Поэт Орлуша: Три передачи Соловьева могут изменить настроение 85% зазомбированных россиян
Российский поэт Андрей Орлов, пишущий под псевдонимом Орлуша, в интервью изданию "ГОРДОН" заявил, что не является сторонником политической теории, согласно которой украинцы всегда были свободными, а россияне – рабами.
Андрей Орлов родился в Пермской области, семья несколько раз переезжала, школу он окончил в Челябинске. Поступил в Московский институт химического машиностроения, но был отчислен, затем служил в армии. Сменил множество профессий, был журналистом, продюсером, политтехнологом, участвовал в разных творческих проектах.
Стихи начал писать, "чтобы смешить друзей на даче", когда ему было около 50 лет.
С 2014 года стал широко известен и любим в Украине благодаря пронзительным произведениям о Майдане и войне на Донбассе, "киборгах", защищавших донецкий аэропорт, сбитом Boeing, выполнявшем рейс МН17, а также политическим памфлетам, высмеивающим Кремль и президента России Владимира Путина.
На этой неделе начался украинский тур "Господин хороший. Нарушители границ", в котором российский артист Михаил Ефремов, один из создателей проекта "Гражданин поэт", читает стихи Орлуши. 23 марта будет концерт во Львове, 24 марта – в Одессе, 25 марта – в Днепропетровске, 26 марта – в Киеве, 27 марта – в Харькове.
График артистов очень плотный, останавливаться в гостиницах нет времени, после каждого концерта – в дорогу, спать собираются в поездах, машинах и автобусах.
В интервью изданию "ГОРДОН" Андрей Орлов рассказал, что думает о Путине, с которым лично знаком уже 20 лет, почему санкции, введенные против РФ за аннексию Крыма и развязывание войны на Донбассе, неэффективны, является ли всесильной система, созданная ФСБ в России.
Орлуша заявил, что не считает себя сатириком, рассказал, как пишутся лирические стихотворения и чем киевлянки и одесситки отличаются от москвичек.
Думаю, в голове у Путина пушки и пулеметы, как было и в 7-летнем возрасте, только игрушки стали по-настоящему смертельными
– Вы часто бываете в Украине. На ваш взгляд, за последние два года украинцы изменились?
– Люди, с которыми я общаюсь много лет, не изменились, новые знакомства мне приятны. Не думаю, что изменились люди, но у многих изменились настроения. Когда происходят трагические события, то заходят невеселые разговоры.
А людей, имеющих полярные позиции по политическим и экономическим вопросам, всегда было много, как в Украине, так и в России.
Мне очень нравится, что в украинцах появилось самоощущение свободности, осознание себя единой сильной нацией.
Национальная символика из официозной стала народной. Я ездил к армейскому товарищу в Житомир, там был день города. Я и раньше бывал на днях города в Украине, но такого количества детей в вышиванках до этого не видел. Мне очень нравится такая декларация украинскости.
Люди искусства – художники, дизайнеры – поддержали Майдан и вектор европейского выбора, для меня это показатель того, что перемены правильные. Например, в России я не вижу хорошего плакатного искусства по поводу "русского мира", а по поводу Майдана и украинских национальных символов – вижу. Многие художники делают хорошие футболки, я их с удовольствием ношу, и когда приезжаю, допустим, в Лондон, мне говорят, что это красиво, даже не понимая, что на них написано.
– Россияне так же политизированы, как украинцы?
– Политизированность рождается из проблем. Россияне более монетизированы, причем деньги и политика для них не связаны. Многие никак не связывают падение курса рубля по отношенинею к доллару с ситуацией в Украине и аннексией Крыма. Ждать здравых решений очень сложно, особенно на уровне масс – нет национальной логики, а есть жесточайшая система пропаганды, которая не предполагает наличие другого мнения и внушает: "Завтра придут и вас убьют". Все верят, что в Украине фашисты и бандеровцы, которые мечтают всех убить, и дядя Сэм еще этого хочет.
