Донька Березовського: Мені здається, тата отруїли так, щоб усім здавалося – він у депресії, а в підсумку вбили, щоб усі повірили в самогубство G

– Лиза, я с большим уважением относился к твоему отцу Борису Абрамовичу Березовскому. Мне дважды посчастливилось видеться с ним в Лондоне, долго и подробно общаться. Это были незабываемые встречи, во многом пророческие: то, что он говорил и о России, и о Путине, и о себе, странным образом сбывается...

– Спасибо! Когда ты обратился ко мне с предложением встретиться и побеседовать, это единственный раз, когда я согласилась: именно потому, что ты у моего отца брал интервью. Я так рада, что эти две программы были сняты, благодаря им я снова могу видеть папу живым! И сделаны они потрясающе естественно, я больше не видела передач, где папа был бы настоящим. У тебя он абсолютно такой, как есть, и мне кажется, люди должны судить о нем именно по таким программам.

– Твоя мама Нина Васильевна и твой отец познакомились, будучи студентами Московского лесотехнического института. Каким же образом их в не самый престижный в Москве вуз занесло?

– Мама пошла учиться в этот институт, насколько я понимаю, потому что он находился в подмосковных Мытищах, недалеко от того места, где она тогда жила, а папу не приняли в МГУ на мехмат: с такой национальностью, как у него, туда тогда никого особо не брали. Хотя папа и хорошо сдавал вступительные экзамены, на последнем его все равно зарубили, поставив двойку по математике.

В итоге папа учился в довольно странном месте. Таких студентов, как он, которых никуда не брали, нужно же было куда-то девать, да и преподавателей таких же...

Лесотехнический институт был тогда одним из таких пристанищ, и папа в результате получил там прекрасное образование. На мехмат в МГУ он все же потом поступил, но уже в аспирантуру.

– Родители рассказывали тебе, как, при каких обстоятельствах познакомились?

– Подробностей я не знаю. Знаю только, что они встретились в институте. Мама была невероятной красавицей, а папа красивых женщин всегда любил...

– ...да и сам чертовски харизматичен был...

– (Улыбается). Да, поэтому не удивительно, что вскоре они поженились.

– У папы уже в ту пору, по воспоминаниям мамы, задатки делового человека, который знает, как семью содержать, были?

– Я родилась через два года после их свадьбы, и в нашей семье было достаточно четкое распределение обязанностей: дом лежал на маме, а основное зарабатывание денег – на папе. Если же родители брали на себя несвойственные им обязанности, то это обычно достаточно печально заканчивалось.

К примеру, если мама посылала папу со списком за продуктами, то папа возвращался, потратив все деньги в булочной (это был ближайший к нам магазин). Папа очаровывал продавщицу и очень довольный приносил кучу дефицитных пастилы и зефира, но затем целую неделю мы были вынуждены питаться только сладостями.

– Первое свое ощущение отца ты помнишь? Каким он тебе с самого раннего детства запомнился?

– Совсем первое – нет, не помню. Ну, во-первых, папа был очень кудрявый, у него были густые кудрявые волосы, а во-вторых, он очень увлекался наукой, и у нас дома было всегда много каких-то молодых ребят, которые до утра сидели и что-то обсуждали, спорили. Еще папа был очень увлечен большим теннисом, а если он чем-то увлекался, то это было серьезно.

Рядом с нашей дачей находилась спортивная база клубa "Спартак" с хорошими кортами, и папа проводил там почти все время, когда мы были на даче. Мама выдавала ему с коляской меня, потом еще сестру, и он нас на целый день забирал. И мое первое воспоминание, наверное, как моя маленькая сестра сидит в коляске, а я гуляю рядом с кортом. Этой теннисной страстью папа и соседа нашего заразил, который потом стал тренером по теннису, но так, как папа теннис любил... Я больше такого среди непрофессионалов не встречала.

– Борис Абрамович теплым, семейным, домашним был человеком?

