Толпа была немногочисленна, и большинству за сорок лет, и значит, было все бессмысленно? Да нет, я думаю, да нет. Не станем спорить о количестве, хотя свидетелей полно: когда б мы выросли в язычестве, нас занимало бы оно. Но для других, уже поверивших, что не в количестве вопрос, — довольно, как писал Аверинцев (а до него сказал Христос). Спроси у будущего Нестора, как все менялось лет за сто: в защиту Праги вышли шестеро, за шестерых — почти никто; назвавшись "пятою колонною", из словаря Большого Пу, почти что полумиллионную на митинг вывели толпу; потом все менее, все менее… И для иных благая весть — то утешительное мнение, что это наш удел и есть, и браться, собственно, не стоило — народ не хочет, не поймет; чего бы Родина ни строила — выходит дзот и пулемет.
Я не беру портянок нанятых, лихую ольгинскую рать — история не упомянет их, и не о чем упоминать; нет, я про искреннего циника — он оценил свою страну, и для него Россия — клиника, и даже хоспис, enter nous. Дружу я, скажем, с атеистами — и, неофитам вопреки, их нахожу довольно чистыми, они умны, они крепки, мне их духовность непарадная близка, сколь помню, с юных лет, — но что-то слышится злорадное в их утвержденьи "Бога нет". Я диссонанс какой-то чувствую, заслышав этот звукоряд. Добро б признали это с грустию — так нет, с восторгом говорят! Их самомнение не падает при взгляде, скажем, на скелет. Но почему их так уж радует, что Бога нет, бессмертья нет?
И та же радость — как от прибыли! — слышна в словах иных юнцов: "Что, оптимисты, многих вывели? Хоть тысяч сто сплотил Немцов? За вольность вашу, столь любезную, пойдет ли кто на абордаж? Нет, господа, смиритесь с бездною: она и ваш удел, и наш!".
Я б согласился с мрачной младостью и с кислой старостью, увы, — но говорится это с радостью! Чему же радуетесь вы? Тому ль, что Крым? Тому, что Сирия? Тому, что жлобство поднялось, что можно бросить все усилия и рухнуть радостно в навоз? А верить, по завету Тютчева? Сплотиться в маленький отряд? Но как-то подтвержденья худшего вас подозрительно бодрят. Россию скука занавесила, она в безверье, как в дыму, — но как-то вам ужасно весело от мысли, что конец всему. Вам проще стать травою, деревом, занять привычные места… И я поэтому не верю вам, а верю все-таки в Христа.
Источник: "Новая газета"