Киевлянка Хорошунова. Как сложилась жизнь автора мемуаров об оккупации Киева после войны. Расследование "ГОРДОН"
С июня 2015 года издание "ГОРДОН" публикует записи из дневника Ирины Хорошуновой – художника-оформителя, которая пережила оккупацию Киева в годы Второй мировой войны. В дневнике зафиксированы не столько личные переживания, сколько события, происходившие в те дни. Записи помогают понять, откуда получали информацию жители города, как воспринимали все происходящее вокруг и как война меняла жизнь киевлян. На момент начала войны Хорошуновой исполнилось 28 лет. Она вела дневник с 25 июня 1941 года до апреля 1944-го. Записи, которые публикуются по дням их написания, люди стали читать словно сериал. Дневник неожиданно для самой редакции стал неимоверно популярным.
До последнего времени ничего не было известно о том, как жила Хорошунова после войны. Поэтому редакция издания обратилась к читателям с просьбой написать, что они знают об авторе записок, возможно, кто-то был знаком с ней или ее друзьями и близкими. Пришло множество откликов и ценных данных, которые помогли корреспонденту “ГОРДОН” найти нужных людей и важную информацию.
Благодаря подсказкам читателей нам удалось познакомиться и пообщаться с Натальей Гозуловой – внучкой близкой подруги Хорошуновой Анисьи Шреер-Ткаченко, в семье которой автор дневника прожила до своей смерти в 1993 году. Гозулова передала редакции автобиографию Хорошуновой и историю ее семьи, которую она надиктовала своей знакомой в 1982 году, а также фотографии.
Заполнить некоторые белые пятна и получить больше информации о жизни и деятельности Хорошуновой во время войны помогли сотрудники Национального музея истории Украины во Второй мировой войне, где хранится часть оригиналов рукописи. Благодаря руководству музея корреспондент “ГОРДОН” получил доступ к этим материалам и восстановил историю жизни Ирины Хорошуновой, собрав воедино данные из разных источников.
Последние из киевского рода Маркевичей
Ирина Хорошунова родилась в 1913 году. Ее называют “коренной киевлянкой”. Действительно, ее родословная ведется от славного рода Маркевичей. Правильно произносить эту фамилию с ударением на первый слог, подчеркивала Хорошунова. Ее прадед Николай Маркевич – известный украинский историк, музыкант, композитор, фольклорист и общественный деятель. В справке, которая хранится в Национальном музее истории Украины во Второй мировой войне, говорится, что Ирина родилась в белорусском городе Могилеве. В автобиографии сама Хорошунова ничего не сообщила о месте своего рождения.
Мой дед, Александр Николаевич Маркевич /1832–1907/ был вторым сыном известного украинского историка и музыканта Николая Андреевича Маркевича. Александр Николаевич получил образование в военной школе /названия не помню/, служил, участвовал в Севастопольской кампании 1856 года; награжден Георгиевским крестом, что давало ему право обучать своих детей за казенный счет. Вышел в отставку в чине капитана и, поскольку никаких доходов у него не было, в последние годы жизни служил бухгалтером в банке, в Киеве. Был женат дважды. О первом его браке я ничего не знаю, кроме того, что в той семье было шестеро детей. Вторично мой дед женился в возрасте 56 лет на 19-летней Екатерине Андреевне /фамилии не знаю/. Несмотря на большую разницу в возрасте, брак был очень счастливым, Екатерина Андреевна, моя бабушка, пережила мужа на четыре года /скончалась в 1911 году/.
В семье Александра Николаевича и Екатерины Андреевны было тоже шестеро детей. Одна девочка умерла сразу после рождения, оставшиеся были две дочери – Александра и Ольга, и сыновья Владимир, Юрий и Андрей.
Из автобиографического сообщения Ирины Хорошуновой, записанного в 1982 году
Хорошуновы жили на Андреевском спуске и, по словам Натальи Гозуловой, приятельствовали с Булгаковыми. Тяжелые времена начались в семье, когда после тяжелой болезни умер отец Ирины Александр Федорович.
Мама, Александра Александровна, которая также не отличалась крепким здоровьем, осталась одна с двумя дочками.