– Да, других вариантов даже не представляю.

– Как он тебя воспитывал?

– На самом деле мне в то время казалось, что он очень мало нам с сестрой внимания уделяет и вообще нашим воспитанием не занимается. Я достаточно долго так думала и по-другому на это начала смотреть только лет шесть назад.

Встретила случайно на Шри-Ланке одноклассницу: 31 декабря, на закате, на берегу океана. Ну и мы, конечно же, тут же сели в ближайшем кафе и стали с ней обо всем на свете разговаривать, потому что друг друга лет 15 не видели.

Сидим, болтаем, и вдруг она выдает: "Ну так, как тобой и Катей ваш отец занимался, больше никто своими детьми не занимался".

Я так удивилась! Мне-то, наоборот, казалось, что всеми занимаются, а нам очень мало времени уделяют, а она говорит: "Это был единственный папа, который посещал родительские собрания". И это действительно правда: все школьные дела лежали на папе. "Я помню эти потрясающие дни рождения, которые вам папа организовывал", – и только тогда я вспомнила, что папа этим занимался...

– Это дома происходило?

– Да, но я вообще не помню, какие у меня дни рождения были! Затем она еще одну историю напомнила: однажды все девятые и десятые классы, то есть четыре старших класса нашей средней школы, послали зачем-то летом в колхоз. Это был чудовищный колхоз, миллионер по задолженности, мы жили в каких-то свинарниках, в нечеловеческих условиях. То, чем кормили, есть было невозможно, это не шло ни в какое сравнение даже с едой в пионерлагере. Ко всему прочему этот колхоз находился далеко от Москвы, но не в Подмосковье, а в нескольких часах езды на машине, и папа обзвонил всех родителей, собрал посылки для всех детей и привез нам. При том, что он никогда ни в каких родительских комитетах не состоял...

– ...и наверняка был постоянно занят...

– Да, но вот когда уже SOS, на первый план выходил именно он. Весь этот разговор происходил, когда папа был еще жив, и я, если честно, только тогда вдруг поняла, какую огромную роль он в моей жизни играл, и всегда, когда было нужно, появлялся...

– ...и реагировал...

– Да. Какое-то переосмысление всего, что для меня делал мой папа, началось именно вот с того случайного разговора с одноклассницей в 1969 году.

А еще вспоминается, как папа любил брать нас с сестрой на прогулки и рассказывать разные истории. Даже не истории, а притчи, и я до сих пор многие из них помню. Например, однажды мы пошли гулять вдоль речки на даче, и он рассказывал об Иисусе Христе – всю его историю, как настоящую.

– Сколько вам лет тогда было?

– Мне, наверное, где-то семь, а Кате, соответственно, лет пять, во всяком случае про христианство я тогда еще ничего не знала. Причем папа не сказал, что это религия, что теперь в Христа верят, просто рассказал, как он родился, какие чудеса творил и как все это печально закончилось... До сих пор помню, как я тогда плакала, долго потом эта грустная история из головы не выходила. Я считаю, что это потрясающе: так рассказать библейскую историю, что ты просто плачешь.

A если папа видел какой-нибудь интересный хороший фильм, то потом он его нам с сестрой пересказывал. Приходил по вечерам к нам в комнату, когда мы уже в кроватях лежали, и несколько вечеров подряд очень подробно картину пересказывал.

Например, после поездки в США он нам пересказал "Однажды в Америке", причем в таких подробностях, что когда много лет спустя я эту ленту увидела, это было абсолютно...

– ...узнаваемо...

– ...то, что я себе представляла! Часто бывает, что сначала ты книжку читаешь, а потом фильм по ней видишь, и тебя либо картина, либо книга разочаровывает, ты все по-другому себе представлял, а тут на экране все было абсолютно точно, как папа рассказывал.

– Тебе, кстати, не кажется, что Борис Абрамович мог абсолютно спокойно и органично одним из героев "Однажды в Америке" стать?

