Защитник "Азовстали" Цисарук: Мы продолжаем воевать. Уверен, именно "Азов" первым войдет в освобожденный Мариуполь
Уже 25 февраля наша разведка доложила, что все довольно плохо, потому что противник маршем прошел крымский перешеек и двигается в нашу сторону и в ближайшие дни, скорее всего, к 1-му числу, мы окажемся в окружении
– Сергей Юрьевич, добрый вечер.
– Добрый вечер.
– Я вас рада видеть. Я хочу сразу представить вас нашей аудитории. Перед нами героический человек: Сергей Цисарук с позывным Мольфар, заместитель командира полка "Азов", один из героических защитников "Азовстали". Сегодня мы будем говорить и об "Азовстали", и о войне, и о нашей победе, и о том, что Сергей видел, что делал за годы войны. Потому что война с Россией продолжается с 2014 года. Есть много чего рассказать. Да, Сергей?
– Да, немного накопилось историй за эти годы.
– К тому же скажите, сколько вам лет.
– Мне 27.
– Только 27 лет, но уже сколько лет на фронте…
– С 2014 года.
– С самого начала. Дослужились до заместителя командира полка "Азов". Очень почетное звание и должность. Сергей, давайте начнем с самых определяющих для всей Украины событий, с того, что происходило на "Азовстали", с того, как она боролась, как вы там боролись и что там было. Сколько дней длилась осада? И когда было труднее всего?
– Следует начинать вообще с обороны Мариуполя. Оборона Мариуполя началась 24 февраля. Противник думал, что он пройдет маршем. Они пробовали совершать прорывы с востока, с направления Новоазовска. Эти попытки были тщетны. Тогда на позициях по линии Чермалык – Широкино стояла 36-я бригада морской пехоты. В это время у нас как раз образовался небольшой перерыв, когда была возможность подготовить город хотя бы частично к обороне. Поскольку мы знали, что город, к сожалению, не был готов. Все оборонительные рубежи, даже построенные в предыдущие годы, с западной окраины Мариуполя были направлены на восток, а не на запад. То есть никто не ожидал, что противник придет штурмовать город с запада. Все ожидали, что даже если будут какие-то бои, возможно, противник прорвет оборону с направления востока… Уже 25 февраля наша разведка доложила, что все довольно плохо, потому что противник маршем прошел крымский перешеек и движется в нашу сторону и в ближайшие дни, скорее всего, к 1-му числу, мы окажемся в окружении. Это был доклад нашего начальника разведки. И все стали активно двигаться в эту сторону.
Мы рассматривали вариант возможной высадки десанта. Поскольку мы точно знаем, что Россия планировала такой вариант: высадка десантных группировок на берегу Азовского моря, использование БДК. И мы готовились больше к этому сценарию. Но потом уже поняли, что у них есть сухопутный коридор и в этом просто нет смысла, нужно готовиться совсем к другому, менять свои планы и подходы к обороне города. И тогда началась подготовка к обороне города. В принципе, наша разведка была абсолютно права. 1-го числа город оказался в полном окружении и начались сражения по всем окрестностям. По нам противник работал как с суши, так и с моря использовалась корабельная артиллерия, массово применялась авиация. В первые дни – не так сильно, но уже примерно до 10 марта – противник понял, что в городе нет средств ПВО и можно чувствовать себя абсолютно фривольно – в воздухе можно делать все что им вздумается. И они очень быстро стали использовать это. Авиация очень сильно и массированно применялась в Мариуполе. Это, наверное, самое масштабное применение авиации в этой войне. И это было именно в Мариуполе.
– Я хочу вам задать вопрос, на который у меня нет своего ответа. Вы сказали, что враг прошел маршем крымский перешеек. А как это произошло?
– Очевидно, что противник готовился к этой операции. И ему удалось, а нам не удалось. Я не знаю, кто был ответственен за южное направление и силы, и средства, которые должны там останавливать противника. Они, по-видимому, были предсказуемы в каком-то плане. Я думаю, что командование Вооруженных сил точно понимало, что противник попытается это сделать. Но какие были приняты контрмеры? Что было сделано для того, чтобы этого не произошло? Это уже вопрос скорее к военной прокуратуре. Если сейчас общество этот вопрос старается не поднимать, потому что продолжаются боевые действия, то я уверен, что рано или поздно этот вопрос должен быть прозрачно освещен, должны пройти соответствующие процессуальные действия и должен быть суд, который точно скажет, кто виноват в том, что произошло. Потому что это привело на самом деле к большим жертвам. Мы знаем и о трагических событиях в Херсоне, мы знаем и о событиях, происходивших затем из-за быстрой оккупации в Мелитополе, и, соответственно, о произошедшем в Мариуполе. Это тоже последствия именно этой халатности. Я уверен, что это халатные действия кого-то из военного командования: тех, кто не подготовился к обороне на крымском перешейке.
