Мама Клиха: Сын на колени упал, сказал, что хотел покончить с собой: "Мам, так издеваются, что мне уже все равно, жив я или мертв"
Тамара Клих – мама украинского политзаключенного Кремля Станислава Клиха, которого чеченский суд приговорил к 20 годам тюрьмы строго режима, – рассказала "ГОРДОН", как 10 месяцев искала сына по российским СИЗО, как пряталась в Грозном, чтобы попасть на суд, и как девушка Стаса выманила его в Россию и сдала ФСБ.
Последний раз Тамара Ивановна видела своего сына почти год назад, в июне 2016-го, в чеченской тюрьме. Весной прошлого года 72-летняя женщина двое суток добиралась из Киева в Грозный, чтобы выступить на суде, приговорившем ее сына к 20 годам. Выступить не дали, но летом, когда опять приехала в Чечню, разрешили трехчасовое свидание с сыном в присутствии конвоя. Вспоминая последнюю встречу, Тамара Ивановна не переставая плачет: "После пыток в российской тюрьме психика сына не выдержала".
Сын Тамары Ивановны – украинский политзаключенный Кремля Станислав Клих. В августе 2014 года он поехал в российский Орел к своей беременной девушке, зарегистрировался в гостинице и пропал. О том, что сына задержали, Тамара Ивановна узнала от неизвестного, позвонившего ей на мобильный. Дальше были 10 месяцев безуспешных попыток найти сына, который все это время содержался в полной изоляции в одиночной камере СИЗО города Пятигорск. Адвокатов, правозащитников и украинских консулов к нему не допускали.
26 мая 2016 года Верховный суд Чечни приговорил украинского историка, преподавателя Киевского транспортно-экономического колледжа Станислава Клиха к 20 годам колонии строгого режима. По версии российского следствия, Клих и проходящий по тому же делу Николай Карпюк в конце 1994-го – начале 1995 года участвовали в Первой чеченской войне, а именно в боях в Грозном против российских войск. Доказательная база обвинения фактически построена на показаниях самого Клиха, полученных после 10 месяцев избиений и пыток электрическим током, а также на показаниях украинца Александра Малофеева, который утверждает, что в боевых действиях в Чечне участвовали народный депутат Дмитрий Ярош, глава партии "Свобода" Олег Тягныбок и бывший премьер-министр Арсений Яценюк.
В начале марта этого года российский адвокат Илья Новиков сообщил, что Станислава Клиха этапировали в Верхнеуральскую тюрьму в Челябинской области. И сторона защиты, и правозащитники бьют тревогу: психическое здоровье заключенного подорвано, болезнь прогрессирует, Клих практически потерял связь с реальностью.
Я сказала: "Пока сына не увижу, из Грозного не уеду!" Журналисты и правозащитники последние копейки отдали, чтобы мне было на что жить, а я готова была милостыню просить, лишь бы Стаса увидеть
– 25 января у Стаса был день рождения, исполнилось 43 года, три из которых он там. Последний раз я видела сына почти год назад. Приехала к нему на суд в Грозный в марте 2016-го, там такое творилось: сожгли автобус с правозащитниками, облили зеленкой, избили кого-то...
Как в Грозный попала? Поездом до Славянска, нас с Марией Томак (украинская правозащитница, координатор "Медийной инициативы за права человека". – "ГОРДОН") капелланы доставили до границы с Россией, там уже украинские консулы встретили, довезли на своей машине сначала в Ростов, после – в Чечню. Почти двое суток добиралась, а когда доехала, мне сказали: "Судья заболел, суда не будет, езжайте обратно". Адвокаты говорили: суд специально так поступил, чтобы не заслушивать мои свидетельские показания.
Со мной ездили два брата Карпюка. Все вернулись в Украину, а я сказала: "Пока сына не увижу, из Грозного не уеду!" Меня в своей квартире, спасибо ему, приютил Докка Ицлаев – адвокат Карпюка. Журналисты, правозащитники, которые со мной приехали, последние копейки отдали, чтобы мне было на что жить в Грозном. А я готова была на паперти стоять, милостыню просить, лишь бы Стаса увидеть.