– Расскажите о туре по Украине. Каковы особенности репертуара в этот раз?
– Тур по Украине мы планировали давно, рады, что он получился. Участвует дружеская компания – Михаил Ефремов, продюсер Андрей Васильев и я. Мы знакомы с 1977 года и очень довольны, что наши позиции совпадают и в политике, и в отношении к российско-украинской ситуации. В Украине – любимой нами стране – бываем часто.
Жанр наших выступлений называем "ньюзикл" – музыка и новости, в основном политические. Смеемся над всем, даже если это кажется нам грустным. Проект родился из проекта "Гражданин поэт", там были стихи Дмитрия Быкова, а сейчас – мои.
Мы вместе выбираем новость, я пишу стихи, а Ефремов читает. Во вступительной песне мы поем: "Если снова программа новостей сдаст по бреду зачет, то Орлуша напишет, а Ефремов прочтет". Тур называется "Господин хороший. Нарушители границ", мы будем нарушать и границы нынешней российской идеологии, того, что дозволено, и немного – границы приличия.
Кроме того, у меня будут сольные выступления: 28 марта в Харькове и 31 марта в Одессе. На этих встречах можно задать любые вопросы и послушать разные стихи, я читаю много лирики.
– Есть что-то новое о выводе российских войск из Сирии?
– У нас есть стихотворение "В Кремле зазвонил телефон", думаю, будет его небольшой апгрейд, специального номера мы не делаем. Я не считаю вывод войск РФ из Сирии значительной новостью, не верю, что все они будут выведены, – это примерно так же, как "российских войск нет в Украине".
Будет несколько новых номеров, в том числе о российском правосудии, о деле Надежды Савченко. Проверим на украинских зрителях, правильно ли мы воспринимаем происходящее здесь, но никого, естественно, учить жить не будем. Над некоторыми вещами вместе посмеемся.
– Где лучше покупают билеты – в России или в Украине?
– У нас всегда полные залы. Скоро в Москве будет концерт в самом большом зале города. Если окажется, что в Киеве, Харькове, Днепропетровске или Львове пустой зал – будем читать даже для одного зрителя. Но думаю, все будет хорошо, нам есть что сказать, и есть люди, которые хотят это услышать.
– Сейчас многие лидеры общественного мнения – украинские блогеры, публицисты, журналисты, артисты – призывают отгородиться от России стеной, разорвать все связи. Вас это не обижает?
– Не обижает. Если брать понятие виртуальной стены, я это поддерживаю. Если физической стены, то в ХХI веке это звучит странно, так как одна саперная рота может 5-метровую стену сломать за 30 минут. Сейчас не время Великой Китайской стены, на нее потратятся огромные деньги, а для минометов, вертолетов и ракет стены не существует. Это скорее символ.
– Да, многие предлагают разорвать исторические связи, вспоминают Российскую империю, где запрещался украинский язык, говорят, что русские угнетают украинцев уже 300 лет. Как вы относитесь к таким разговорам?
– Я занимаюсь историей достаточно серьезно и понимаю, как ведется поиск нужных исторических акцентов. Когда мне говорят такое, я как выходец из казачьей семьи с Урала в ответ могу процитировать пословицу моей бабушки: "Не тот казак, кто шаблю має, а тот, кто под Москву не лег". Это говорили в деревне на Урале! Притеснение было не только по национальному признаку, но и по сословному. Крепостное право действовало не по национальному признаку, притеснялись все нации.
Я могу сказать, что родился в 1957 году на территории, оккупированной коммунистами, считаю, что у коммунистов нет национальности, я – принципиальный антикоммунист. Я жил и сейчас живу в оккупации, при этом я – этнический русский.