Наталья Гозулова: “После смерти отца семья настолько обеднела, что постоянно болеющая мать была вынуждена отдать Ирину в детский дом. Оставила при себе только младшую дочку, Татьяну. Позднее Ирине приходилось тяжело работать. Чтобы добыть деньги, она делала елочные игрушки и мыла портовые туалеты. Эти воспоминания для нее были весьма тяжелыми. Да и сама по себе смерть отца стала сильным ударом. У него случился приступ эпилепсии. Нянечка сказала молиться за папу. “Я так молилась в тот вечер, так молилась… А он умер. С тех пор я больше в бога не верю”, – рассказала мне Ирина Александровна. Это же событие сделало Хорошунову одинокой. До войны у нее был воздыхатель, но она отказалась от отношений – боялась родить ребенка, потому что эпилепсия могла передаться ему по наследству”.
Мой отец, Александр Федорович Хорошунов /1873–1922/, окончил юридический факультет Киевского университета. До революции работал юристом; в советское время начал работать в Рабоче-крестьянской инспекции /РКИ/, но вскоре тяжело заболел: эпилепсия и всеобщий туберкулез привели его к смерти 14 января 1922 года. Мои родители имели двоих детей – меня и мою сестру Татьяну.
Нашими родственниками по линии матери были дети нашего деда Александра Николаевича Маркевича: дочь Ольга /наша тетка/ и сыновья Владимир, Юрий и Андрей /наши дяди/. Все три сына окончили Киевское кадетское училище, были призваны в царскую армию и, по-видимому, все трое погибли в Первой империалистической войне. Нам было известно только, что Владимир был смертельно ранен в живот, Юрий погиб раненым на корабле, который затопили немцы, Андрей пропал без вести. Семьи не было ни у одного из них, так что мы с сестрой стали последними из этого рода.
Из автобиографического сообщения Ирины Хорошуновой, записанного в 1982 году
Взрослая жизнь не принесла облегчения. Хорошунову из-за ее знатного происхождения не принимали в вузы. Зарабатывать приходилось по-разному, в том числе отправляясь на заработки в колхоз.
Наталья Гозулова: “Ирина Александровна хотела написать о Голодоморе. Она ведь как раз в этот период побывала в колхозе. Она очень возмущалась, что городских привозили работать на элеватор. Она рассказывала, как рядом, за ограждением, стояли голодные крестьяне. Им совсем не платили и не давали еду. Зато у них на глазах раздавали пайки приезжим городским”.
Не обошли семью и репрессии 1930-х годов. Дело в том, что мама Ирины Александровны и ее бабушка по отцовской линии были полными тезками, обеих звали Александра Александровна Хорошунова. Брат отца жил в Америке и постоянно вел переписку со своей матерью, что послужило причиной ареста. Но вместо свекрови (которая к тому времени уже умерла) чекисты забрали невестку, мать Ирины. Тогда она была парализована после инсульта и не вставала с кровати. Женщину позднее расстреляли. Ирина несколько лет пыталась что-то разузнать об участи своей матери. Только накануне войны пришло сообщение о ее смерти. Никаких подробностей об обстоятельствах гибели узнать не удалось. Гозулова, которая ссылается на слова Хорошуновой, рассказала, что арест произошел в 1936 или 1937 году, а в собственной биографии Хорошунова указывает декабрь 1941 года, когда Киев был оккупирован немецкими войсками. Это может быть как ошибка, так и желание скрыть часть нежелательной информации о своей жизни.
Александра Александровна Маркевич, по мужу Хорошунова, 1886 года рождения, окончила Смольный институт, получила специальность учительницы немецкого языка, но из-за очень слабого здоровья педагогической работой заниматься не могла. Работала сначала машинисткой, потом /в советских учреждениях/ счетоводом. С 1932 года была на пенсии по инвалидности. В декабре 1941 года моя мама была репрессирована по ошибке: арестовывать пришли ее свекровь, которую звали точно так же – Александрой Александровной Хорошуновой, к тому времени она уже умерла. После ареста мама моя уже не возвратилась.
Из автобиографического сообщения Ирины Хорошуновой, записанного в 1982 году
К началу войны из ближайших родственников у Хорошуновой остались только младшая сестра Татьяна и тетка Ольга, овдовевшая в 1919 году.