– (Улыбается). Ну это, безусловно, ему очень близко...

– ...его история...

– ...и я на самом деле очень эту картину люблю...

– Прекрасное кино!

– Шикарное и совершенно вне времени.

– Мало того – абсолютно российский фильм!

– Ну да, если у них это про 30-е годы Америки...

– ...то в России – про 90-е...

– Еще когда папа из-за границы приезжал, он очень подробно рассказывал и показывал нам, что там происходит. Помню, например, как он однажды привез из поездки в ФРГ меню, похожее на старинный свиток, из какого-то немецкого ресторана и подробно описывал старинный полуподвал, какую музыку там играли, какое пили вино, то есть даже какие-то такие мелочи…

Вообще, в течение жизни он очень любил короткие интересные истории рассказывать. Про Сахарова, например, как его из Академии наук исключить пытались...

– ...когда академики голосовать отказались...

– Ты знаешь об этом, да?

– Ну да...

– А почему отказались тоже знаешь? В общем, если коротко, когда вопрос об исключении встал, один из академиков сказал: "В принципе, мы можем, конечно, Сахарова исключить, и истории такие случаи известны..."

– В Германии это уже было...

– Ну да, Эйнштейна же из немецкой академии наук исключили. После этого вопрос был снят. Мне это папа еще в школе рассказывал и, разумеется, не знал, что следующий такой прецедент произойдет с ним через много лет. Папа был членкором, а академики и членкоры – это пожизненные звания. И вот следующим после Сахарова был как раз папа – лет через 20, получается. Путин очень хотел, чтобы папу звания членкора лишили, но Российская академия наук на это не пошла в 1977 году, что тоже, я считаю, поступок.

– Скажи, а достаток в вашей семье был? Вы в отдельной квартире жили или все-таки, как многие тогда, в коммуналке?

– Нам, в принципе, наверное, повезло, потому что с самого начала, когда родители поженились, у них была своя квартира. Потом, когда я появилась, они съехались с дедушкой и бабушкой – папиными родителями, затем сестра родилась, и мы, шесть человек, жили в четырехкомнатной квартире на Ленинском проспекте, в прекрасном зеленом районе, недалеко от бабушкиной и папиной работы...

– Таким образом, богатым Борис Абрамович стал рано...

– Ну я бы не сказала, что это богатство...

– По тем временам?

– У нас просто хорошие, нормальные условия были. Я училась в английской спецшколе и, поскольку это район Академии наук, там было много детей, у которых папы или дедушки академики, и я чем-то средним себя ощущала: у кого-то было меньше достатка, но у многих гораздо больше, чем у нас.

– Какие подарки Борис Абрамович детям, тебе, в частности, дарил? Ты их запомнила?

– Если папа что-то доставал или за границей покупал, сразу же это все дарил...

– ...повода не ждал?

– Не мог ждать и, например, на дни рождения и Новый год мы не так много подарков получали, больше, когда он из поездок возвращался. Все подарки кучей сваливались на нас с Катей. Кроме одежды, он обычно привозил какое-то невероятное количество книг. Я, например, помню, как мы однажды вернулись с мамой с дачи, папа из Болгарии должен был приехать, я захожу в комнату и вижу, что вся моя кровать книжками усыпана. Вся! Множество книг и одно платье (улыбается).

– Но здорово, кстати, приоритеты так расставлялись, да?

– С платьями не всегда, конечно, так было, но и вот так, жестко, бывало. Правда, я очень любила читать, поэтому не расстраивалась. С книгами вообще отдельная история. Папа никогда, даже будучи уже состоятельным человеком, ничего не коллекционировал. Но всю жизнь обожал читать, покупать и дарить книги. И очень многие знали об этом папином увлечении.

Например, однажды, еще в советские времена, папин друг Леня Богуславский случайно оказался в Будапеште в то же самое время, что и папа. Совершенно не зная, где папа остановился, просто пошел его искать в самый крупный книжный магазин и действительно там его нашел. Разумеется, у нас в доме была хорошая библиотека с массой запрещенной литературы и, конечно же, все произведения папиного любимого писателя Набокова.

