Поэт Коротко: Господь показывает: будь ты миллионер, миллиардер, президент, от коронавируса не спрячешься – он всех поставил в равные условия G

– Александр Шимонович, потихоньку начинаем привыкать к интервью не вживую, а по Skype. Скажите, вы уехали на дачу за своей Болдинской осенью или это бегство от страшного COVID-19?

– Да, я городской житель, и это первое мое такое переселение за город. Связано оно, безусловно, и с тем, и с другим обстоятельствами. Основная задача была – сосредоточиться на тех произведениях, которые мне надо было завершить в тишине. Конечно, гораздо легче сконцентрироваться здесь, где все подчинено только творчеству, где у меня есть возможность выйти прогуляться, передохнуть, побыть наедине со своими мыслями.

Это удивительным, страшным образом совпало с нашествием коронавируса, с тем, что произошло со всеми нами. И как это ни парадоксально звучит, может даже в какой-то мере цинично, но с коронавирусом мы получили уникальную возможность глубже познать смысл жизни. Я в полной мере ощутил это на себе. Очень многое в такое время переосмысливается, и ты совершенно иначе осознаешь себя в мире и мир в себе. Удивительно! Развивая мысль, скажу: опыт – уникальная вещь. Его нельзя купить, нельзя приобрести чтением, его можно только прожить.

Коротко: Мир сжался до невероятных размеров, в нем идут невероятные, непредсказуемые процессы. Фото: Александр Коротко / Facebook

– Но вы как поэт, то есть человек, подключенный напрямую к высшим духовным сферам, считаете вирус божьим наказанием или шансом человечеству?

– Я глубоко убежден, что это божья кара, это предупреждение. Мы же видим, как человечество погрязло в грехах, как деградировали политики… Господь Бог показывает, что будь ты хоть миллионером, миллиардером, президентом, от коронавируса не спрячешься – он всех поставил в равные условия. Творец напомнил нам, что все мы только люди. Он нам как бы говорит: вы издеваетесь над природой, уничтожаете друг друга... Если вы не сделаете выводы, ждите следующего потопа, как это было при Ное. Это мое видение...

– Спрошу вас не только как поэта, но и как человека, который четверть века посвятил медицине: вам не хочется поучаствовать в дискуссии о том, надо ли закупать российскую вакцину?

– Мне очень тяжело… Даже не так… У меня нет морального права давать какую-то оценку, потому что это высокопрофессиональные дела. Здесь должны рассуждать специалисты.

Если же вы хотите услышать мое личное мнение, то я очень скептически отношусь к российской вакцине против коронавируса. Думаю, что создать что-то полноценное за такой короткий срок, не зная отдаленных результатов, очень сложно. Хотя возможно какое-то чудо – не мне судить. Мы знаем, что кроме России над вакциной работают Америка, Англия, Франция, Израиль и многие другие страны, где уровень медицины значительно выше, чем в России. Вы согласны?

– Полностью…

– Поэтому мне кажется, что решение о приобретении вакцины не может быть поспешным. Оно должно быть научно обоснованным, то есть опираться на соответствующие выводы экспертного сообщества ведущих стран мира, занимающегося проблемами вирусологии. Это не эмоциональное, а политическое решение, потому что речь идет о безопасности и здоровье не только всей нации, но и каждого человека.

– То есть нашим властям, нашей бюрократии вы не слишком доверяете?

– Понимаете – позволю себе высказать свое частное суждение! – в данном случае дело даже не в доверии или недоверии, а в принятии правильного, взвешенного решения. При внешнем успехе многих наших политиков часто обращает на себя внимание их внутренняя неустроенность на фоне их невероятного тщеславия, которое лично я рассматриваю как профессиональную болезнь. Но мы такие, как мы есть.

Мы живем в очень тревожное время. Человечество получило большое испытание, и как мы его пройдем, еще неизвестно. Мне ясно только одно: так, как мы жили, уже жить не будем, мир уже не будет таким, каким был до коронавируса. Да, экономическая ситуация ведет государство, крупные и мелкие компании, просто человека к большому материальному банкротству. Но еще страшнее банкротство духовное, о котором никто не говорит, о котором люди не задумываются. Мы никак не можем понять, что кроме физического тела есть и душа. Мы, к сожалению, ею не занимаемся, и это вызывает тревогу и беспокойство.