Наталья Гозулова: “Ирина Александровна рассказывала, что муж тети погиб во время Гражданской войны. Когда обстреливали город, вся семья пряталась в укрытии. Мужу тетки надоело, и он никуда не пошел. В тот день в дом угодил один снаряд. Он не разорвался, а, пробив крышу, упал прямо на диван, где в то время лежа читал газету муж Ольги”.
По словам самой Хорошуновой, это произошло 1 июля 1919 года.
В этом тексте допущена ошибка. Как рассказали корреспонденту “ГОРДОН” в киевском Музее одной улицы, чья экспозиция полностью посвящена истории Андреевского спуска, в доме №4 семья Хорошуновой жить не могла, поскольку в те времена в здании располагался Подольский НКВД.
Этот дом сохранился, стоит на углу улицы Боричев ток. Сейчас в нем размещается детский сад №16. Скорее всего, речь шла о доме №34. Это здание уцелело, хоть его образ несколько изменился.
Вспоминая довоенную жизнь, Хорошунова рассказывала Гозуловой о своих соседях по дому, среди которых были киевские интеллигенты, ученые, литераторы. Упоминала и востоковеда Тауфика Кезму, с которым семья была дружна. Совершенно точно известно, что Кезма жил на втором этаже дома №34 в девятой квартире.
А что касается описанных событий, то возникают сомнения в их правдивости. Историки утверждают, что в июле 1919 года в Киеве боев не было. Хорошунова могла перепутать даты.
В 1918 году стрельбу из артиллерийских орудий вели по киевским укреплениям большевистские войска под командованием Михаила Муравьева. Правда, сами укрепления находились в районе Арсенальной площади. Вероятность попадания снаряда в дом, расположенный на Андреевском спуске, весьма мала. А в 1919 году большевики зашли в город в феврале. Затем в конце августа была попытка УНР занять Киев, но их обошли белогвардейцы Антона Деникина. Продержались они в городе до декабря и были выбиты большевиками.
Возможно, у Хорошуновой были веские основания описывать события именно таким образом, но найти подтверждение ее слов не удалось.
Героическое подполье
Вторая мировая война нанесла еще один удар по роду Маркевичей. Годы оккупации не пережили тетка и сестра Ирины Хорошуновой – их казнили немцы за связь с подпольем.
Ольга Александровна Маркевич /1890–1943/, по мужу Милорадович – моя тетка, внучка Александра Николаевича Маркевича. Она окончила гимназию и всю жизнь затем работала секретарем-машинисткой. Детей не имела. В марте 1943 года за принадлежность к подпольной большевистской организации была убита гестаповцами.
Моя сестра Татьяна Александровна Хорошунова /1918–1943/ окончила семилетнюю школу, по специальности была телеграфисткой. В октябре 1937 года по комсомольскому призыву уехала на Дальний Восток, в город Хабаровск. В 1938 году работала телеграфисткой в районе боевых действий на озере Ханка во время отражения нашими пограничными войсками японской провокации.
В Хабаровске она вышла замуж за лейтенанта Советской армии Степана Ивановича Катериненко, 1916 года рождения. В 1940 году Татьяна вернулась в Киев вместе с мужем и маленькой дочкой Шурочкой /род. 3 мая 1940 г/. Во время Великой Отечественной войны С.И.Катериненко был одним из организаторов подпольной советской группы, которую выдал фашистам предатель, и в марте 1943 года, за семь месяцев до освобождения Киева, сам Катериненко, его жена, моя сестра Татьяна, их дочка Шурочка /двух лет десяти месяцев/, наша тетка Ольга Александровна – все погибли в гестапо. Из всей семьи в живых осталась только я одна благодаря помощи моих киевских друзей, которые, рискуя жизнью, скрывали меня и тем спасли мне жизнь. Эти друзья – Анисья Яковлевна Шреер-Ткаченко – и.о. профессора Киевской консерватории, и Элеонора Павловна Скрипчинская-Веревка, профессор Киевской консерватории. С того времени, то есть с 1943 года, я живу в семье Анисьи Яковлевны.