– Итак, детство твое с книжками прошло. Я даже слышал, что у вас, в обеспеченной семье, телевизора не было...

– Не было, но по другой причине. Вначале, когда мы жили с бабушкой и дедушкой, он был, но когда мне было шесть лет, они купили кооперативную квартиру недалеко от нас и забрали его с собой. После этого родители считали, что есть вещи поважнее телевизора. Ну то есть, когда деньги появлялись, они принимали решение, что лучше, к примеру, купить новую, хорошую мебель, а телевизор подождет. И мне, наверное, лет 14 было, когда какой-то маленький телевизор мы наконец купили, поэтому у нас совершенно отсутствует привычкa к телевизору – и у меня, и у моей сестры.

– Удивительный парадокс: человек, который спустя годы фактически ОРТ, нынешний "Первый канал", создал, подспудно, подсознательно одурманивать своих детей телепродуктом, наверное, не хотел...

– Ну, во-первых, когда у нас телевизора не было, еще советская власть была...

– ...но мозги она промывала тоже по-взрослому...

– ...и тогда, мне кажется, особо и смотреть было нечего, а по поводу ОРТ я с ним разговаривала. Я, конечно же, его не смотрела. Правда, я никакое телевидение не смотрю...

– У тебя до сих пор зомбоящика нет?

– Есть, но к антенне он не подключен (смеется). Я последний раз по телевизору открытие Олимпиады в Лондоне смотрела, и только потому, что ко мне английские друзья приходили, и вот для этих гостей какой-то специалист специально антенну налаживал.

– О чем же вы с отцом по поводу ОРТ говорили?

– У меня был вопрос: почему так мало использует телевидение в просветительских целях? Папа ответил, что сначала необходимо было завладеть аудиторией, и когда уже все наладится...

– ...воспитывать начинать...

– ...да. Кстати, когда телевизор у нас наконец появился и видеомагнитофон в придачу, папа привез из США кучу видеокассет, на которые записал американские телепрограммы. Там было много часов MTV, целые сезоны различных передач. Он просто хотел, чтобы мы сели и посмотрели, как выглядит телевидение, что смотрят люди...

– ...на загнивающем Западе...

– ...да. Что-то было интересным, что-то нет, но он хотел показать разное и как можно больше, чтобы сложилось общее впечатление.

– Каким человеком Борис Абрамович был? Вот в нескольких словах: чем выделялся, чем от других отличался?

– Во-первых, он был невероятно позитивный всегда.

– Не унывал, да?

– Вообще никогда! Были моменты, когда просто молчалив бывал, если кто-то близкий умирал, например...

– ...или после покушений...

– ...вот по поводу покушений даже не помню, чтобы он унывал. Например, когда было первое...

– ...когда его Mercedes взорвали...

– ...да, мы с сестрой в тот момент были в Англии и папу где-то месяц тогда не видели, с ним было невозможно выйти на связь. Мобильных телефонов тогда еще не было, и он старался, чтобы никто не знал, где он находится, и только где-то месяц спустя его помощник сказал, куда мы можем прилететь.

Летели какими-то мудреными путями и попали в итоге в Италию. Нас встретили в маленьком аэропорту и отвезли на набережную в какой-то деревушке, где в кафе за столиком нас ждал папа, и выглядел он как настоящий Кот Базилио. Поскольку у него были ожоги лица и ему нельзя было бриться, у него была щетина, а поскольку руки тоже были обожжены, на нем были белые медицинские тряпичные перчатки с обрезанными кончиками. Образ гармонично дополняли маленькие круглые солнцезащитные очки, которые он вынужден был тогда после операции постоянно носить: во время взрыва осколок стекла попал в глаз, но папа пребывал в прекраснейшем настроении!

– Выжил!..