– О чем вы сейчас пишете?

– О том, чем живу и что чувствую. Наш земной шарик благодаря интернету превратился в небольшую, как для меня, коммунальную квартиру с одним туалетом, с общей кухней. Один клик – ты в Австралии, другой – ты в Китае. Мир сжался до невероятных размеров, в нем идут невероятные, непредсказуемые процессы. Мы живем в этой воронке под названием время, которая вращается с огромной скоростью. Это ощущают не только люди пожилого возраста, но и молодежь. Лично я уже меряю время не годами, не десятилетиями, а прожитым днем. Может, он для меня последний?

Я оборачиваюсь назад, вспоминаю прошлое… У меня такое ощущение, что это просто сон. Было или не было – не знаю. Иногда мне кажется, что я сейчас проснусь в своем маленьком городке Коростене у бабушки, где горят поленья, где печь раскалена добела, в моих ногах лежит кот. А иногда кажется, что всего этого не было. Может быть, только у меня такое?

На мой взгляд, мир уже изменился не только вокруг нас, но и внутри нас. И мы в Украине очень сильно это ощущаем. И потеря Донбасса и Крыма есть не что иное, как плата за нашу свободу. Но не надо забывать, что автократический и тоталитарный режимы (мы это видим на примере Беларуси) вдохновляют народ на протесты. Невероятные катаклизмы происходят каждый день. Все взаимосвязано в этом мире, и выборы в Америке не меньше на нас влияют, чем наши собственные выборы.

За углом моих воспоминаний
неприметный домик в три окна.
Расстояние, только расстояние
суждено нам на земле прожить.

– Вы украинский поэт, но пишете на русском языке, а это сегодня не в тренде. Не пытались перейти на украинский? Ну, хотя бы песни, которые у вас замечательно получаются, по-украински писать?

– Этот вопрос мне очень часто задают. И я отвечаю, что было такое уникальное политическое (именно политическое, а не поэтическое!) образование, как Союз Советских Социалистических Республик. Вот я и родился в Украине, в маленьком провинциальном городке Коростене, в еврейской семье, где говорили на русском языке. То есть я еврей, который пишет на русском и чувствует себя в Украине дома. А как еще можно чувствовать себя на Родине?

Конечно, я так сформировался, я думаю на этом языке, получал на нем образование и вот – пишу. Это очень страшная вещь – быть не в ладу со своим внутренним миром, со своей душой. Поэт так не живет, хоть тресни. Можно вышиванку надеть, но это так не работает. Да, я патриот, я добре знаю українську мову, володію нею на достатньо хорошому рівні, я читаю українську літературу, мені подобаються українські пісні, український мелос, але я не можу… Я не можу писати поезію українською мовою.

– То есть вы продвигаете не язык русский или украинский, а литературу как таковую?

– Совершенно верно. Мы должны обратиться к нашей истории. А что, мало русскоязычных живет в Украине? Понимаете, есть псевдопатриоты. Но сам патриотизм – очень интимная, очень камерная вещь. Об этом нельзя громко кричать, если ты не ура-патриот! Ну, конечно, я не в тренде. Но вопрос же не в этом, а в том, что ты делаешь, что тебе дал возможность делать Господь Бог. И попробуй уйти в сторону: шаг вправо – шаг влево…

Что такое творчество или, в частности, поэзия? Это индивидуальная трудовая деятельность, и если ты будешь ловчить, хитрить, Всевышний заберет у тебя право на творчество. Конечно, заберет, не думай, что это у тебя навечно. И мы видели, как его теряют. Есть такое понятие, как исчерпаемость таланта. Почему Лев Толстой пошел за плугом? Почему многие писатели, поэты спились? Потому что Господь Бог отобрал дар божий. Это дар! Просто мы не знаем, почему он выбирает того или иного человека на нашей земле. Но этот дар как испытание, которое ты еще должен пройти.

– Вы однажды сказали: "Поэзия с божьей помощью не потеряла поэта, с читателем – проблематично". Вы и сегодня так считаете?

– Абсолютно!

– Поэтому практически перестали выходить на широкую аудиторию?