– По вашим оценкам, сколько жертв, включая мирное население, в Мариуполе на данный момент?
– Это достаточно сложно подсчитать. На самом деле цифры называют разные. Мы ориентируемся примерно на 20 тыс. мирного населения. Поскольку точной цифры никто не может понять, потому что противник контролирует эти территории, и независимых источников или экспертов, которые могут подтвердить или опровергнуть эту историю, нет. Но есть приблизительное понимание того, сколько сейчас похоронено людей. Также мы понимаем, что далеко не всех людей хоронили. Потому что мы знаем, что очень часто авиация уничтожала целые дома, и там в подвалах, в подъездах погибали сотни людей за раз. И точные цифры определить очень тяжело. Но наиболее адекватная звучащая предварительная цифра – это 20–30 тыс. мирного населения.
– Мне несколько экспертов говорили, что 50–70 тыс. даже.
– Ну, я не знаю. Я же говорю, объективную цифру никто не может назвать. Проблема в том, что часть людей выехала на территорию Украины, часть была депортирована силой в Россию. Мы же учитываем, как много детей и людей вывезено в Россию. Причем они вывезены не только в ближайшие области, например в Ростов. Многих вывезли в Сибирь. И с ними нет связи. Есть люди, которые считаются пропавшими без вести, но они вполне могут находиться на территории России. Мы не можем точно сказать, что и где. И, опять же, история о том, что Россия очень сильно скрывает военные преступления, которые она совершила в Мариуполе. И даже тела прячет. Ибо им проще, чтобы люди считались пропавшими без вести, чем передавать тела родным.
– Ну они мобильные крематории туда массово загоняли. Они и своих так сжигали, чтобы жертвы скрывать и не выплачивать своим же мобилизованным и военным, и украинцев тоже. Сергей, вы оказались на "Азовстали". Как это было? Я хочу, чтобы вы сказали, сколько дней длилась осада. Я это хорошо помню – я каждый день была на связи и с командиром Калиной, и с командиром Прокопенко. То, что они рассказывали – это невероятно ужасно. Но проходит время, и что-то забывается, а это важно помнить. Важно помнить, в каких тогда условиях вы были, как вы боролись. Вы стали символом войны, символом сопротивления Украины.
– На территорию "Азовстали" я попал в качестве заместителя командира по связи, поскольку планировали размещение командных пунктов. И я туда попал раньше, потому что меня интересовала система размещения бункеров на территории "Азовстали". И я был тем человеком, который согласовывал все с представителями комбината, с представителями ГСЧС: информацию о количестве бункеров на территории завода, бомбоубежищах, если правильно сказать, их вместимость. Я попал туда еще 26 февраля. Мы хотели попасть еще до войны – 21 февраля мы уже обращались ко всем, к кому только возможно. Мы понимали, что приближается беда, и мы понимали, что такой объект, как "Азовсталь", может стать хорошим убежищем как для гражданских, так и для военных. И мы хотели знать объективную цифру. И когда началась полномасштабная война, я сразу попал на территорию завода и взял список этих бомбоубежищ. Дальше мы уже планировали размещение командных пунктов. И уже к 1 марта командный пункт штаба обороны Мариуполя переехал на территорию "Азовстали". Мы понимали, что противник уже тогда начинал использовать авиацию и ракетные удары по территории города. И мы понимали, что нам следует вытягиваться на территорию завода. Мы точно знали, что мы будем в окружении. Географически "Азовсталь" находится равноудаленно от всех точек, поэтому противнику было бы гораздо труднее доставать в "Азовсталь", поэтому было принято решение, что командный пункт и основной центр логистики должен быть на территории "Азовстали".