– Вполне вероятно, в день покушения все по-другому было, но мы-то его тогда не видели...

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону, 2012 год.

– Еще в 94-м с этой ис­то­ри­ей, ко­то­рая на­зы­ва­ет­ся страх, я на­в­сег­да рас­стал­ся. На­пом­ню: тогда, 7 ию­ня, на ме­ня по­ку­ше­ние бы­ло со­вер­ше­но, в ре­зуль­та­те которо­го си­дев­­шему в 15 сан­тиметрах от ме­ня во­ди­телю го­­ло­ву ото­р­ва­ло...

– На ва­ших гла­зах?

– Ну, нет, я это­го не ви­дел, по­то­му что был просто в шоке... Все про­и­зош­ло мгновен­но: ря­дом ав­то­мо­биль с уп­рав­ля­е­мой про­ти­во­тан­ко­вой ку­му­ля­тив­ной грана­той взор­вал­ся, теп­ло­вой удар последовал, тем­пе­ра­ту­ра резко по­вы­си­лась, и я на­чал го­реть. Со­об­ра­жал, между про­чим, не­­с­мот­ря на шок, стремительно. "Останусь в ма­ши­не, – по­ду­мал, – сго­рю на­вер­ня­ка, вый­ду – нач­нут стре­лять", но все-та­ки мой во­ди­тель сам погиб, а ме­ня спас, по­то­му что за­был в оче­ред­ной раз дверь на за­мок зак­рыть – я ее прос­то от­крыл и вы­шел.

Когда сестре было лет пять, папа у нее спросил, кого она любит больше всего на свете, и моя сестра, не задумываясь, сказала: "Дедушку Ленина!" Папа не разговаривал с ней неделю

– Итак, он неунывающим был – раз, позитивным – два...

– ...а еще очень харизматичным: им абсолютно все увлекались, очаровывались – всегда и везде. В гостинице, в ресторане, где угодно он мог расположить к себе незнакомых людей, сразу какую-то солнечную, яркую атмосферу создавал. Ну и потом, с ним всегда было интересно разговаривать на совершенно разные темы.

– Каким же ваше общение было: отца и дочери или двоих друзей? Он с тобой с позиции опыта, прожитых лет или просто на равных беседовал, а может, тоже у тебя чему-то учился?

– Не знаю... По-разному... Многие говорили, что только я и бабушка могли сказать ему все, что думают, и он выслушивал... Конечно же, он был достаточно строгим, и если какие-то нехорошие поступки я совершала, очень его боялась (улыбается).

– И наказать мог?

– Во-первых, очень сильно. Если что-то плохо я делала, он на это реагировал, причем следующим образом: каким-то ужасно холодным становился, мог долго со мной не разговаривать, это было страшно.

– Кричал?

– Нет, но в доме сразу очень неприятная, холодная атмосфера...

– ...витала...

– ...да, причем из-за каких-то вещей он мог долго не разговаривать.

– Долго – это сколько?

– Неделю, например, и иногда это были действительно нехорошие поступки, а иногда – достаточно смешные. Помню, когда сестре было лет пять, папа у нее спросил, кого она любит больше всего на свете, и моя сестра, не задумываясь, сказала: "Дедушку Ленина!" Папа все-таки наводящий вопрос задал: "Ну а меня, маму?", – на что Катя ответила: "А вас после дедушки Ленина".

Папа не разговаривал с ней неделю, с сестрой пятилетней: она рыдала, мама тоже, но он был совершенно непреклонен. Обычно нас все-таки не за такие вещи наказывали, и я до сих пор не знаю, насколько он был прав или не прав тогда с Катей, но, видимо, таким образом хотел эту дурь раз и навсегда из головы вышибить...

– Он уже тогда все понимал, да?

– Конечно, и, мне кажется, многие понимали. У него была своя, очень четкая, позиция, как ко всему этому относиться.

– Отец с мамой много лет прожили...

– Около 20 лет.