– Ну, когда-то я выходил с Беллой Ахмадулиной – читал стихи в Театре имени Ивана Франко. Открывал вечер большой мой друг, прекрасный писатель – царствие ему небесное! – Павло Архипович Загребельный. Сегодня я не выхожу, не читаю и понимаю, что это мало кому нужно. Но скажите, пожалуйста, теория относительности Эйнштейна или гипотеза Пуанкаре, которую доказал гениальный Перельман, многим нужны?

Поэзия требует такого же труда от читателя, как и от поэта. Это работа сердца и души. Конечно, легче слушать попсу, чем сложную симфоническую музыку, легче рассматривать комиксы, чем постигать серьезную живопись или глубокое философское произведение. Ценителей поэзии и не должно быть много. Когда-то даже Пушкин жаловался: "Гусары нас не читают". Это нормально. Не надо обижаться. Тут формула простая: поэт не должен искать своего читателя, а читатель – находит своего поэта. Это принципиально.

Коротко: Каждый творческий человек, и поэт в частности, прокладывает для человечества мост из конечного в бесконечное. Это миссия художника на земле. Фото: Александр Коротко / Facebook

– Ваши юные собратья по поэтическому цеху, которым надоело слушать стенания про невостребованность поэзии, пытаются бороться за аудиторию. Например, с помощью поэтических слемов, таких творческих соревнований, в ходе которых участники читают свои стихи. Вы следите за этими яростными попытками выйти за рамки академической аудитории?

– Во-первых, я по своей природе интроверт, человек не публичный, и не считаю нужным тратить на это свое время, которое и так спрессовано. Во-вторых, надо соответствовать не только своему времени, но и своему возрасту. Если молодые люди пытаются заинтересовать ровесников поэзией и находят новые современные формы, это их право, и это правильно. Меня такие вещи абсолютно не интересуют. Я знаю, что стихи создаются в тишине и не надо никого захватывать.

Поэзия – не спорт. Если сравнивать ее, допустим, с легкой атлетикой, тут же нет беговых дорожек. Хотя все-таки есть – одна. Но она идет не в горизонтальной плоскости, а по вертикали – к Творцу. Вот и все. Не с кем соревноваться. Не надо! Это невозможно. Поэт идет один.

– Говорят, что сочинение стихов – это сугубо личный кайф, но каждому поэту иногда хочется им поделиться. Вы никогда не сожалели о том, что поздно родились: не застали Серебряный век с его поэтическими салонами, не участвовали в выступлениях на переполненных стадионах?

– Я, как человек верующий, считаю, что мы должны принимать со смирением все, что дает нам Творец. И эту жизнь он нам дал, и это время… Другой жизни и другого времени на земле у нас не будет. И ты, если начинаешь сетовать, сам себя разрушаешь. Мы спрашиваем: а что такое, вообще, творческий процесс? Что делает поэт? Я с вами согласен: ловит кайф. Потому что это другое проживание, другое качество жизни, прежде всего духовной, другие краски, другие мировосприятие и мироощущение. Каждый творческий человек и поэт в частности прокладывает для человечества мост из конечного в бесконечное. Это миссия художника на земле, и надо ее ценить, ею дорожить.

Я вам хочу сказать, что на самом деле большая поэзия сложная, она не для стадиона. Это очень камерная вещь. Если ты собираешь стадион, что-то тут не так. Потому что поэт – я говорю о большом поэте! – всегда старше современников, он заглядывает за горизонт. Сознательно, подсознательно, бессознательно… Возможно, нам диктуют – если мы успеваем записать. И в этом великая тайна, к которой прикоснуться очень увлекательно, но и опасно.

– Сегодня любой может напечатать свой сборничек, выложить в интернет свои стихи, зачастую дилетантские, и назвать себя поэтом. Вам не кажется, что блогосфера забивается графоманским мусором, через который с трудом пробивается голос настоящего поэта?..

– …или вообще не пробивается. Сегодня время дилетантов, как это ни грустно констатировать. Время неучей, популистов… И интернет – это практически большая мусорная свалка, без которой мы сегодня обойтись не можем.

