Ноябрев: Идя в политику, человек себе шепчет: с этого мгновения я правду говорить не буду
Кто из украинских олигархов самый симпатичный, почему молодая жена способствует писательскому творчеству, как премьер Виктор Ющенко боролся с беспорядком во дворе. Об этом, а также о причине, по которой расхотелось вступать в КПСС, в авторской программе главного редактора интернет-издания "ГОРДОН" Алеси Бацман на телеканале "112 Украина" рассказал шоумен, продюсер и телеведущий Илья Ноябрев. "ГОРДОН" эксклюзивно публикует текстовую версию интервью.
Янукович мог совершить столько логичных поступков, которые предотвратили бы кровопролитие
– Илья Яковлевич, здравствуйте!
– Здрасьте!
– 10 лет назад я брала у вас первое наше интервью…
– Я помню прекрасно это интервью. Вам было 10 лет тогда!
– Спасибо, начнем с комплиментов!
(Улыбаются).
– Нет, это правда!
– А вам было лет 30, не больше!
– Да, где-то так.
– Фаина Раневская вспоминала, что когда умер ее маленький брат, она открыла занавешенное зеркало, чтобы увидеть, какая она в слезах. И тогда, по ее словам, поняла, что быть ей актрисой. Вы – разносторонний человек: режиссер, телеведущий, менеджер, продюсер, ресторатор. Наверное, можно и дальше перечислять. Вы и писатель…
– Велосипедист, хоккеист. Футболист в прошлом, а это серьезно.
– Кто вы в первую очередь?
– В первую очередь – конечно, артист. Но не в прикладном смысле – "артист театра и кино". А в английском смысле – artist. То есть человек, который занимается искусством. Я вот недавно вспоминал прожитые годы и понял, что никогда меня больше ничего не интересовало. У меня даже хобби нет, чтобы, как другие люди, по нему сходить с ума.
– Но вы и бизнесом занимались.
– Это было вынужденно. В 90-е годы некуда было деваться. Искусство было на дне во всех смыслах этого слова. Люди выживали. Все было копеечно, тяжело и грустно, что самое главное. Но поскольку во мне сидит артист, то поначалу я с удовольствием играл роль зама управляющего банком. Я уже потом понял, что играл роль.
– Успешно?
– Частично. Не могу сказать, что нажил какие-то большие капиталы. Но я же был дилетант. Но умение входить в роль, вживаться, перевоплощаться в какой-то мере производило впечатление. Были люди, которые наивно мне верили. Зря это, конечно, делали. (Усмехается).
– От искусства – к политике. Чем для вас был Майдан?
– Для человека молодого, ничего не видевшего до Майдана, не переживавшего никаких страстей, и первый, и второй Майдан должны были стать потрясением. Но в моей жизни страстей было не меньше, чем в период Майданов. Я относился к этому (и по сей день отношусь) философски. Понимаю, что какие-то вещи происходят спонтанно, быстро. Знаете притчу о капле меда? Капнул мед. Прилетела пчела, решила полакомиться медом. Прилетела птичка, съела пчелу. Прибежала кошка, нехорошо поступила с птичкой. Потом прибежала собака... Потом выяснилось, что кошка принадлежит одному человеку, а собака – другому. Они вступили в разборки. И началась мировая война. Сколько я помню нашу современную историю, всегда все начиналось с капли меда. Разумных решений было – масса.
– Решений – как выйти из этой ситуации?
– Да! Я всегда поражаюсь, но понимаю, что классики – потому и классики. Гоголь в "Ревизоре" писал, что захочет Господь наказать – прежде всего лишит рассудка. Многие люди совершали, если оглянуться назад, непростительные поступки.
– Что вы имеете в виду, например?
– Имею в виду всю череду поступков Януковича (президент Украины в 2010–2014 годах Виктор Янукович. – "ГОРДОН"). Как государственного деятеля, занимавшего высший пост, а не просто как Виктора Федоровича. Он мог совершить столько логичных поступков, которые предотвратили бы кровопролитие, увели бы все в более дипломатическую сторону. И все бы сложилось по-другому.