Знаю массу украинских граждан, работающих в Москве. Если говорить об этическом выборе во время войны, я не считаю, что таксист чем-то отличается от прыгающей на сцене девочки
Признавая ужас Голодомора, я также признаю ужас подавления крестьянских восстаний в Тамбовской губернии (В 1920–1921 годах произошло одно из самых крупных в России народных восстаний против власти Советов. – "ГОРДОН"). Для меня это сравнимые ужасы как для этнического русского и политического украинца.
Я задекларировал, что считаю себя украинцем не по этническому признаку, а по политической принадлежности. Родители моей жены жили в Киеве, и если бы я переехал туда, о чем я серьезно задумывался, то я бы сейчас был украинцем и по паспорту, и этническая принадлежность не мешала бы мне быть украинцем. В Москве этнические украинцы часто стоят на имперских позициях и кричат "Крым наш" и "Донбасс наш". У меня в Facebook злобных комментариев от людей с украинскими фамилиями бывает больше, чем от людей с русскими фамилиями.
– Как вы относитесь к украинским артистам, которые сейчас выступают в России?
– Во-первых, назовите мне их имена, я скажу, считаю ли я их артистами. Отношусь к ним примерно так же, как к людям, которые приезжают работать домработницами или таксистами в Москву. Один кладет кафель в сауне на Рублевке, а другой кладет свой музыкальный кафель. Для меня обсуждать, на чьей стороне группа "ВИА Гра", – это более чем странно.
Когда я езжу в поездах и самолетах, вижу, что очень много людей едут работать в Москву, несмотря на войну. Я знаю массу украинских граждан в Москве, у которых есть вид на жительство. Если говорить об этическом выборе во время войны, я не считаю, что таксист чем-то отличается от прыгающей на сцене девочки.
Если говорить о музыке, для меня поп-музыка никакого отношения к искусству не имеет, что Стас Михайлов, что Верка Сердючка – я их паспорта проверять не буду, и Стас Михайлов мне не будет нравиться, если он поддержит Украину. Выбор любимых исполнителей происходит совершенно по-другому.
Думаю, эта проблема раздута. Почему новостей о том, что певицу Валерию не пускают в Украину, больше, чем о ее концертах? Мне не интересна ее позиция, почему она должна мне рассказывать о Путине или Яценюке? Мне не интересно о ней новости читать. Как мне был не интересен Кобзон, так он мне не интересен и сейчас.
Они же и раньше свои позиции декларировали, например, Жанна Бичевская в Севастополе и до аннексии пела: "Станет снова русским полуостров Крым". На это надо было намного раньше смотреть. Если человек ходит вокруг детского сада голый, прикрывшись плащом, то его надо ловить до того, как он кого-нибудь изнасилует. Фестивали "Ночных волков" с голоторсым Путиным и маханием русскими флагами в Крыму проходили регулярно, собирали толпы народа, там спокойно говорили то, за что сейчас в Украине людей осуждают.
– Как вы думаете, готовы ли россияне вернуть Крым Украине за отмену санкций?
– Россиян никто не спрашивал, когда Крым забирали, не будут спрашивать, если кто-то решит его вернуть. Люди, которые поддерживают Путина, готовы на все, что им скажут делать. К санкциям это никак не привязано.
– А в Кремле готовы вернуть Крым за отмену санкций, как считаете?
– Каких санкций? Это же смех, а не санкции: 30 идиотам запретили въезд в Европу. Что вы называете санкциями, которые могут быть серьезным лишением? Газ покупается, все торгуется. Пармезана нет? Так и без него проживут.
Не думаю, что будут приняты логические или экономические решения. В России самый большой результат от аннексии Крыма – это сворачивание мозгов населению, отвлечение его от экономики и политики. Для народа аннексия стала гораздо более значима, чем экономическое поражение. Если сейчас людям скажут резать и убивать, и будут говорить, что у них отняли то, что Хрущев подарил Украине, то вся бредятина повторится.
Я не вижу, как это можно изменить, потому что уход Путина и его системы практически невозможен.