У нас вообще не было ничего из средств ПВО. И противник достаточно свободно себя чувствовал в воздухе
Командные пункты, а именно штаб обороны Мариуполя и главные центры логистики были размещены на местности завода. И тогда уже начали подтягиваться все остальные. Все понимали, что ситуация становится катастрофической, противник массово применяет артиллерию, не разбирая вообще цели гражданские, военные... Они просто стреляли рандомно. Чтобы не подставлять гражданских, все службы стали подтягиваться на территорию завода. И в том числе госпиталь. Буквально числа пятого-шестого ко мне подошел представитель 55-го военного госпиталя и сказал, что ему нужен один из бункеров. Именно я отвечал за размещение людей. Ему нужен был бункер, чтобы разместить там госпиталь. Именно тогда была выбрана легендарная уже "Железяка". Сначала туда доставляли легкораненых, тяжелых держали в госпитале – госпиталь еще был цел. Такой же был сделан на территории "Ильича". Но там я не был. Этим заведовала 36-я бригада. И так было поделено. Потому что нужно было переезжать через реку, и поэтому было принято решение, что военнослужащие, находящиеся ближе к "Азовстали", будут эвакуированы туда, а работающие в направлении северном будут эвакуированы на завод Ильича. И так, в принципе, было поделено до момента моего ранения. Я получил ранение в середине марта в результате авиаудара. И был эвакуирован именно в 555-й госпиталь, поскольку у меня было достаточно тяжелое ранение, и меня нужно было оперировать. Меня доставили на территорию госпиталя, прооперировали...
– Какое ранение?
– Это был авианалет в одну из моих очередных задач на территории завода. Это был как раз такой день, когда авиация поняла, что у нее полная безнаказанность в воздухе. И в этот день было 100 авианалетов на город. Это очень большое количество на самом деле. И в один из таких авианалетов пара бомбардировщиков сбросила ФАБ-250. Я получил ранение в ногу и живот. Ранение в живот вообще считается тяжелым, потому что небольшое количество людей выживает. Особенно в таких условиях, в которых мы были. Но благодаря героической работе наших врачей, которым я безгранично благодарен, меня доставили на территорию госпиталя, где меня прооперировали врачи достаточно качественно. Но на следующий день я проснулся в коридоре. И подумал: "Ого... Значит, что-то идет не так". Но я понял, что в коридоре я проснулся не потому, что защищают, а потому, что места нет. Весь госпиталь был забит.
– Этот госпиталь был на "Азовстали"?
– Нет. Это 555-й военный госпиталь на территории города. Он был тогда цел. И там было большое количество как гражданских, так и военных. Потому что это один из немногих госпиталей и работавших больниц. Потому что тогда противник бил по всему городу. А почему было большое количество гражданских? Потому что с утра тогда противник нанес авиаудар по бассейну "Нептун". Там было большое место, где гуманитарку завозили, и люди обычно в городе кучковались возле таких мест, как драмтеатр, "Нептун". В каждом районе находились большие муниципальные центры, возле которых собирались люди. И вот противник нанес удар в этот центр, где было уничтожено множество мирного населения. Этот госпиталь находится недалеко от него. И потому люди пошли в ближайший госпиталь. Поэтому госпиталь был переполнен. И буквально через час – максимум два противника нанес удар уже по самому госпиталю. Мне очень сильно повезло в тот момент, потому что я был в коридоре и меня просто накрыло дверью, которую вынесло ударной волной. Она меня закрыла от осколков. Тогда начали приниматься решения, что нужно эвакуировать людей из госпиталя, потому что в госпитале не было хороших подвалов. Начали одних раненых эвакуировать на территорию завода Ильича, а других – на "Азовсталь". И меня как военнослужащего ООСН "Азов" отправили на "Азовсталь". Чтобы было проще, военнослужащих "Азова" и Национальной гвардии эвакуировали на "Азовсталь", а 36-й бригады и ТРО – на территорию завода Ильича. Там был такой же госпиталь. И так я попал в тот самый бункер, который я буквально неделю назад предоставлял медикам как резервный медицинский пункт. Там я находился до момента своей эвакуации на вертолетах, в принципе.
– Госпиталь, находившийся на "Азовстали"... Реально легендарные медики, легендарные хирурги работали без сна, без еды, без воды. Оперировали без обезболивающих, без антибиотиков, потому что уже в последние дни, я так понимаю, все кончилось. Расскажите, что происходило, что вы видели и что приходилось делать.