– Уволить Азарова (премьер-министр Украины во время Революции достоинства Николай Азаров. – "ГОРДОН"), Захарченко (глава МВД Украины во время Революции достоинства Виталий Захарченко. – "ГОРДОН")?
– Можно было много сделать, поверьте. Я не политик, я вообще настолько аполитичный человек по жизни... Я даже всем своим приятелям говорю, которые слишком увлекаются политикой: ребята, не бывает политиков неангажированных. Они все представляют чьи-то интересы.
– То есть свободных политиков нет, у всех свои спонсоры?
– Они, конечно, замечательно говорят, они все – коты баюны. У них есть спичрайтеры и так далее. Но идя в политику, человек себе где-то там, в глубине, шепчет: с этого мгновения я правду говорить не буду. А буду говорить то, что полезно, выгодно. У философа Платона спросили как-то: "Почему вы не женитесь?" Он ответил: "Если я женюсь, то не смогу позволить себе говорить правду". Все эти люди женаты на партиях, на блоках. А мне так жаль свою жизнь тратить на это. Вокруг столько всего замечательного: дети, природа, женщины, кино, театр, музыка. Да все, что угодно.
– Что вас больше всего раздражает в украинской политике сегодня?
– Больше всего раздражает, что ее слишком много в нашем пространстве. От нее и сбежать-то нельзя. Разве что – не включать телевизор. И утюг.
– Из интернета достанет!
– Ну, с интернетом у меня очень простые отношения. Я в интернете смотрю только то, что меня интересует. Слава богу, сейчас в интернет выкладывается все. Я практически не смотрю телевизор. Могу признаться, что на нашем телевизионном пространстве есть один замечательный канал. Но – не будем сеять конкуренцию! На этом канале все время идут фильмы, причем очень старые. По 40 раз – одно и то же. Заканчивается сериал – они начинают его опять, с первой серии. А поскольку их сериалы – долгоиграющие, типа "Пуаро", "Чисто английское убийство", "Комиссар Рекс" (очень мне нравится), то можно смотреть бесконечно. У меня это что-то вроде колыбельной. Включаю в определенное время – и с этими актерами засыпаю.
Идешь в магазин – и понимаешь, что произошло. Раньше того, что у тебя лежало в кармане, тебе хватало, а сейчас уже не хватает
– То есть новостную ленту не читаете, новости не смотрите?
– Очень редко.
– Но когда все-таки сталкиваетесь с новостями, какие у вас ощущения?
– Не хочу выглядеть таким брюзжащим немолодым человеком… Может, театралы помнят: была замечательная пьеса драматурга [Карла] Гуцкова, которая много лет с успехом шла в нашем театре имени Франко, – "Уриэль Акоста". Уриэль Акоста – это средневековый философ, живший в Нидерландах. Его последователем и учеником был Спиноза. Он все ходил, сотрясал воздух, хотел сломать устои. Как когда-то Иисус сказал, что надо разрушить храм веры и построить новый. И вот Акоста все время говорил: "Не так живем!" Была гениальная сцена в спектакле. Когда в синагоге собирались все верховные раввины и совещались, что с ним делать. А это Средневековье, можно было сделать все, что угодно. И когда зашли в тупик, решили: "Надо позвать Бен-Акибу". Это был мудрый человек. Его вывозили на коляске. Замечательно было сделано: он сидел и ничего не говорил. Вокруг все спорили, Уриэль что-то доказывал, раввины проклинали его…
– Уже тогда были политические ток-шоу!
– Конечно, они всегда были! И Бен-Акиба смотрел, смотрел… Все к нему: "Ну що, Бен-Акіба?" А він: "Все це було. Було. Було". (В театре Франко на украинском языке спектакль шел). И его увезли. На этом заканчивалась вся роль. К сожалению, история, которую сейчас преподают в школах… Не хочу говорить, что бесполезна, скажу по-другому: она малополезна. Она так часто меняется, и все время всплывают весомые доказательства противоположного.
– Историю ведь пишут победители.
– Но я смотрю на это и думаю: стоит ли тратить драгоценное время?
– Какие, по вашему мнению, самые главные ошибки сегодняшней власти, которые влияют в том числе на вашу жизнь?