– А почему расстались? Они тебе когда-нибудь об этом рассказывали? Как это вообще происходило: отец просто сказал, что уходит?

– Ну, какие-то детали я знаю, но выносить их на публику, наверное, не нужно, тем более что это не на моих глазах происходило. Когда мне было 17 лет, родители, не вытерпев моего поведения, выгнали меня из дома, поэтому свидетелем их развода я не была. Мне было понятно, что они очень разные люди, с разными интересами...

– Юношеский брак просто ранний...

– Не поэтому, просто они очень разные. При этом у них всегда были и на всю жизнь остались очень вежливые...

– ...дружеские отношения...

– ...да.

– Развод болезненный был?

– Очень спокойный: разошлись и дружить продолжили. И часто такие праздники, как день рождения или Новый год, справляли вместе.

– Как же твои отношения с отцом дальше складывались? Спрашиваю об этом, потому что знаю: ты не просто старшей его дочерью была, а самой любимой...

– Я никогда так не думала. Слышала от кого-то, но сама этого не знала, а несколько лет назад папа сказал, что моя сестра Катя, которая на два года младше меня, по менталитету ему ближе всех. По тому, как они думают, они и вправду похожи. Сейчас я за сестрой наблюдаю, вижу, какая она рассудительная, правильная, прислушиваюсь к ее советам.

– Как отнеслась ты к тому, что твой папа большой политикой стал заниматься? Вроде ученый, доктор наук, серьезный, состоявшийся человек – и вдруг политика?

– Ну, еще до политики он занялся бизнесом, и в тот момент это было достаточно логично. Перестройка, открывались новые возможности, люди...

– ...колоссальные состояния начали делать...

– ...нет, прежде всего вещи, которые раньше были невозможны. Папа в какой-то момент начал говорить, что бизнес у него лучше, чем наука, получается (хотя в науке у него все было прекрасно) и что если бы он сразу жил при какой-то другой системе, не занимался бы наукой. Ну а затем весь бизнес ему в какой-то момент надоел и стала интересна политика, то есть это, безусловно, не из корыстных целей было, а именно для того, чтобы с идеями работать, с людьми, что-то в своей стране менять. Это его намного больше увлекло, и потом бизнес его вообще перестал интересовать, совсем.

– Когда первые большие заработки пошли, дочерью очень богатого человека ты себя ощутила, в жизни твоей что-то от этого изменилось, приоритеты, может, сместились?

– Нет, приоритеты уж точно прежними остались. Конечно же, я была в курсе, что являюсь дочерью очень богатого человека, но как-то старалась своей жизнью жить, чтобы и положительные, и отрицательные вещи не очень на мне отражались. Жилье я много лет снимала, дорогих вещей у меня не особо много было. В какой-то момент папа наконец купил мне квартиру, одну из лучших в то время в Москве...

– ...300 квадратных метров...

– То ли 300, то ли 200, в первом в Москве кондоминиуме, с соседями типа Потанинa. Но где-то через полгода эта квартира сгорела, и долгое время опять у меня своего жилья не было. Вместе с тем у меня была кредитная карточка вообще без ограничений, охранник и водитель, что, признаюсь, было очень удобно.

– Хм, а что значит "вообще без ограничений"? Если бы ты миллион долларов захотела потратить, он там был?

– Наверное, не знаю... У меня по поводу этой карточки только один разговор с папой был. Однажды он сказал: "Я смотрел распечатки из банка, в этом месяце больше всех в семье потратила ты". А я тогда за месяц $100 тысяч израсходовала.

– На что?

– Некоторые покупки действительно глупые были. Например, в Нью-Йорке, в одном из самых дорогих магазинов, не могла выбрать между двух шуб, поэтому обе купила, хотя вообще не особо-то шубы и ношу.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Де­тям вы преж­де все­го в по­лу­че­нии об­ра­зо­ва­ния по­мо­гаете или финансами то­же? Ес­ли они про­сят, к приме­ру: мне нуж­но столь­ко-то – сра­зу выкладываете или нет?