– Ну, на самом деле картина незабываемая. Я думаю, все, кто там был, никогда не забудут этого места. Поскольку это большое помещение, в котором находились трехэтажные нары, где лежит куча раненых, кто-то стонет, кому-то плохо, кто-то контуженный кричит, постоянный шум... И при этом, я помню, у меня постоянное воспоминание – это пыль. Из-за того, что там не было возможности сделать санитарную уборку, потому что воды элементарно не было, там постоянно была пыль. И когда происходила бомбардировка тяжелой авиации, вся эта пыль поднималась – и начинался кашель. И вот у меня воспоминания: все в тумане, очень плохой свет, потому что света уже не было и работало все от генераторов, туман этот из пыли и постоянный кашель. Постоянно все люди кашляли, потому что нечем было дышать. У меня такие воспоминания из этого бункера.
Ну и, конечно, беспрестанные крики, потому что постоянно привозили новых раненых, и люди довольно тяжело реагировали. Потому что если привозят, то привозят каких-нибудь знакомых, твоих друзей. Я хорошо помню момент, когда привезли 20-го числа Надточия, командира отряда, и Хвата, это командир снайперской группы специального назначения "Азова", полный кавалер ордена "За мужество". Это уже было его четвертое ранение. Когда ты слышишь, что кого-то из твоих близких хороших друзей привозят в госпиталь, что они ранены, а ты еще не знаешь, какое у них ранение: тяжелое, легкое, – ты все равно за них очень сильно переживаешь, потому что ты понимаешь, что в условиях, в которых мы находимся, оказать качественную помощь будет очень трудно. В действительности врачи делали просто невозможное. И это действительно стоит внимания. Я думаю, что об этом будет написана не одна книга, и многие получили такой опыт, который потом будет передаваться из поколения в поколение: то, что делали наши медики на территории этого импровизированного госпиталя.
– Были такие истории, когда против законов природы люди выживали просто на каком-то духе, на внутренней силе, на молитвах... Я не знаю как, но выживали.
– Ну, огромную роль играла поддержка. У меня был сломанный таз, я лежачий, я вообще не мог ходить. Просто лежал. Но постоянная поддержка заходивших побратимов… Кто-то чай сделает кому-то, кто-то нашел какую-то воду, кто-то сладкое нашел. Все друг другу как-то помогали. Когда люди попадают в такую ситуацию, то... Прекрасно было видеть это настоящее "азовское" побратимство, это то, чего не отнять, то, что есть в украинцах. Даже в столь сложных ситуациях все друг друга поддерживали. Не было там никаких конфликтов, все пытались друг друга поддержать, как-то помочь, найти варианты хоть как-то поддержать человека даже в самом тяжелом состоянии.
– Ваша эвакуация тоже нуждается в книге и фильме. Героические украинцы, управлявшие вертолетами, которые планировали эту операцию с такой храбростью… Как они долетели, как они забрали раненых… Вам удалось эвакуироваться как одному из тяжелораненых…. Расскажите, как это было.
– Ну, первые попытки были еще в начале марта. У нас была достаточно критическая ситуация с противотанковыми средствами и ПЗРК. У нас вообще не было ничего из средств ПВО. И противник довольно свободно чувствовал себя в воздухе, и нам это было критически необходимо. Также встал вопрос о средствах связи ближе к середине марта. Поскольку те средства, которые у нас были, были уже уничтожены. Тогда в Украине только появились Starlink. И мы делали все возможное, чтобы нам их доставили, чтобы у нас была связь с внешним миром. Потому что все коммуникации были отрезаны. Крайняя линия – оптоволокно – поддерживала питание... Легендарная тоже есть история о "Киевстаре" и их точке доступа, которая работала последней в городе. Когда она потухла, в принципе больше связи с внешним миром не было. И потому все понимали, что нужно что-то с этим делать. И мы вертолеты ждали еще в начале марта. Были попытки, но я знаю, что попытки были неудачны. Делалась целая спецоперация. И в один момент мы даже уезжали и ждали эти вертолеты, прождали где-то часа два, а потом сказали, что все-таки отбой, вертолетов не будет. Нам не доводили информацию, почему их не будет, долетели они или даже не взлетели. Мы этого не знали.