– (Задумался). Наверное, экономика. Все экономические несовершенства. Я наблюдаю и вижу, что какие-то попытки реформировать происходят. Каждый день. Когда-то я вел программу на "Первом национальном". Мы начинали жаловаться, что у нас слабое законодательство, но юристы, которые приходили, говорили: "Ничего подобного! У нас законодательство одно из лучших в Европе. Очень много хороших законов".
– Исполнители плохие…
– Да. К сожалению великому, ими не пользуются. Это самое главное, что меня волнует, и тревожит, и раздражает – когда я вижу, как подминаются законодательные акты. А это, естественно, сразу отражается на экономике. Как это называется? Потребительская корзина, да? Это такая лакмусовая бумажка. Можно сразу проверять, что происходит. Идешь в магазин – и понимаешь, что произошло. Раньше того, что у тебя лежало в кармане, тебе хватало, а сейчас уже не хватает. Притом я прекрасно понимаю, что реформы не могут проходить гладко, надо потерпеть и так далее. Если бы я был приобщен к каким-то властным структурам, я бы больше разговаривал с народом. Обыкновенным человеческим языком. Просто проводил бы постоянные ликбезы. Не на менторском уровне: "Вам надо это и это". Нет. Люди, мне кажется, настолько запутались в потоке информации... Мы с вами попали на то время, о котором китайцы говорят: "Не дай вам бог жить в эпоху перемен". Обилие информации на нас обрушилось, такого никогда не было. У [Михаила] Жванецкого была замечательная шутка в советское время: "Достал из ящика газеты. Прочитал одну. Понял, что в остальных".
(Смеются).
Тогда было все гораздо проще. Сейчас очень много информации, тяжело в ней ориентироваться.
Любой руководитель должен быть последовательным в своих поступках и решениях. Не могу сказать, что на все 100%, но частично Порошенко это удается
– Петра Порошенко вы близко знаете больше 20 лет. Он оправдал ваши ожидания как президент?
– Мне мало кто поверит, но я скажу честно: я не возлагал никаких… Я Петра Алексеевича действительно знаю больше 20 лет. В разных ипостасях. Имею в виду, что он и бизнесом занимался, мы тогда познакомились. У нас были, как я полагаю, приличные человеческие отношения. Помню, обращался к нему с какой-то просьбой. У него были ко мне пожелания, хотя он был уже очень серьезным бизнесменом... В моей молодости, когда было засилье чиновников в советское время, политиков не существовало. Не было понятия "политик". Никто себя так не называл. Все были чиновниками, все были на должностях. Все было – большая исполнительная власть. Формальный был парламент – Верховный Совет. Туда съезжались передовики производства, сидели, дремали на заседаниях. За них все делали, а они ставили подписи и поднимали единогласно руки – и на этом все заканчивалось. Это был отдых, такой санаторий. Они приезжали на пару недель на сессию и отдыхали. Поэтому когда человек вообще уходит в политику… Как бы мы ни умаляли нашу демографию, у нас все равно около 50 миллионов человек в стране живет. Или чуть меньше.
– Да хотя бы 40 было.
– Нет, с отъехавшими-приехавшими.
– А с отъехавшими уже и меньше, говорят. 35.
– Я думаю, это злые языки так говорят. Нас немало.
– Ну, если по всему миру взять украинцев, которые разъехались в эмиграцию…
– Если поговорить с нашими соотечественниками, которые уехали, они все говорят, что временно.
– Ничего нет более постоянного, чем временное.
– Это очень личное. Каждый человек – сам кузнец своего счастья.
– Возвращаясь к Петру Порошенко… Какие его личные качества, о которых вы знаете, могут ему мешать на президентской должности, а какие – помогать?
– (Задумался). Я не очень хорошо знаю, какими качествами должен обладать президент.
– А как вам кажется?
– Наверное, это должен быть человек волевой, имеющий свое мнение. Живущий пусть не по общечеловеческим 10 заповедям, но по каким-то своим 10 заповедям. В любом человеке, который руководит большой страной, а я не зря вспомнил, что нас не так мало, мне очень важна последовательность. Вообще любой руководитель должен быть последовательным в своих поступках и в своих решениях. Не могу сказать, что на все 100%, но из того, что я знаю, частично Порошенко это удается.
