Киевлянка Хорошунова в дневнике 1943 года: Нигде, наверное, не гибнут так люди из-за предательства, как в Киеве
"ГОРДОН" продолжает серию публикаций из дневника Ирины Хорошуновой – художника-оформителя, коренной киевлянки, которая пережила оккупацию украинской столицы в годы Второй мировой войны. Этот документ – уникальное историческое свидетельство, не воспоминания, а описание событий в реальном времени. Редакция публикует дневник в те даты, когда его писала Хорошунова, которой в момент начала войны было 28 лет. Сегодня мы представляем запись от 12 января 1943 года.
12 января 1943 г., вторник
Очень много нужно писать, а я не могу заставить себя взяться за дневник. Не только потому, что все еще нездоровится. Но и потому, что уже несколько дней леденящий ужас парализует меня. В каждом шуме, доносящемся со двора, мне слышатся шаги гестапо. Мы ненавидим немцев, не всех, только гитлеровцев. Но именно это сейчас и есть государственное преступление. А ужас появляется всякий раз, когда рассказывают о расправах гестапо. И еще больше оттого, что нигде, наверное, не гибнут так люди из-за предательства, как в Киеве. Приходил N. Он не был в Киеве несколько месяцев. Он говорит, что никого нельзя найти. Люди гибнут и гибнут. И к моей квартире он шел с опасением. Говорит, что больше часа стоял в темноте двора и боялся войти. Не знал, есть ли я еще.
Мы все вместе еще раз благословили судьбу, что у нас управдом такой человек, как Воробьева. Она непрестанно рискует жизнью под постоянной угрозой ареста. Но все целы в нашем доме. Она всегда вовремя предупреждает об опасности. Спасибо ей!
В библиотеке уже знают откуда-то об аресте Ф.М. И уже даже говорят о том, что он расстрелян. Обо мне в связи с ним еще не говорят, но Антонович знает. Третьего дня рассказали о том, что прислал записку из лагеря заключенных на Сырце Павел, бывший заместитель директора "Ленинской кузницы". А уже говорили, что он расстрелян. Он просил помочь ему хоть картошкой. Но сделали ли это его друзья?
Не мудрено, что появляется этот панический животный страх. В гестапо нет ни суда ни следствия. Никто не поможет, если туда попасть. Мой дневник спрятан под землей от крыс и от людей. Это состояние паники мешает возможности делать что-либо. Страшно писать. И многое забывается. И только когда возьмешь себя в руки, делаются какие-то крохи.
На глазах меняется ситуация и настроения. Теперь очень ясно ощущается, что перевес на советской стороне. Терпение, терпение нужно нам
И еще мы думаем, что живем последние дни, и до прихода наших не доживем, особенно я. И ледяной животный страх перед гестапо сменяется надеждой на скорое возвращение Советов, а потом снова надежда сменяется страхом. Так мы живем. Но у наших есть безусловные успехи. Они идут двумя крыльями. Одна сторона запирает немцев на Кавказе, другая – у Ленинграда.
Красная армия идет на Ригу одним концом, на Дон другим. На глазах меняется ситуация и настроения. Теперь очень ясно ощущается, что перевес на советской стороне. Терпение, терпение нужно нам. А оно иссякает. Впечатление, что немцы одеты хуже, чем в прошлом году. Итальянцы все в шинелях на меху. По городу ходят нараспашку, и белый мех их шинелей всегда красуется снаружи. Они не хотят воевать. Рассказывают, что итальянцы снимаются просто с фронта, говорят: "Война окончена", – и уходят. Как далеко они уходят, неизвестно, но можно у них запросто купить на базаре оружие.
Описать настроение города последнего времени невозможно. Это все растущее чувство конца или начала, смотря по тому, кто чего ждет. Но в связи с ухудшением положения немцев, с усилением деятельности партизан, с движением и действиями регулярных даже войск в тылу у немцев, город шевелится все время. И те, кому нужно реабилитироваться перед советской властью, начинают искать уже возможности перекрашиваться.
Говорили мне, что немцы уже очень хорошо знают, что проигрывают войну и что сейчас главная их задача — сохранить Германию
Все чаще спрашивают немцы у наших людей:
– Спрячешь меня, когда мы будем бежать? Гитлер снова говорил со своим народом, призывая к войне до победного конца. Собственно, не говорил, а лаял, потому что выступление его считать человеческой речью нельзя. Выступает он нынче очень много. Говорят, что Гитлер просил уже мира, но что товарищ Сталин поставил очень жесткие условия. Одни говорят, что Сталин потребовал мира в старых границах и возвращения назад всех людей.
Но пока город взволнован снова слухами о том, что с 15 января начинается новый, наиболее ожесточенный набор в Германию. Будто бы будут освобождены только женщины с детьми до 7 лет. И что нужно снова сорок тысяч человек.
Говорили мне, что немцы уже очень хорошо знают, что проигрывают войну и что сейчас главная их задача – сохранить Германию. Мне кажется, что это возможно, лишь заключив мир с СССР.
Предыдущая запись в дневнике – от 3 января.
О личности автора мемуаров об оккупации Киева – Ирины Хорошуновой – и том, как сложилась ее жизнь после войны, а также о судьбе самого дневника читайте в расследованиях издания "ГОРДОН". Полный текст мемуаров публикуется в спецпроекте "Дневник киевлянки".
Редакция благодарит Институт иудаики за предоставленные материалы.
За идею редакция благодарит историка и журналиста, сотрудника Украинского института национальной памяти Александра Зинченко.