У "Азова" до сих пор остаются проблемы с вооружением, техникой и просто с элементарным обучением. Но мы по собственной инициативе, на силе духа наших солдат, офицеров, сержантов продолжаем борьбу
А следующая попытка – это как раз эвакуация, которая была 21 числа, когда меня эвакуировали. 20 числа вечером пришел на территорию госпиталя друг Редис, пообщался со мной, с Раз-два, к каждому лично подошел пообщался. И сказал, что завтра будет эвакуация. Спросил, готовы ли мы лететь. Все согласились, конечно. Эвакуация должна была быть в пять утра. Нас в четыре подняли, а вертолеты прилетели в 6.40. Я хорошо помню, когда вертолеты сели на территории "Азовстали". И все было моментально. Потому что все понимали, что у нас мало времени. Даже в момент, когда мы ждали вертушки, были постоянные артобстрелы, авиаобстрелы. Быстро выгрузили имущество, которое было в вертолетах, критически важное. И это уже была достаточно большая победа, потому что то, что было доставлено, – это сыграло в дальнейшем роль в обороне города. Нас погрузили на вертолеты – и началась уже дорога назад. На самом деле я до последнего не верил, что они долетят до Мариуполя, но когда мы сели на аэродроме в Запорожье на дозаправку, то я просто не мог поверить, что мы уже на свободной территории. Это было что-то удивительное. На самом деле пилоты совершили чудо. Это действительно подвиг, который стоит высочайшего... Я не знаю... Очень круто то, что совершили наши пилоты.
– Вы уже закончили реабилитацию? Или еще в процессе?
– Ну, я к работе приступил практически сразу, как только начал ходить на костылях. У меня довольно сложное ранение ноги, потому реабилитация еще продолжается. Она еще будет минимум полгода, чтобы я хотя бы нормально восстановился. Но это мне не мешает работать, потому что работы еще много. Еще 700 военнопленных только из ООСН "Азов" находятся в плену. Мы делаем все возможное, чтобы вернуть бойцов. Кроме того, ООСН "Азов" никогда не прекращал воевать, мы продолжаем выполнять свои задачи. Еще будучи на территории "Азовстали", распоряжением Редиса была создана батальонно-тактическая группа, до сих пор выполняющая задачи на одном из направлений и успешно воюющая. Я уверен, что скоро вы увидите результаты их работы. Мы это не афишировали, чтобы противнику не слить. Были некоторые нюансы. Но сейчас, когда противнику известно о том, что мы работаем, будет целый фильм, я думаю, презентация, как и что происходило. ООСН "Азов" не заканчивает свою работу на территории Мариуполя, территории "Азовстали". Мы продолжаем воевать. И я уверен, что именно ООСН "Азов" будет первым подразделением, которое будет заходить в освобожденный Мариуполь. Мы сделаем все возможное.
– Сергей, расскажите об одном из самых главных героев войны – о Денисе Прокопенко, Редисе, вашем командире. Какой он человек? Как он себя вел?
– Ну, Редиса я знаю довольно давно. Первое наше знакомство состоялось в командном пункте в Широкино. "Замок" он назывался. Он был еще командиром роты. Я тогда был в артиллерии. Уже тогда для меня это был пример военного. У нас была ротация, и каждая рота по очереди заходила и работала там. И тогда уже было видно, что этот командир очень сильно отличается от других и что у этого человека достаточно большое военное будущее. Потом так получилось, что я попал уже в батальон, где Редис был командиром. Когда он стал командиром ООСН "Азов", он назначил меня начальником связи. С этого времени мы постоянно работали. Я могу сказать так: еще в 2017 году, когда мне предлагали увольняться, я сказал, что пока будет командовать отрядом друг Редис, до этого я буду служить в ООСН "Азов". И я свое обещание сдержал. Потому что это действительно легендарный человек, уже вошедший в историю. И действительно среди военных Редиса очень хорошо знали и до обороны Мариуполя, и до "Азовстали".
Среди военных большинство знали, кто такой Денис Прокопенко, благодаря нашей работе на Светлодарской дуге в 2019 году и до того. Военные командиры, офицеры прекрасно знали, что это за человек. Именно на его авторитете ООСН "Азов" всегда имел дружеские отношения с подразделениями Вооруженных сил Украины. Мы вместе выполняли множество задач. И это было хорошим примером того, что когда хороший офицер обладает большими лидерскими качествами, мы можем нормально сотрудничать, выполнять общие задачи с любыми подразделениями и давать очень хороший результат. Что показала миссия в Мариуполе. В Мариуполе же воевало много разных подразделений, не только ООСН "Азов". И Вооруженные силы Украины, и пограничная служба, Национальная гвардия Украины и полиция. И все, кто хотел воевать, кто был мотивирован воевать под таким командованием, думаю, абсолютно все, кто действительно толковые солдаты, офицеры, сержанты, которые показали себя героически в бою, будут помнить только лучшее о командовании, о друге Редисе. Именно благодаря его личному примеру это давало большую мотивацию всем военным продолжать борьбу и не сдаваться, несмотря ни на что, даже на то, что происходило в городе Мариуполе.