– (Улыбаясь). "Послідовний" у нас уже был до этого.
– По крайней мере Порошенко не совершает бросков в стороны.
– Это из плюсов. А из минусов?
– (Качает головой). Не знаю. Не скажу. Не оттого, что хочу уйти от ответа, а честно не знаю. Говорить о минусах человека можно тогда, когда ты с ним очень хорошо знаком и близок.
– А насколько вы близко с Петром Алексеевичем знакомы?
– Ну не настолько…
– Бывали на семейных торжествах?
– Люди моей профессии все равно где-то рядом. Помню, что мы познакомились во времена бизнеса на презентации автомобиля. Какая-то новая марка выходила на рынок. Я вел эту презентацию, а Петр Алексеевич был главным организатором всего этого. Но сказать, что где-то мы там вместе сидели, я не могу.
Я вдруг попал на партсобрание. И оно навсегда меня отвадило от КПСС. Это было так нудно и так неискренне
– Вам в политику предлагали пойти когда-нибудь?
– Да, конечно.
– Кто предлагал?
– Мне предлагали в партию вступить. Было очень смешно. В советское время, не вступив в партию, нельзя было рассчитывать на успех в моем жанре. Мы же – передовой отряд строителей коммунизма, идеологический фронт. Надо было обязательно вступать в партию. По годам все получалось, мне было уже 30. Меня стали активно окучивать и уговаривать. Вы будете смеяться. Тогда же никто не думал, что будет как-то по-другому. Я был пионером, комсомольцем, ничего от меня не отвалилось. Я подумал: ну, ради бога, ну, наверно… Но потом я вдруг попал на одно партсобрание. И оно навсегда меня отвадило. Это было так нудно и так неискренне, что я совершенно потерялся. Меня страшила перспектива. Я должен сидеть на всех этих заседаниях? Спать с открытыми глазами я не умею.
– А в независимой Украине вас в политику звали?
– Сильно не звали. Было несколько предложений в местные советы идти от одной политической организации. Но сильно не агитировали. Так… Вот было бы, наверное, неплохо, ты ведь взрослый человек, у тебя связи. Не хочу сказать, что более аполитичного человека нет на нашей Земле, чем я. Но я очень аполитичен. Ну, совсем не мое.
– Сейчас проверим, насколько вы аполитичны.
– Давайте!
(Улыбаются).
– Ваш давний, многолетний друг – Владимир Быстряков. Вы с ним в политические дискуссии вступаете?
– Вообще не в моих правилах обсуждать друзей. Но в данном случае – я скажу. Владимир Быстряков мне дорог и близок своим творчеством. Кто может подумать, какие-то злые языки, что я его или себя выгораживаю? Нет. Мы очень разные люди. В оценке жизни вообще, выборе путей решения жизненных проблем. Абсолютно разные. То, что говорит Володя Быстряков… Я полагаю, что это его личное дело. Если он считает, что так надо говорить?.. Он сам кузнец своего счастья. Я вообще ни с кем из друзей в политические дебаты не вступаю.
– Очень мудрая позиция! После нашего интервью Владимира Быстрякова внесли в базу сайта "Миротворец".
– Да-да, слышал об этом.
"У нас в стране все национальности равны. Замерьте, сколько сантиметров у вас на Ригу, сколько – на Киев и сколько – на Одессу". Оказалось, что на Одессу – больше всего. И это была крамола
– Что вы об этом думаете?
– К своему стыду или к счастью, я плохо знаю, что такое сайт "Миротворец". Сайт – это сайт, за ним стоят какие-то живые люди. Группа людей открыла сайт, и теперь кого-то туда вносят, а кого-то – вычеркивают. Мне много лет…
– Кто вам поверит, глядя на вас!..