Я вспоминаю советские времена, когда напечатать книгу было практически невозможно, если ты не член Союза писателей, если ты не то-то, то-то, то-то… Причем одному платили рубль за строчку, другому – два, третьему – три, в зависимости от того, заслуженный автор, народный или лауреат. А поэзии не было, потому что все было ангажировано политически. Секретарь Союза писателей СССР Фадеев не случайно покончил жизнь самоубийством. Не случайно покончили с собой Маяковский, Есенин… Страшной была судьба Василия Стуса, который за свои убеждения большую часть жизни провел в лагерях ГУЛАГа. О его трагической судьбе я написал поэму, которая блестяще переведена на украинский язык Ольгой Ильчук.

То время было абсолютно деформированным. Там были какие-то плюсы: что-то в недрах как бы гнездилось, безусловно был андеграунд, но тоталитарная система не давала творчеству развиваться. Сейчас другая крайность, сняты все барьеры. Но ты делай свое дело и, если это настоящее, ты пробьешься. Я видел, как в горах, на скале растет дерево. Мы видим порой, как сквозь асфальт пробивается трава… Можно пробиться, можно быть услышанным. Вопрос – при жизни, после жизни?..

– …или никогда…

– Это большая рулетка. Конечно, каждому творческому человеку хочется быть значительным, хочется быть услышанным. Очень опасная штука – писать в стол. Но сетовать на время, на ситуацию непродуктивно. С позиции лени, с позиции грусти ничего не только великого, нормального не создается. Прежде всего ты творческий человек, а это знак интеллектуальной силы. Если ты не веришь в то, что делаешь, брось это занятие. Это твое проживание, твоя судьба, твоя история. И как можно сетовать или завидовать? Нет, так слово не работает.

– Но вы ищете свой поэтический "мегафон", который позволит докричаться, достучаться до широкой аудитории?

– Какой я выбираю путь? У меня есть Instagram, есть две страницы в Facebook: одна – Коротко-писатель, другая – моя личная. Есть сайт. Там новости, песни, видео… И, конечно, стихи. Причем на трех языках: русском, украинском и английском, поскольку меня много переводят на Западе – в Англии, Франции, Германии, Америке…

– …а также в Китае, Азербайджане, Израиле…

– Да. Там масса подписчиков, масса отзывов. И там уже наведен фокус на тех, кому это нравится. Они не задают вопрос: надо или нет? Они ждут. Поэтому я не считаю себя обделенным. Мне сегодня – боюсь сглазить! – грех жаловаться. Я востребован, даже не знаю почему. Сам в это порой не верю.

С другой стороны, ситуация сейчас сложилась драматическая. Я работал последние два года с Майклом Пурсглавом – одним из выдающихся английских переводчиков. Он переводил очень много моих произведений, в том числе роман "Лунный мальчик". И вот Майкл заболел коронавирусом…

– …который, как вы заметили, уравнял всех…

– Он мне пишет: "Если я умру, то чтоб вы знали, с кем работали… Я окончил Кембридж, окончил Оксфорд… Переводил классиков"… Представляете, какая драматургия! Я никогда в жизни его не видел, никогда не разговаривал с ним по телефону… Вот как спрессовано время, этот шарик, эти страны… Мы стали ближе друг другу, как никогда прежде.

– Не решалась спросить, но раз уж зашла речь о том, что все мы смертны… У вас огромный творческий багаж – более двух десятков книг…

– Более трех десятков…

– Тем более. Наверное, вы задумываетесь, кому его оставите… Скажите, ваших детей можно назвать знатоками поэзии? Внук любит ваши стихи?

– Вопрос на первый взгляд простой, но очень трепетный, очень интимный. Моя жена все читает, участвует во всем. Она мой первый слушатель. Потом мои дочки. Потом мой внук Давид, который сегодня учится на третьем курсе философского факультета и все читает. Вот сейчас меня переводят на немецкий, написал эссе о Рильке, Целане, Гельдерлине, о Кафке. И когда Давид прочитал эссе о Кафке, он сказал: "Дедушка, ты молодец".

Это расширяет их кругозор, они живут этим… Безусловно, читают. Может быть, не до конца понимают. Но у меня именно такая атмосфера. Жена не говорит: "Что он там мается, морочит голову?" Все относятся с пониманием к тому, что я делаю. И это тоже для меня большая загадка: все вокруг вроде не так, все плохо и никому ты не нужен… Ан нет!