– Вообще-то, к день­гам и к проб­ле­ме "день­ги – де­ти" я пе­ре­жил раз­ные ста­дии отно­ше­ния.

– Ин­те­рес­ная те­ма...

– Чрез­вы­чай­но, и я все боль­ше и боль­ше прихо­жу к вы­во­ду, что ве­ли­кие американ­ские биз­нес­ме­ны...

– ...ко­то­рые ча­дам, как правило, не да­ют ни­че­го...

– ...ко­то­рые сей­час про­во­дят кам­па­нию за от­ме­ну на­с­лед­ства как ин­сти­ту­та и фунда­мен­таль­но ог­­ра­ни­чи­ва­ют сво­их де­тей, аб­со­лют­но пра­вы. Де­ло в том, что челове­чес­тво дос­тиг­ло та­ко­го уров­ня (по край­ней ме­ре, за­пад­ная ци­ви­ли­за­ция), что все на­сущ­ные проб­ле­мы (я имею в ви­ду хлеб, кры­шу над го­ло­вой и одеж­ду) минималь­ны­ми уси­ли­я­ми разрешимы, по­э­то­му мне этот под­ход пред­став­ля­ет­ся пра­виль­ным. Это не зна­чит, что так по­ступаю и я, – прос­то все бо­лее скло­ня­юсь к тому, что ребенку на­до дать об­ра­зо­ва­ние и пус­тить его в сво­бод­ное пла­ва­ние, пото­му что на­у­чить, как жить, невозможно – ну нереально! Сквозь сте­ны про­хо­дить нуж­но са­мому на­у­чить­ся – нич­то соб­ствен­но­го опы­та тут не за­ме­нит.

– Начало политической карьеры твоего отца очень ярким было, он вообще человек яркий, с моментальной реакцией – постоянно идеи продуцировал: новые, свежие... Из начала его политической карьеры ты что-то запомнила: выступления по телевизору или, может, травлю, которую против него организовывали?

– Честно? Нет, не запомнила. Выступлений по телевизору никогда не видела, и этот конкретный момент не помню, потому что для меня его переход из бизнеса в политику был очень органичным, и я даже не могу вспомнить год, когда все это произошло. Например, приобретение ОРТ – что это, бизнес или политика?

– И то, и другое...

– Поэтому и ответить на твой вопрос я не могу.

– Политические события в России отец с тобой обсуждал?

– Иногда, но обязательно в какой-то такой очень естественной манере, то есть если я, например, к нему заезжала и ему было что интересное рассказать, но это обязательно должно было быть именно как история интересно, а не просто кто-то кому-то что-то сказал...

– Я совершенно уверен в том, что в мировой истории начала XXI века твой отец определенную роль сыграл, потому что именно он на трон российский, к власти, Владимира Путина привел, а это целый ряд важнейших событий предопределило. Журнал Forbes назвал в свое время Бориса Березовского крестным отцом Кремля, а мы знаем, что в России так называемая семибанкирщина существовала, и на вторых президентских выборах Ельцин победил неслучайно, имея вначале рейтинг 6%. Под руководством Бориса Абрамовича крупнейшие банкиры и олигархи собрались, на алтарь победы Ельцина огромные средства бросили, и эту победу в абсолютно проигрышной для Бориса Николаевича ситуации обеспечили. Ты понимала, что твой отец непосредственно на политику огромной ядерной державы влияет?

– Понимала и про эту конкретную ситуацию знала. Папа приложил огромные усилия, чтобы прекратить междоусобные распри, убедить непримиримых оппонентов: удастся что-то сделать, только если все объединятся.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2007 года.