– …я это все уже видел и слышал. Оно называлось не "Миротворец", были другие сайты. Вызывали в райком партии… Расскажу одну забавную историю. Был такой замечательный певец Юрий Богатиков, кто помнит. Его уже нет с нами. Его первый сольный концерт был и моим первым профессиональным. Меня, юнца, выпускника эстрадно-циркового училища, пригласили к нему работать. Понятно, тогда все тексты под во-о-от таким микроскопом рассматривались. Юрий Иосифович пел нужные песни… Я никогда в жизни, меня никто не сможет упрекнуть, не исполнял так называемых датских текстов. В смысле, к датам. Я лучше промолчу. Это у меня от папы. У меня был веселый монолог Жванецкого. Абсолютно беззубый. Назывался он "Как пройти на Дерибасовскую". В разных городах спрашивают, как пройти в центр. В Одессе – как пройти на Дерибасовскую, в Тбилиси – как пройти на проспект Шота Руставели, в Киеве – как пройти на Крещатик, в Москве – еще куда-то. Забавная, смешная штука. Было пять персонажей. (Загибает пальцы). Одесса, Рига, Тбилиси, Киев и Москва. Зал хохотал. В Киеве, в Октябрьском дворце, идут большие концерты Юрия Богатикова, я веду. И нас вызывают в Министерство культуры. Сидит человек, начальник главка, то есть управления зрелищных мероприятий… Не буду называть фамилий, надеюсь, что они здравствуют, ради бога… Время им судья. Богатикову сказал про песни, а потом мне говорит: "Вот вы читаете этот фельетон, да?" Положил его на стол. "Вон там линеечка лежит, возьмите". Я, как загипнотизированный кролик, иду, беру эту линейку, подхожу. Он говорит: "Вот смотрите. У вас пять городов. Соответственно, пять национальностей. У нас в стране все национальности равны. Замерьте, сколько сантиметров у вас на Ригу, сколько – на Киев и сколько сантиметров – на Одессу". Оказалось, что на Одессу – больше всего. И это была крамола.
(Смеются).
Мне просто запретили исполнять этот монолог. Все эти ограничения, осуждения – я их переживал. И знаю ответы на очень многие вопросы. Китайцы говорят, что нам не дано ничего оценивать, мы можем только констатировать, что произошло. А оценивать будет время. Пройдет время – и кто-то, наверное, будет в незавидном обличье.
– Когда у Быстрякова уже в зрелом возрасте появился ребенок от молодой жены, которая его на 36 лет младше…
– …вернее, у нее появился от него.
– Правильно. Вы ему сказали: "Ты что, Володя, протекаешь?"
– Да, было дело. Это я так пошутил.
– Спустя некоторое время вы пошутили о себе. Сами протекли, у вас появился ребенок.
– Должен вам сказать, что течь – это штука бесконтрольная. Начинается вдруг, неожиданно.
(Улыбаются).
Даже в этом мы абсолютно разные. И у нас есть еще один друг, у которого тоже молодая супруга…
– Сколько вам было лет, когда ваша третья дочка родилась?
– Мне шел 63-й год.
Для меня написать письмо было трагической историей. Я писал односложные предложения типа: "Шел дождь. Мне было плохо. Тебе было хорошо". Но жена появилась – и я занялся литературой
– Жена на сколько вас младше?
– На 30 лет.
– Подумаешь!
– Да это фигня! 30 лет… Я ей иногда говорю, что она – пожилая женщина.
– А она вам на это что отвечает?
– Надо отдать должное, она – очень тактичный человек. Наоборот, она меня подхлестывает, все время говорит, что у меня заниженная самооценка. Что нужно идти вперед. Она меня очень поддерживает, стимулирует. К моменту, когда мы с ней познакомились, я никогда не занимался ни литературой, ни драматургией. Для меня написать письмо было трагической историей. Я писал односложные предложения типа: "Шел дождь. Мне было плохо. Тебе было хорошо". Но она появилась – и вдруг что-то изменилось. Я занялся литературой. Уже вышло пять книг.
– Вот что любовь делает!
– Да. Я свято в это верю. Вдохновение приходит с определением объекта.
– Думаю, мы можем сказать? У вас был недавно юбилей.
– Да.
– Вы к своему возрасту относитесь нормально?
– Абсолютно нормально отношусь. Иногда, когда вспоминаю о нем, ужасаюсь в том смысле, что сама цифра выглядит, как по мне, не очень привлекательно. Она обязывает к чему-то. Но сказать, будто что-то произошло… "Ой, с этого мгновения я вдруг стал шаркать ногами".