А в принципе, изменить настроение 85% зазомбированных россиян могут три передачи Соловьева, где он скажет: "Мы не знали, что нами руководит преступник, а теперь все поняли", – как было с культом личности Сталина. Легко признаться, что тебя обманывали.
– Считается ли мифом мнение, что Кремль всесилен и ФСБшная система контролирует все?
– Это не миф, а реальность. Система создавалась с 2001 года, могу сказать как политтехнолог. У пилотов авиации есть понятие точки невозврата. Когда после взлета он истратил 50% горючего и продолжает лететь в том же направлении, то вернуться на свой аэродром уже не сможет.
В России политические точки невозврата связаны с изменением Конституции, избирательного права. Они были маленькими и незаметными, хотя многие их увидели. Я достаточно громко об этом говорил в 2002, 2003, 2006 годах. Начали укрупнять регионы, присоединять округа, отменили выборы губернаторов, во власть на местах посадили массу людей, имеющих прошлое в органах госбезопасности.
О необходимости запрета занимать руководящие или административные должности бывшим сотрудникам КГБ я говорил в интервью семь или восемь лет назад. И не только в России, считаю, что в Украине люди, прошлое которых связано с КГБ СССР, не должны иметь права занимать должности в СБУ или армии.
Я давно употребляю понятие "коллективный Путин". Как любой диктатор, он сейчас наделен практически беспредельной властью и имеет возможность принимать личные решения
В РФ сейчас выстроена нерушимая система. Ее можно разрушить только изнутри, как сделали в свое время Горбачев или Ельцин. Человек должен иметь достаточно ресурсов, чтобы занять руководящее положение, а после этого изменить вектор. Проникнуть в систему со стороны сейчас невозможно ни при помощи выборов, ни карьерного роста.
– Часто говорят о том, что многое зависит от личных решений Путина. Как вы считаете, его личность имеет большое значение?
– Я давно употребляю понятие "коллективный Путин". Конечно, он сейчас наделен практически беспредельной властью и, как любой диктатор, имеет возможность принимать личные решения. Зная, как работает аппарат администрации президента в России, Украине, Казахстане, могу сказать, что личные решения всегда принимаются на основе обсуждения, какого-то коллективного мнения. Всегда есть люди второго и третьего эшелона, которые готовят проекты.
Президент любой страны сам не разрабатывает проекты, на это просто нет времени. Они могут сами создавать проекты во время предвыборной кампании, а потом, когда в графике 120 поездок в год, нет времени что-то придумывать. Есть только возможность оценить документ, посмотрев на первую страницу. И это нельзя расценивать как личное решение. Руководитель крупной корпорации тоже опирается на доклады совета директоров, которые готовит кто-то рангом ниже. Мнение руководителя России или корпорации Microsoft может основываться на мнении менеджера низшего звена, который создал некий проект, прошедший через все уровни оценки.
– Как вы думаете, миф или не миф то, что Путин велик и непобедим?
– Вы имеете в виду, Путин/Россия или Владимир Владимирович Путин, родившийся в Санкт-Петербурге?
– Как президент России…
– Должность действительно крупная, уровень решений, которые он имеет возможность принимать и утверждать, действительно серьезный. Президент любой страны, владеющей ядерным оружием – Казахстана, Франции, – может начать ядерную войну, это его право и возможность. Задача общества и демократии в том, чтобы на этом посту были люди, ответственные за принятие решений.
Сейчас я не вижу в России людей, которые несут ответственность перед населением и государством. Получается игра в "Монополию" или "Цивилизацию". Если человек играет в "Тетрис", он решает, куда какой кирпичик положить, а если в World of tanks,то куда направить танки. Думаю, сейчас в голове у Путина пушки и пулеметы, как было и в 7-летнем возрасте, только игрушки стали по-настоящему смертельными.
– Вы лично знакомы с Путиным. Ваши впечатления о нем как о человеке?
– Я знаком с ним с 1996 года. Он скрытный, невзрачный, со спокойными, уверенными глазами – типичный сотрудник госбезопасности. Ничего особенно интересного для общения я в нем никогда не находил. Но я же не с каждым сяду разговаривать или выпивать.
