару выстрелов в сторону Карачуна и уезжают. Нацгвардия начинает палить в ответ. Стреляют в основном болванками, без запалов, но все равно это разрушает дома.
Путину нужно создать буферную зону, чтобы Россия была как можно дальше от НАТО, чтобы она даже воздухом одним не дышала с Европой и США
– То есть, если предположить, что никакой АТО не проводилось бы, "ДНР" живет и процветает. Вы бы остались?
– Нет. Мне очень важно смотреть в лица людей. Когда начались эти баррикады и блокпосты, я, когда мимо проходила, всегда старалась смотреть им в глаза. Я поняла, что эти лица, эти люди в светлую жизнь привести меня не могут. Какую они могут создать программу развития? У меня большие сомнения, что хоть какую-то.
– И что там в глазах? Кто вообще стоит на этих блокпостах?
– Вот фотографии, которые гуляют по сети, это – первый слой, местные. Да, вначале на блокпостах тусовалась гопота. А когда мы выезжали из города, это уже совсем другие лица были. Видно, что они настоящие, хорошо подготовленные, профессиональные военные.
По городу они ходят свободно, как хозяева. Заходят в любые двери. Сказать, что они все поголовно россияне, я не могу. Акцент у многих слышен. Но и местных среди них достаточно. Думаю, прецедентов такой войны, как сейчас на востоке Украины, в мире нет. Это и не гражданская война, и не война русских с украинцами. Там много разных людей и много разных интересов. Россия, безусловно, этот конфликт подогревает. Путину нужно создать буферную зону, чтобы Россия была как можно дальше от НАТО, чтобы она даже воздухом одним не дышала с Европой и США.
Дайте им душевное тепло, помогите устроиться в жизни, протяните руку. И они сами все поймут про Украину и украинцев
– Вы хотите вернуться домой?
Хочу. Но даже если цела квартира, то дома, в широком смысле слова, больше нет. Разрушено полгорода. Детская поликлиника, роддом, автовокзал, паспортный стол, да столько всего. Сколько лет понадобиться, чтобы восстановить здания и инфраструктуры городов?
Мы уехали с двумя чемоданами. А сейчас осень на носу. Одежда теплая, обувь – у меня все дома осталось.
Уезжали мы спешно, после 25 мая, когда обстреляли район, в котором я работаю. Если быть точной, рядом с главным корпусом университета обстреляли хлебозавод. Это спальный район Славянска. Стекла в университете выбило. У меня должен был быть зачет, я собиралась на работу. Как-то не смотрела новости утром. Устала от информации, передозировка просто. И тут мне мои студенты во "ВКонтакте" присылают фотографии университета. Я ужаснулась. Но дело не в самом здании, удивило и напугало то, что стреляли в жилом районе. Там огромное количество людей живет, там везде девятиэтажки. Это был шок.
– Вы, как психолог, постоянно встречаетесь с переселенцами. Знаю, многие из них злятся на украинскую власть, проклинают армию. Вы как-то пытаетесь их переубеждать?
– Не надо человека начинать с ходу переубеждать. Пожалуйста. Бросаться на них со своим видением картины мира не надо. Человек находился внутри войны. Человек мог не видеть, как стреляют с блокпоста, а видел только то, что ракета с Карачуна прилетела в его дом. Попытайтесь понять. Это сложно, да. Простых решений с живыми людьми не бывает.
Психологи работают в такой парадигме: у каждого человека есть способность менять старые решения на новые. То есть, человек способен меняться. Дайте им душевное тепло, помогите устроиться в жизни, протяните руку. И они сами все поймут про Украину и украинцев. Даже если не будут анализировать, поймут на уровне чувств.
– Это те, кто выехали. А те, кто остались? А боевики? С ними что делать по-вашему?
– Очень много людей осталось. Старики, куда они поедут? Особенно частные дома у кого, хозяйство. Как им сохранить жизнь? С боевиками, к сожалению, придется как-то договариваться. Другого выхода я не вижу. Перемирие продлили. Посмотрим.