– Думаю, можно назвать, сколько вам, потому что…
– …ради бога!..
– …вам никогда столько не дашь.
– Я и не возьму!
– И не надо! Вам исполнилось 70 лет. Что вы думаете о возрасте?
– О своем или вообще?
– И о своем, и вообще.
– Хотелось бы, чтобы мне было столько, на сколько я себя ощущаю. Не будем зарываться, но, думаю, лет 55, скажем. Может, и меньше. С другой стороны, я ничего не могу поделать. Эти две циферки – какая-то роковая штука. Как только ты о них вспоминаешь… (Задумался). Не хочу сказать, что пыл угасает или что подрезаются крылья, но, тем не менее, возраст – штука нелегкая. С моральной точки зрения. Надо научиться относиться к этому философски. Это непросто. Я раньше не понимал, что такое возрастная бессонница. Все думал: им делать не фиг, что ли? Как так можно? Если я хочу спать, то ложусь и сплю. Что значит "бессонница"? А теперь, когда вдруг просыпаюсь среди ночи… Проходит первый, крепкий, сон, просыпаешься в 2–3 часа… Я сразу вспоминаю выкладку, что человек перемолачивает в день 60 тысяч мыслей. А нужно всего три.
– Мысли одолевают, спать не дают?
– Конечно. Начинаешь думать: а что будет, если так? А так? И я ведь не волен. Если бы я был Акела, волк-одиночка, была бы одна история. А поскольку есть семья и маленький – относительно – ребенок… Хотя она себя чувствует почти взрослой теткой.
– Общаетесь с дочкой, как ровесники?
– По-взрослому, как друзья. Иногда она говорит (не мне, супруге), что меня побаивается. Почему? Я никогда не повышаю голос. Она боится взгляда моего. Я подхожу к зеркалу, смотрю. Как Фаина Раневская. Ищу и все думаю: где же он, этот строгий, бескомпромиссный взгляд? Дисциплинирующий?
– За очками не видно!
(Улыбаются).
Правда ли, что ваша старшая дочь замужем за олигархом? Кто он?
– Я всегда деликатно отношусь к чужим тайнам. Даже не к тайнам – секретам. Не уверен, что имею право озвучивать. Моя дочь действительно замужем. За олигархом ли? Это слишком преувеличено. Не в том смысле, что у него нет денег. А в том, что они поженились, когда были мальчиком и девочкой, совсем молодыми. Ни о каких богатствах речь не шла. Ее муж никогда не занимал государственных должностей. Он – бизнесмен. С успехом, без успеха, знаете как, все меняется.
– У вас хорошие отношения с зятем?
– Да, очень хорошие. Они приятельские. Не могу сказать "дружеские", все-таки мы живем в разных городах. Приятельские – это та степень, когда люди, собравшись, могут говорить о чем угодно. Не стесняясь. Нет перепада возрастного – "а как я при дочери скажу такие вот слова?". Все очень демократично. И особенно со средней дочерью такие же отношения.
Из-за корпоративов я не люблю ходить на дни рождения, свадьбы, именины. Как только вижу сервированный стол, у меня сразу портится настроение
– Средняя дочь, Антонина, – талантливый, востребованный режиссер. С какими трудностями ей приходится сталкиваться в украинском кинематографе?
– Наверно, там, наверху, понимают больше, чем мы… Ее профессия – тьфу-тьфу-тьфу, дай бог, чтобы была навсегда. У меня впечатление, что она влюблена в свою профессию. Она – как английская королева Елизавета I, которая говорила: "Я вышла замуж за Англию". Она вышла замуж за кино – и с такой отдачей работает. И у нее все складывается. Сняв до этого несколько короткометражек (хороших, правда, премированных на фестивалях) и клипов, она вдруг получила государственные деньги на полный метр. Была сама удивлена, что так все прошло. Буквально на днях она закончила работу над фильмом ("Герой моего времени". – "ГОРДОН"). Надеюсь, в конце этого месяца мы будем его смотреть.
– Когда вы начинали снимать программу "Я памятник себе…", то позвали в свою команду Матвея Ганапольского.