– Есть прогнозы, что с уходом Путина Россия развалится. Как вы к ним относитесь? Останется ли РФ целой?
– Я отношусь двойственно. С одной стороны, эта идея мне нравится, но с другой – я реалист, и понимаю, что никуда Путин не уйдет, и "коллективный Путин" все равно останется у власти.
Многое зависит от того, продолжатся ли действия нынешнего физического Путина – под любой фамилией, или будет избрано другое направление.
Центробежные теории в России существуют очень давно. Были идеи Уральской и Дальневосточной республик. Подобное есть в любой крупной федеральной стране, даже если не брать политические характеристики нынешней России. Такие тенденции есть в Испании, Германии, Канаде, Украине и даже Америке.
Любой местный чиновник спит и видит себя руководителем маленькой Черногории со своей полицией и таможней. Чем меньше уровень, тем это смешнее. Но это должно быть подкреплено экономически, а также народным желанием, и не по принципу крымского "референдума". В бывшей Югославии после разделения все вроде устаканилось, но некоторым странам очень тяжело.
Вот представьте, что вы стали президентом республики Харьков, и вам нужно 700 таможенников, 2 тысячи пограничников, нужны министерства – вы схватитесь за голову, потому что работать должны будут все, и всем нужно будет платить зарплату. Нужно 110 посольств Харькова в мире – нужны послы и их советники. И вы с трудом наберете кандидатов. При правильной автономии любое государство без надстроек живет удобно. Бавария является практически отдельным государством, но при этом ей не нужно содержать МИД Баварии.
В России давно были такие идеи, я высмеивал их еще в 1990-х годах на телевидении в передаче "Радио Труба": Северное Чертаново отделялось от Зюзино и аннексировало Малый Мухосранский переулок.
Такая огромная территория, естественно, может поделиться на куски, тем более, что есть регионы, которые думают, что сами заживут лучше. Но попытки сделать это в государстве с сильной системой подавления закончились плохо, например, Чечня пыталась отделиться. Если Крым будет пытаться отделиться, его зальют кровью. Все зависит от того, на чьей стороне будет армия и полиция. Отделение без армии невозможно.
Если я буду жить в Украине, я буду так же неудобен власти, как и в России
– Есть ли вероятность, что общество само изменит ситуацию в России? Или же люди слишком напуганы и думают, что от них ничего не зависит?
– Да, напуганы. В Украине в феврале 2014 года первый по-настоящему массовый выход на Майдан произошел после принятия закона о запрете собраний, сначала собралось 200–300 тысяч, а когда их стали разгонять, вышел миллион. А когда в Москве разогнали людей с Болотной площади, на следующий день не вышел никто. Вот в чем разница.
Хотя российская история говорит, что всегда боялись, но если вспомнить 1991 год, тогда вышел миллион и была снесена коммунистическая система, на радость всем, в том числе и Украине. Тогда ни в Киеве, ни в Тбилиси, ни в Казахстане не вышел никто, снос коммунизма в Москве никто не поддержал.
Я не сторонник теории, что украинцы всегда были свободными, а россияне – рабами, и русские были свободными, и украинцы – рабами, это вынужденные состояния. Это те же люди, просто в 2014 году нашлись слова и способы донести до народа, что надо выйти.
В России сейчас народ действительно напуган, уголовная ответственность практически за все. Одиночным пикетом сейчас могут признать даже наличие одинаковых футболок на трех людях. Просто встаньте впятером или вшестером у московского метро в одинаковых футболках, даже если это будет зеленая футболка с желтым треугольником, возьмитесь за руки, и через пять минут вас заберут.
– Как же вам удается писать политическую сатиру и представлять ее публично?
– Я публично выступаю, и нечасто, но все-таки участвую в акциях, последний раз – в марше памяти Немцова. У меня страха поменьше и позиция сильнее, чем у многих.