Из автобиографического сообщения Ирины Хорошуновой, записанного в 1982 году
Наталья Гозулова: “На самом деле подпольщиков выдала немцам любовница Катериненко. Ирина Александровна рассказывала, что перед войной Сергей и Татьяна уже не жили вместе, так как у него появилась другая женщина. Как-то любовники сильно повздорили, и чтобы отомстить обидчику, бывшая возлюбленная сдала Катериненко в гестапо".
Немцы тогда не стали разбираться в тонкостях семейных взаимоотношений и просто арестовали всех членов семьи. А юридически таковыми были Татьяна Хорошунова с дочкой и ее близкие.
Наталья Гозулова: "Гестаповцы пришли в дом на Андреевском спуске и забрали всех, кто был в квартире. В это время отсутствовала только Ирина. Об угрозе ареста ее предупредили соседи. Ее родных потом расстреляли. Ирина Хорошунова больше никогда не возвращалась в этот дом. Каждый год до самой смерти, когда приближалась очередная дата расстрела, ее по ночам мучили кошмары. Она кричала. Настолько болезненной была утрата близких”.
С подпольем была связана и сама Ирина Хорошунова. По данным Национального музея истории Украины во Второй мировой войне, во время оккупации она была хозяйкой конспиративной квартиры городской подпольной антифашисткой группы под руководством Николая Матеюка. Это была квартира №7 в доме 34 по Андреевскому спуску. После того, как арестовали родных Ирины, гестаповцы трижды приходили и за ней. Однако каждый раз никого не заставали.
С октября 1941 года по сентябрь 1943 года Хорошунова работала в Центральной библиотеке, которую оккупанты открыли на базе библиотеки АН УССР на бульваре Шевченко. Вместе с другими сотрудниками пыталась спасти от уничтожения и разграбления книжные фонды. Известно, что тогда из Киева в Германию было вывезено свыше 500 ящиков с книгами. Рассказывают, что работники библиотеки часто собирали книги из личных библиотек литераторов и ученых, из разрушенных строений.
В библиотеке работали около 60 человек. В те времена здание совсем не отапливалось. Зимой температура в помещении не поднималась выше +6. Работники терпели такие трудности, потому что им выдавали продовольственные карточки и платили зарплату от 620 до 850 рублей или карбованцев. К тому же служба в библиотеке освобождала от отправки на принудительные работы в Германию.
Добрым словом вспоминала Ирина Хорошунова директора библиотеки доктора Бенцинга, в прошлом работника библиотеки в Пруссии. Он добродушно относился к местным жителям, помогал им. Благодаря его участию ни один сотрудник библиотеки не был вывезен в Германию. Зная об антифашистской деятельности Хорошуновой, он не выдал ее гестапо. Когда в сентябре 1943 года библиотека была закрыта, всех работников, в том числе и Хорошунову, немцы “эвакуировали” в Каменец-Подольский. Только в апреле 1944 года Хорошунова вернулась в родной город.
Из информационной справки Национального музея истории Украины во Второй мировой войне
Парадокс судьбы
После окончания войны Хорошунова жила в маленькой комнатке коммунальной квартиры, которая находилась в доме справа от кинотеатра “Дружба” на Крещатике.
Наталья Гозулова: “Я не знаю, как именно моя бабушка Анисья Шреер-Ткаченко познакомилась с Хорошуновой, которая была старше ее на 10 лет. Они никогда об этом не говорили. Старались и военные события не вспоминать. Знаю, что были дружны, словно родные сестры. Поэтому и стали жить все вместе в большой коммунальной квартире на Печерске. Хорошунова пишет, что жила в нашей семье с 1943 года. На самом деле мы съехались в середине 1950-х годов. В коммуналке тогда жили три семьи. У нас была комната, отделенная от остальных общим коридорчиком. Я помню эту жуткую коммуналку: с одной стороны уголовник, который часто по пьяни бегал с ножом, а мама у него была сумасшедшая; с другой стороны в 30-метровой комнате жили сразу пять человек. И в нашей 24-метровой комнатке было шесть человек: парализованный дедушка, мама, бабушка, мой отчим, я и Ирина Александровна. Все по очереди мыли туалеты, едва делили кухню. В таких невыносимых условиях моя семья жила несколько десятилетий. Хотя бабушка – профессор, автор учебников по истории украинской музыки. Работала в консерватории до последнего дня своей жизни, даже несмотря на то, что перенесла три инфаркта. А умерла в жуткой коммунальной квартире. Только в конце 1970-х удалось выбить отдельную квартиру, а потом путем разных обменов получить квартиру в том же доме на Печерске, в Январском переулке, где прежде жили в коммуналке”.