– Если вспомнить вдохновляющие, самые героические истории, происходившие на ваших глазах, что бы вы могли выделить?
– На самом деле очень трудно выделить какую-нибудь одну отдельную историю. Потому что этих историй очень много. И частично эти истории даже нельзя рассказать, потому что есть ребята, еще находящиеся в плену, и рассказывать детали нельзя. Я думаю, что обязательно когда-нибудь выйдет не только фильм, но и много книг, где будет описано много подвигов. Потому что среди моих близких друзей, которые находятся в плену, есть настоящие герои Украины, которые, я уверен, получат это звание, как только вернутся домой. И даже среди вернувшихся огромное количество героев, которые показали сверхчеловеческие умения, усилия и показали себя как люди, готовые жертвовать собой, своей жизнью и здоровьем ради других. А это действительно очень большой подвиг. Видеть это своими глазами – такое счастье выпало далеко не всем.
– Россияне потратили очень много денег на то, чтобы прилепить к азовцам образ нацистов в мире, на Западе. И до большой войны это в какой-то степени работало. Даже когда мы с Дмитрием Гордоном по приглашению Дениса Прокопенко были у вас на базе в Мариуполе больше года назад и после этого в соцсетях стали давать информацию, выставлять фотографии с ребятами, с Денисом, с другом Калиной, начали проходить забастовки и удалять эти публикации. Я говорю: "А что происходит, ребята?" – "Вот сейчас россияне добились того, что есть такие проблемы". И россияне при этом боялись вас всегда. Я правильно понимаю, что сегодня наконец-то у Запада открылись глаза? Он понял, кто настоящие нацисты и фашисты на этой войне, что это те же русские. И сегодня азовцы защищают не только Украину, а именно Запад, его ценности. Сегодня уже все эти ограничения сняты? Или продолжается еще какой-то процесс?
– Ну, смотрите. Я бы сказал, что это даже не частичный успех, а довольно серьезный. Их пропаганда работала и продолжает работать. Хотя во время обороны Мариуполя у нас не было образцов западного вооружения, только советские и украинские. Из западного – ничего. Средства связи… Мы ничего не получали. Ни один "азовский" солдат, офицер не прошел никаких курсов, в которых участвовали бы иностранцы. То есть это вето действовало. И успех у них в этом был однозначно. То, что мы сами находили варианты, как развиваться, как не стоять на месте, – это уже совсем другая история. И я бы не сказал, что эта история окончена. Российская пропаганда не останавливается. Они продолжают вешать эти ярлыки. И мы знаем, что и Instagram, Facebook еще блокируют публикации даже просто за слово "Азов"... Даже после "Азовстали", после всего... До сих пор ни один военнослужащий ООСН "Азов" не прошел обучение за рубежом. У нас до сих пор есть проблемы с вооружением. Мы не получаем ни Javelin, ни Stinger. Отчасти есть ограничения в том, что когда их было большое количество в Украине, мы были на "Азовстали" и просто не могли их получить. А сейчас нам говорят, что их нет. Я не знаю… Может, это отговорки, может, еще что-нибудь. То есть на словах все говорят, что "все ограничения сняты, мы готовы с вами сотрудничать, все уже все поняли". Но я не вижу практических действий.
На практике действительно у ООСН "Азов" до сих пор остаются проблемы как с вооружением, так и с техникой, так и просто с элементарным обучением. И мы, опять же, по собственной инициативе, по силе духа наших солдат, офицеров, сержантов продолжаем борьбу. Поскольку мы знаем, за что мы боремся. Мы знаем, что жертву, которую заплатили наши собратья, заплатили мы, борясь в Мариуполе, в предыдущие годы... Если о войне тогда не говорили, это не значит, что ее не было. Мы делали свою работу, несмотря ни на что и эти травли. И мы ее продолжаем делать. Потому что мы – профессиональные военные, понимающие, что они делают: защищают свою землю, в первую очередь наших людей. И мы сделаем все возможное, чтобы освободить земли и освободить из оккупации наших родных и близких, выйти на границы. А потом уже будем разбираться, почему так было или не было и почему не давали то или иное вооружение.