– Вы постоянно пишете политическую сатиру…
– Давайте не будем называть меня сатириком. Сатира – часть пропаганды и напоминает мне журнал "Крокодил" советских времен. Я не сатирик. Я пишу стихи, над которыми можно смеяться и грустить. То, что я пишу, считаю иронией, юмором, издевательством – как угодно назовите, но ярлык политического сатирика мне не клейте, я себя так никогда не называл.
Писать политическую сатиру о том, что сбит малайзийский Boeing…. Если кому-то смешно то, что происходит в Крыму или на Донбассе, они могут назвать это сатирой. Я считаю это политическими памфлетами или декларацией в стихах.
– Вам не предлагали работать на каких-либо политиков, писать лозунги и тому подобное?
– Постоянно предлагают, и в России, и в Украине. Я отказываюсь, давно не работаю с политикой.
– Почему?
– Почему? Я и в детский сад давно не хожу. Я потерял интерес к выборам после того, как они здесь прекратились, примерно в 2003 году. Я независимый политтехнолог, у меня нет агентства, мне не нужно искать региональные выборы, чтобы кормить 50 сотрудников и играть в эти игры для зарабатывания денег. У меня есть другие способы это делать. Я счел работу политтехнолога неинтересной для себя. Последний раз я работал на выборах в Кыргызстане с партией нынешнего президента.
– Вы много общались с политиками, когда были политтехнологом. Отличаются ли политики как публичные личности от того, какие они в обычной жизни?
– Работа меняет людей. И политики, и гинекологи, и дантисты, и сантехники отличаются дома и на работе. Если жена просит таксиста вынести мусор, он же не говорит: "300 рублей в два конца".
Фото: Михаил Шнейдер / Facebook
Другое дело, что есть виды деятельности, и к ним относится политика, которая хороших людей делает лучше, а плохих – хуже, так же, как и деньги. Влияние работы на персону зависит от многих факторов.
Например, у меня был друг Боря Немцов. Я его знал и до того, как он вошел в Кремль, и после того, как он оттуда вышел. Он оставался совершенно нормальным, веселым человеком, вне зависимости от того, какие посты он занимал или не занимал.
– Не устали ли вы от политики?
– У меня такой склад ума, независимо от того, что происходит, я начинаю утро с газет, которым я доверяю. Этой привычке много лет, менять ее я не собираюсь.
Я же не по всем новостям пишу, но если в новости идиотизм, значит, ей ждать моего стиха. Недавно у меня спрашивали, не думаю ли я эмигрировать в Украину. Я сказал: "Да". Мне ответили: "Конечно, ведь у тебя такая позиция". Но если я буду жить в Украине, я буду так же неудобен власти, как и в России. То же самое будет и на Филиппинах, в Албании или Зимбабве. Мимо идиотизма не могу пройти без улыбки.
– Когда вы последний раз писали лирическое стихотворение?
– Недели две назад.
В отличие от политики, лирика случается менее прогнозируемо. Романтика происходит, как икота
– Последнее время вы пишете лирику так же часто, как обычно, или реже?
– В отличие от политики, лирика случается менее прогнозируемо. Романтика происходит, как икота. Икнул, потом – еще раз через семь секунд, потом – через 14, через 22, а потом уже и не икаешь. Если я ни в кого не влюбился и меня никто не бросил, то какая, к черту, лирика? Я же не могу сесть на задницу и писать о любви. Я должен что-то испытать. Иначе получается задницепишущие поэты, которые пишут: "Ты опять ушла и ко мне не пришла", – все высосано из пальца, и это сразу видно. А у меня относительно любого лирического стиха я могу сказать дату знакомства, как звали девушку, что мы в тот вечер пили и сколько раз занимались сексом. В моих стихах, какой бы ни был жанр, нет ничего вымышленного, все – чистейшая правда.
– В одном из своих стихотворений вы советуете девочкам не любить поэтов. Почему?