Я жила в квартире Докки, ждала 5 апреля 2016 года, на этот день перенесли суд. Почти две недели никуда не выходила. Докка приносил кушать, я готовила. Один раз в квартиру полиция стучала, я не открыла. Потом узнала: соседи могли донести. В Чечне, оказывается, такой закон: каждый вторник полиция обходит все квартиры, нет ли посторонних. Мне в Грозном постоянно будто воздуха не хватало, тяжелое состояние, все на психику давит.
В день суда, 5 апреля, вдруг какая-то очередная кадыровская проверка. В квартиру опять постучались, начался ужас. Несколько человек в черном, вооруженные, что-то кричат, потом на русский перешли: "Почему не зарегистрировались?!" Не очень приятное зрелище. Как раз Мария Томак с нашим консулом Александром Ковтуном приехали, ворвались в квартиру, документы предъявили. В общем, я все-таки попала на суд, но ни Стаса, ни Карпюка на заседание не привезли.
Одна чеченка говорила мне: "У меня восемь человек в семье погибли из-за россиян. Я на россиян смотреть не могу"
Мне должны были дать свидание с сыном. Не дали. Сказали, что я не зарегистрировалась и должна немедленно покинуть Чечню, иначе депортируют, и тогда я вообще никогда не попаду к сыну. Увидела Стаса уже в клетке на апелляции 6 апреля 2016 года. Он в жутком состоянии был, непонятное говорил, кричал: "Слава Украине!", еще что-то. (Плачет).
У него психика в тюрьме нарушилась, но меня, кажется, узнал. Первого в зал Карпюка завели без наручников, а моего сына, конечно, в наручниках. Почему "конечно"? Он кричал, буйствовал, потом стих и вдруг: "Мамочка, спасибо за "Вечерний Киев"!" Я ему передачу накануне сделала, он очень любит конфеты.
Я не могу обижаться на чеченских конвоиров, один из них подпустил меня к клетке с сыном, сказал: "Мне очень жаль вашего Стаса". Среди конвоя чеченка была, она и в зал меня сопровождала, и "скорую" вызывала, когда мне плохо стало. Знаете, чеченские женщины сочувствуют нашей войне, но ничего поделать не могут, одна говорила мне: "У меня восемь человек в семье погибли из-за россиян. Я на россиян смотреть не могу". Именно она и передала мне кулек от сына, там книга была. Извините, стараюсь не плакать, не получается.
В июне я опять поехала в Грозный, уже через Лисичанск, потом на такси, тоже с Марией Томак. Из родни Карпюка уже никого не было, его братья побоялись ехать. Дали три часа на свидание. Стас уже сильно отличался от себя апрельского. Очень сильно: страшно худой, даже ручку держать не мог, где-то связно отвечал, где-то нет. Детство вспоминал, садик, школу, расспрашивал о доме.
Я боялась его расстроить, старалась от каких-то тем уходить, чтобы его не раздражать. Наш консул спросил: "Тамара Ивановна, как вы это выдержали?" А я просто очень старалась, очень боялась расплакаться, чтобы сын вслед за мной не заплакал. Он же домашний у меня. Сын еще постоянно о папе спрашивал. Наверное, ему в тюрьме врали, мол, твой папа умер. Стас и у адвоката все время спрашивал: "Что с моим папой? Все говорят, что папа умер".
Сын успел смс отправить "Мама, меня отправляют в Чечню". И все, исчез, а мы искали его 10 месяцев
Как пропал? 7 августа 2014 года сын уехал в Орел к своей девушке. Я его отговаривала, как чувствовала: беда будет, боялась. А он: "Мама, ну я же не Москву или Петербург еду, кому я нужен в Орле?" Он часто ездил в Россию, у меня сестра в Москве, его крестная. Уже потом, на суде, Стас все время твердил, что эта девушка его и сдала ФСБ.
Девушку Виктория зовут, именно она настояла, чтобы сын в Орел к ней приехал. Они в 2013-м, еще до революции, в Крыму познакомились. Она и в Киев к нам приезжала знакомиться, вроде, хорошая барышня. Стас разошелся с первой женой, у них детей не было. Я ему по-простому говорила: "Сыночка, я уже старый человек, хочу внуков понянчить. Если тебе хорошо с этой девушкой, мне в сто раз лучше будет!"