– У вас, я слышала, прекрасная библиотека?

– И не одна. Есть дома, есть здесь, за городом. Я еще два дня перевозил сюда те книги, с которыми работаю постоянно, – они нужны мне как воздух…

– Вы, извините за бестактный вопрос, задумывались о том, кому завещаете свою библиотеку? Ведь сегодня читать бумажные книги не модно. Народ переключился на ноутбуки, на электронные читалки…

– Это, конечно, большая трагедия. Я слышал уже не от одного десятка людей-интеллектуалов такие страшные вещи. Говорят: "Зачем мне библиотека? Я лучше ее выброшу на свалку или подарю". А как мы собирали эти книги? Я помню, за макулатуру можно было получить в "Союзпечати" подписку. Давали на выбор туалетную бумагу или подписку. Что мы только ни сдавали: бумагу, бутылки, металлолом... А сегодня эти книжки никому не нужны. Это свидетельствует уже о таких глубинных катастрофах, о том, что все духовное – на свалку, остается только материальное.

Да и кто читает? Они же сейчас носятся как сумасшедшие, все сидят в телефонах. Многие уже давно ничего не читают. Да, это кошмар!

– Думаю, ситуация не безнадежна… Вы когда-нибудь заходили на канал Hot Dudes Reading – "Горячие чуваки, читающие", который появился в Instagram около года назад?

– Нет.

Коротко: Надо чувствовать это время. Нельзя стоять от него в стороне, иначе ты выпадаешь. Фото: Александр Коротко / Facebook

– Там выкладывают фото с красивыми парнями, которые читают исключительно бумажные книги. Подписчики, число которых перевалило за миллион, уверяют, что в наше время, наполненное электронными гаджетами, бумажный томик в руках мужчины может добавить ему 50% к карме и столько же к сексуальности. И девушки это дружно подтверждают. Жаль только, украинцев там пока не видно…

– К сожалению или к стыду своему, я этого не слышал. Просто знаю, что все возвращается на круги своя. Все наносное уйдет, а настоящее останется.

Но вот какие метаморфозы происходят со мной. Я всегда говорил, что ничего не читаю с гаджетов-маджетов. Но меня, допустим, интересует – ее уже нет в живых – великий философ ХХ века еврейского происхождения Ханна Арендт. Часть из ее произведений мне удалось в свое время купить, сейчас это уже невозможно. Поэтому я приобрел себе Amazon Kindle – эту читалку со специальными фильтрами. Пытаюсь адаптироваться, чтобы иметь доступ к книгам, которые купить не могу и которые мне нужны для работы. Обращаемся – это правда. Время заставляет, оно диктует свои правила игры. А ты их принимаешь или не принимаешь. У меня был когда-то такой стих: "Как из гнезда, из времени я выпал, отбросами воспоминаний стал питаться…"

Мы говорили о том, сколько у меня книг вышло. Но я не издаюсь в Украине уже два года. Не потому, что мне нечего предложить. Просто нет никакого смысла и появились другие ресурсы. Тот же Amazon, Google Books. Сейчас размещаю там пять книг на английском языке. Когда автор работает напрямую с этими ресурсами, ему платят совершенно другие роялти, другие гонорары. Все – издательства уходят. Вы же знаете: журналы закончились, газеты умерли… В этом мире надо попытаться сохранить себя и понять, как вписаться в поворот.

– Как просто проблема решается, оказывается…

– Надо чувствовать это время. Нельзя стоять от него в стороне, иначе ты выпадаешь. А если ты потерялся, то это беда.

Когда мы говорим о коронавирусе – вернусь к началу нашего разговора, – должны понимать, что, поскольку нас создал Господь Бог, никто не умирает ни рано, ни поздно – мы все уходим в мир иной вовремя. Слышите, вовремя! И не надо этого бояться. Мы все умрем вовремя. Но есть такая категория, как старость. И в этом возрасте опасно, когда ты весь тонешь в воспоминаниях. Ты начинаешь рассматривать свои фотографии: ой, какой я был молодой, кучерявый, красивый… Забудь! Это только разрушает. Живи сегодняшним днем. Только вперед, только преодолевая себя… Мы боремся с собой, не с кем-то. И надо каждый день себя побеждать – начиная с утра.