– Да.
– Сейчас на "Прямом" канале вы тоже работаете бок о бок, плечом к плечу.
– Но в разных жанрах.
– Легко ли с Матвеем работать?
– С Матвеем замечательно и работать, и дружить. Это нам досталось по наследству. Наши отцы работали вместе. В один прекрасный момент, когда я уже был дипломированным артистом, ко мне привели юношу. Сказали: глянь, мол, хорошо бы ему тоже податься в артисты. Я глянул, хотя сам еще был довольно желторотым. Сказал, что, конечно, надо. Он и учился потом у моего педагога, Ефима Михайловича Глоцера, который по сей день жив и здоров, дай бог ему много лет. Ему сейчас 93 года.
– Матвей бывает сложный, колючий?
– Конечно. Не знаю, был ли он всегда таким. В юности я за ним этого не замечал. Можно соглашаться, можно не соглашаться, но бытие определяет сознание. И вот период его московской жизни… Там совершенно другие условия работы. Они требуют, может, большей живучести, решимости, большего напора.
– Работы локтями?
– В какой-то мере. У нас сейчас то же самое происходит, но в Москве в этом смысле всегда было жестче. У него очень нелегко складывалась творческая судьба. Иногда – драматично и даже трагически. Он оказался стоиком. Выдержал все, не изменил своему призванию. Я смотрю его программы. Он, в отличие от меня, посвятил себя изучению и комментариям политических событий в нашей стране и в мире. Я за ним наблюдаю, и мне многое нравится.
– Вы много корпоративов за свою жизнь провели?
– Бесконечное количество. Вы не поверите, но из-за этого я не люблю ходить на дни рождения, свадьбы, именины. Как только я вижу сервированный стол, у меня сразу портится настроение.
– Аппетит пропадает?
– Даже когда я очень хочу есть. Я бы пришел, быстро поел и ушел. Так как понимаю, что сейчас начнется: меня потянет на автомате – предоставить сказать тост этому человеку, другому, держать в напряжении всю компанию. Хотя я там никто, обыкновенный гость. Но не могу избавиться от чувства, что надо обязательно руководить процессом.
– Профессиональная деформация.
– Во мне просыпается Карабас-Барабас, который обязательно должен дергать за ниточки.
– Вы со всеми украинскими олигархами знакомы?
– Со всеми – это нереально просто. С большинством. Не только с олигархами, но и с политиками тоже. В силу профессии.
– Кто из олигархов самый симпатичный?
– (Пауза). Из тех, кого мы называем олигархами, – для меня, наверное, Пинчук (миллиардер, владелец группы "Интерпайп" Виктор Пинчук. – "ГОРДОН"). Может, оттого, что я его знаю еще до всех этих дел. У него, если не ошибаюсь, инженерное образование, он – металлург.
– Родители очень интеллигентные у него.
– Да. И я знал период его днепропетровской жизни. Где бы мы с ним ни встречались, почему-то все время говорили об искусстве. Как-то так получалось, что мы встречались либо на выставках, либо на раутах с разговорами о вечном. О мире, о красоте в нашей жизни.
– Случались ли на корпоративах какие-то неловкие ситуации с известными политиками? Можете без фамилий.
– Ну если без фамилий… Был один юбилей. Уже нет этого человека. Меня поразило то, что этот человек представлял в политике не очень популярное в народе направление, а собрались на его юбилей все. Это была еще одна капля дегтя в бочке меда, еще одна причина того, что мне не нравится политика. За кулисами все как-то по-другому. Не могу назвать это казусом, но меня это потрясло.
С Ющенко мы были соседями. Жили балкон в балкон. Мы на какой-то вечеринке обсуждали с ним, как нам привести в порядок наш двор
– Кто из президентов или премьеров в безгалстучной атмосфере оказался самым душевным?
– Во-первых, Леонид Макарович [Кравчук]. Он был, кстати, одним из героев моей программы "Я памятник себе…". Он рассказывал массу непротокольных вещей, смешных, житейских. Мы с ним долго спорили о маринадах мяса к шашлыку.
– А о варениках говорили?
– О варениках говорили. Он меня просветил. Я не знал, к своему стыду, что настоящих украинских вареников есть только...