Наталья Гозулова: "После школы я приходила домой, а там за большим складным столом работала Ирина Александровна. Чтобы поощрить меня к учебе, она сделала складную доску, разлинеенную, как в школе. Я там писала разные буквы, пока была маленькой. Больше всего времени я проводила именно с Хорошуновой. Мы и по городу вместе гуляли. Но когда приходили на Владимирскую горку, она не хотела даже смотреть в сторону Андреевского и Подола. Я спрашивала, почему. Мне, говорила, больно. Но все же мы бывали на Андреевском спуске, потому что там жила ее кормилица Дунечка со своим мужем Павлушей. Знатный был кавалер, с усами, острый на язык, он хорошо играл на гармонике и все время без страха ругал советскую власть. Особенно зимой, когда на Андреевском был гололед. Чтобы спуститься вниз по улице, люди ждали прохожих, а потом брали друг друга под руки, создавали такую живую цепь. Поддерживали друг друга, чтобы не упасть, и потихоньку продвигались вперед”.
Наталья Гозулова: “Удивительно, как трагически сложилась жизнь Ирины Александровны. Из-за происхождения ее не принимали в вузы. Только после войны она смогла поступить на заочное отделение в университет. Ее маму репрессировали, а она создавала ленинские комнаты и ютилась в коммуналке!"
Несмотря на стесненное положение, у Шреер-Ткаченко и Хорошуновой всегда было много гостей. Некоторые знакомые оставались на постой на несколько месяцев, пока решали свои жилищные проблемы, прописывались и устраивались в Киеве.
Наталья Гозулова: "Хорошунова была очень компанейская. В отличие от моей бабушки, Ирина Александровна легко знакомилась с людьми. Благодаря ей в нашем доме всегда было много гостей. Это порой становилось причиной ссор с моей мамой. У нас постоянно толклась тьма-тьмущая народу. Мне сделали диванчик на стопках с книгами, а за занавесочкой все время кто-то жил. Я однажды попыталась посчитать – человек 40 за все это время нашли приют в нашей комнате в коммуналке. Это были и родственники бабушки, и ее студенты, аспиранты, а часто совсем не известные мне люди. Хорошунова жила скромно и больших богатств не имела. Еще при жизни отдала мне все ценное, в том числе и доставшееся ей в наследство от предков и сохранившееся в годы войны колье. Тогда в 1970-е мы его продали и оплатили половину стоимости машины. Это были “Жигули” первой модели".
В 1951 году Хорошунова заочно окончила Педагогический институт имени Максима Горького, но работать по специальности не стала. С 1929 года она трудилась художником-оформителем и решила продолжать эту деятельность.
Людмила Рыбченко, заместитель директора Национального музея истории Украины во Второй мировой войне: “Ирина Александровна сотрудничала и с нашим музеем. Работники рассказывали, что именно ей в свое время предложили оформить экспозицию об оккупации Киева, но Хорошунова наотрез отказалась. Сказала, что для нее это слишком тяжелые воспоминания”.
Ирина Хорошунова прожила 80 лет. В последние годы болела, страдала от гипертонии. Она умерла в 1993 году. Гозулова похоронила ее на Байковом кладбище рядом с родственниками и лучшей подругой Анисьей Шреер-Ткаченко.
Редакция издания “ГОРДОН” выражает искреннюю благодарность Наталье Гозуловой, директору Национального музея истории Украины во Второй мировой войне Ивану Ковальчуку и его заместителю Людмиле Рыбченко за предоставленные материалы и фотодокументы, а также всем читателям, которые подсказывали, где искать нужных людей и информацию.
В ходе поисковой работы в фондах музея обнаружили и ранее не публиковавшиеся рукописи Ирины Хорошуновой. О том, как создавался и сберегался дневник, когда и кто отредактировал его записи, корреспондент интернет-издания “ГОРДОН” расскажет в следующей статье.