– Ну представьте, вы идете с поэтом по улице, и поэт говорит: "Я вам не нужен!" Стихотворение заканчивается так: "А пока в Москве сирень отцветает, он несет вас через дождик по луже, он стихи без перерыва читает, он — поэт, а значит, он вам не нужен". Как бы вы на такое отреагировали?
– То есть это провокация?
– Все отношения между мужчиной и женщиной – это провокация и охота. Женщина, одевшись в камуфляж, идет по лесу, подкрадывается к добыче и из двух стволов – ему прямо в лоб или в сердце, а если он женат, то по рогам.
Или мужчина сидит на берегу, нацепив на крючок своей удочки, длинной или короткой, размер не имеет значения, как говорят сексологи, нацепив червяка в виде Bentley или двухкаратного бриллианта, и ждет, пока какая-нибудь тупая рыба клюнет. Потом ее жарит и опять идет на рыбалку.
Все провокация – любовь, политика, вся жизнь. Провокация – не обязательно плохое действие, а действие, предполагающее ответную реакцию.
– Как вы считаете, женщины в Украине и России отличаются?
– Вы о физических параметрах?
– Не только, скорее в отношении к мужчинам.
– Мне очень нравились киевские женщины, пока я не увидел одесситок. От них я ушел к львовянкам. У человека, который приезжает куда-то отдыхать или в командировку, более заинтересованный взгляд на женщин. Вы можете не замечать соседа, который выходит выбрасывать мусор в тренировочных штанах, а если вдруг увидите его на пляже в Доминикане, скажете: "Какой красавчик!" И удивитесь, что он живет с вами в одном доме.
Украинские женщины красивые, и они менее монетизированы, чем московские. В Москве слишком большой рынок профессиональной, разными способами оплаченной любви, слишком много денег, за которыми приезжают охотиться, поэтому есть разница во взглядах на отношения.
Можно идти по магазину Cartier в Лондоне или Париже. Да, там красивые вещи, но сможете ли вы себе их позволить? Нет. Сама по себе красота не является критерием исполнения желаний.
А можно идти по "Привозу" и спокойно у полных теток-продавщиц пробовать яблоки, и никто с вас ни за просмотр, ни за пробу денег не берет. Москва похожа на магазин Cartier, а Киев, Одесса или Львов для меня больше похожи на прогулки по саду, где яблоки висят без ценников, и они так же красивы, и на деревьях еще лучше смотрятся. Любая женщина может мне написать записку на концерте, и я с удовольствием прочту ей стихи в неформальной обстановке.
– Поэт Орлуша как публичная личность и Андрей Орлов как человек сильно отличаются?
– В общем, нет. Я и в жизни общительный и веселый человек. Стихи изначально писались не для публичных выступлений, а чтобы смешить друзей на даче и никакой медийности не предполагали, стилистика с тех пор не изменилась.
У меня раздвоения личности между Орлушей и Андреем Орловым нет, а если есть, то нам обоим это нравится.
– Ваши произведения во многом влияют на общественное мнение. Чувствуете ли вы ответственность?
– В последнее время – скорее да. Довольно часто мои стихи становятся новостями. Бывает, что они не только влияют на общественное мнение, из-за них могут снять какого-то чиновника – такое уже было. Могут начаться дискуссии в прессе. Я в этом особенно не участвую, считаю, что стихи – как дети, я их родил и отпустил жить своей жизнью.
Когда никто не знает, кто ты, меньше фильтруешь слова. Когда Орлуша только появился как анонимный обитатель интернета, его никто не связывал со мной физическим, ведь я мог назваться как угодно – Иван Иваныч или Лена Матвеева. Тогда я больше ругался матом, был более загульным, сейчас больше фильтрую. Конечно, ответственность есть. Люди разные, опасаюсь задеть чьи-то чувства, кого-то лишний раз обидеть, если он этого не заслужил, или не обидеть, если заслужил.