Противоречить прогнозам Кирилла Бадунова – это, конечно, бесполезное дело. Можем ли мы зайти в Крым? Конечно, можем. Украинский народ показал, что он может все, невзирая на предсказания западных экспертов
Ну, мы знаем хороший ленд-лиз от России. Мы знаем, где взять оружие. Нужное оружие для себя мы получим сами. Мы так привыкли работать. Мы также хотим поблагодарить украинскую нацию, украинский народ за то, что они помогают. На самом деле украинский народ просто огромное дело делает: нам помогают во всем. Потому что у нас в Мариуполе все осталось. У нас нет ППД, формы... Совершенно все осталось там. И в самом деле то, что подразделение продолжает свое существование, что мы дальше воюем,– это большая заслуга украинского народа, который поддерживает нас, донатит, ищет технику, вооружение, тепловизоры. И это действительно большая работа. Потому что до "Азова" западное вооружение не доходит. Это то, благодаря чему мы продолжаем воевать, ведем борьбу. И поверьте мне: противник несет значительные потери от "Азова". И мы не остановимся.
– Сергей, когда закончится война? Вопрос, который беспокоит и о котором думает каждый украинец каждый день. Есть много прогнозов. Не будем вспоминать экспертов, могу лишь вспомнить Кирилла Буданова, который говорит, что мы можем освободить Крым до конца весны и летом выйти на границы 1991 года. К этому времени прогнозы Буданова сбывались. Реально ли такие планы превратить в жизнь?
– Ну, противоречить прогнозам Кирилла Алексеевича – это, конечно, бесполезное дело. Можем ли мы? Конечно, мы можем. Мы все можем. Украинский народ показал, что он может все, несмотря на предсказания западных экспертов и кого-то еще. Я уверен, что мы победим. О датах, я думаю, не стоит говорить. Стоит говорить, что мы победим тогда, когда объединимся в единое целое, как это произошло 24 февраля, и будем бороться, пока не выйдем к своим границам. Будем уничтожать противника. Я уверен, что нашей воли к победе, свободе украинского народа хватит, чтобы уничтожить противника, выйти на наши границы, чтобы мы восстановили великое Украинское государство и чтобы наши дети могли жить в мирной стране и спокойно не просто существовать, как они сейчас существуют, к сожалению, в эти трудные времена, а действительно жить и получать удовольствие от нашей прекрасной страны, которую я и мы все очень любим. Я уверен, что после победы мы ее отстроим и все у нас будет прекрасно.
– Какие сны вам снятся?
– Ой, не знаю. Ничего плохого. Обычно воспоминания о войне, но обычно они связаны с чем-то хорошим. Побратимы, друзья – что-то такое. Но чтобы они часто снились, я бы не сказал.
– Сергей, я вам хочу задать последний вопрос. Позывной Мольфар откуда пришел? Вы предсказываете будущее?
– Ну, отчасти, может быть. Я сам из Ивано-Франковской области, из Верховинского района. И потому меня нарекли Мольфаром еще в 2014 году. Поэтому так оно и пошло.
– А что-то сбывалось?
– Ну, может быть, чуть-чуть.
– Сейчас пожелайте что-нибудь, чтобы сбылось обязательно.
– Мы не будем озвучивать. Желание и так у нас у всех одно: победа. И, конечно, это желание точно воплотится в жизнь. Мы обязательно победим.
– Ваша мечта сразу после победы.
– Ой, по сути, это мечта многих азовцев. Мы общались в своем кругу: "Что дальше?" Мы хотим после победы уехать куда-нибудь отдохнуть в Украину. Просто большой дружной компанией, чтобы не думать вообще ни о чем. Просто немного побыть военным в мирной жизни, пожить мирной жизнью. Прямо с семьями, с друзьями, с девчонками поехать куда-то вместе всем дружно и отдохнуть.
– Сергей, я вам желаю, чтобы ваша мечта осуществилась как можно скорее. Всем нам этого желаю. И благодарю вас за это интервью. Слава Украине!
– Героям слава! Благодарю вас.