(Говорят одновременно).
– ...два вида...
– ...три вида. Вишня, сыр и, кажется, картошка.
– Нет, два всего. Вишня, сыр. Он признает только два.
– Ну, может быть. У него всегда хватало такта, интеллигентности. Он мог рассказать анекдот, но не потому, что хотел очередного витка признания. А к месту. В этот момент, в этой ситуации надо было рассказать именно этот анекдот. С Виктором Андреевичем Ющенко мы были соседями. Жили балкон в балкон. Была история, когда мы на какой-то вечеринке обсуждали с ним, как нам привести в порядок наш общий двор. Он в то время был премьер-министром. Помню, я ему сказал: "Виктор Андреевич, что мы с вами это обсуждаем? Дайте команду! Пусть приведут в порядок двор". И – привели, не то слово.
– (Саркастически). Странно!
– На следующий день у нас во дворе заработали бульдозеры, трактора. Там нечего было делать. Хотя не было ни одного маленького ребенка во дворе, сделали детскую площадку. Все припомадили.
– Что вы думаете о Владимире Путине?
– 20 лет, что он на виду, – это уже дистанция. Я не смогу назвать другого политического деятеля, о котором у меня за это время так противоположно менялось бы мнение и впечатление. Когда он только появился, то сказал, я помню, фразу в телевизионной студии. После экзит-полла, еще не было результатов президентских выборов (2000 года. – "ГОРДОН"), когда он сменил [Бориса] Ельцина. Уже ночь была. Его спросили: "Ну что, вы ожидали?" И он абсолютно искренне сказал, что в страшном сне не мог себе представить.
– Теперь страшный сон у нескольких стран.
– А потом с ним, я полагаю, произошло все то, что и должно происходить с человеком, забирающим себе всю власть. Когда он практически становится бесконтрольным. Это колоссальное испытание. Кто-то проходит его достойно, а кого-то заносит. Мнение изменилось почти диаметрально. Не могу сказать "от симпатии". Но было интересно. Думал: этот человек с другим мировоззрением, он может что-то сделать. Оказалось, что он – офицер определенных спецслужб.
– Илья Яковлевич, вас часто просят рассказать анекдот. А я вас попрошу рассказать два анекдота. На русском языке и на украинском.
– Запросто, никаких проблем. С первым будет тяжелее. Как только мне приходится рассказывать анекдот на русском языке, то в голову лезут только неприличные.
– Не сдерживайте себя!
– Поэтому начну с украинского. У меня есть пара любимых украинских анекдотов. Коротенькие. Первый я обожаю, считаю образцом тонкого украинского юмора. На уровне английского. Степ. Таврія. Нічого нема. Дядько вкопав два дрючки. Третій поклав. Розвів багаття. Казанок. Варить кулеша. (Нюхает воздух). "А-а, який куліш! От зараз, зараз буде готовий!" Неосторожно поворачивается – и этот казанок переворачивает. И весь кулеш – в пыль эту степную. Він так подивився, каже: "Бісова тіснота!"
(Смеются).
В степи! Гениальный совершенно анекдот. И второй, тоже мне очень нравится. Українське село. Мамка і кільканадцять діточок. Вона їх посадила. Вечеряють. (Показывает пальцем). Вона каже: "Ось тебе знайшли в морквинці. Тебе – в бурячку. Тебе – в картоплі. Тебе – в капусті". Самый маленький говорит: "Попотягало ж вас, мамо, по городах!"
(Смеются).
А на русском языке? Сейчас подумаю. Их тысячи. Мы недавно подсчитали: у нас в общей сложности около тысячи часов телевизионных эфиров с анекдотами.
– У нас нет тысячи часов, остается буквально 20 секунд! Давайте коротенький.
– Щас-щас. (Пауза). Это уже пунктик. Когда надо быстро что-то сказать, то ничего в голову не лезет.
– Значит, у вас есть время подумать – до следующего раза.
– Я на самом деле специально так сделал!
(Улыбаются).
– Спасибо вам за настроение!
– Спасибо! С праздниками! У нас их много в стране. Скоро весна.
Записал Николай ПОДДУБНЫЙ.