– ...Глав­ным твор­цом по­бе­ды в 1996-м был сам Ель­цин. Да, бе­зус­лов­но, лю­ди, ко­то­рых он отбирал, на ко­то­рых и сде­­лал став­ку, ему по­мог­ли... Обыч­но ведь как го­во­рят: "Ко­ро­ля иг­ра­ет свита", – но при этом по­че­му-то за­бы­ва­ют, что сви­ту выби­ра­ет ко­роль, это от его во­ли за­ви­сит, какая она...

Ель­цин соб­рал ко­ман­ду, где бы­ло мно­го та­лан­тли­вых лю­дей, и вмес­те с ни­ми на де­мок­ра­ти­чес­ких – я это подчер­ки­ваю! – вы­бо­рах по­бе­дил Зю­га­но­ва. Да, с массой ого­во­рок от­но­си­тель­но то­го, нас­коль­ко де­мок­ра­ти­чес­кие они бы­ли, но самое глав­ное, про­тив че­го не мо­жет воз­ра­зить ник­то: не тан­ки ре­ша­ли воп­рос о том, кто станет пре­зи­ден­том, не про­ку­рор­ские зап­ро­сы и не по­ли­ти­чес­кие убий­ства – все-та­ки это бы­ла борь­ба двух про­ти­во­по­лож­ных идей, ко­то­рую об­щес­тво обсуж­да­ло аб­со­лют­но от­кры­то.

– Многие мои собеседники говорили, что Борис Абрамович, безусловно, велик, но ужасен, демонизировали его. Например, Александр Васильевич Коржаков, руководитель службы безопасности Ельцина, чуть ли не виновником всех российских бед его считал. Понимала ли ты, что твой отец демонизирован, и был ли он на самом деле великим и ужасным?

– Я слышала, что многие его таким вот демоном представляли, но мне казалось, папа сам хотел, чтобы некоторые его в таком образе видели, во всяком случае никогда против этого сильно не возражал. Мне как-то ни жалко не было, ни обидно. На самом деле он и меня так воспитал, и сам имел такую установку: его вообще ничье мнение о себе, кроме собственного, не интересовало.

– Любопытно...

– Да, но если у тебя такая установка, ты должен сам очень критично к себе относиться, а с другой стороны, тебя никто не может обидеть, особенно тот, кого ты не уважаешь, а если уважаешь – прислушиваешься...

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2007 года.

– Расхожее мнение существует, что с середины и до конца 90-х всеми интригами и политическим курсом Кремля именно Борис Березовский руководил – вы с этим согласны?

– Нет, никогда не плел я интриги, а (хотя на это имеется масса возражений со стороны моих недоброжелателей или врагов) занимался большой политикой. Именно эта последовательная позиция на протяжении без малого 15 лет вызывала с их стороны раздражение и даже бешенство, тем более что в стратегических оценках развития событий и в России, и на постсоветском пространстве в основном прав оказывался я – прогнозы мои реализовывались.

Совсем готовой к покушению быть нельзя, пребывала в каком-то нервозном состоянии. Иногда, если в Москве с папой куда-то шла, сознавала, что в большей опасности нахожусь

– Мне фильм Павла Лунгина "Олигарх" очень нравится, который, на мой взгляд, исключительно точно происходившее на территории бывшего СССР в "лихих 90-х" отражает. Считается, что прототипом главного героя Платона Маковского, которого блестяще Владимир Машков сыграл, был Борис Абрамович Березовский. Я разговаривал с ним об этом, даже спрашивал, не финансировал ли он эту картину, он сказал, что нет, но, в общем-то, мягко согласился с тем, что действительно прототипом был. Смотрела ли ты "Олигарх" и похожи ли, на твой взгляд, судьбы отца и Платона?

– Не могу ответить на этот вопрос, потому что видела фильм очень давно, и он, кстати, мне не понравился, поэтому смотрела его одним глазом.

– На твоего отца несколько покушений было, после которых он, в общем-то, выжить не должен был, но выжил. Ты понимала, что его в любую минуту убить могут?

– Понимала, но после первого покушения папа сам считал, что ему дана еще одна жизнь, и очень это ценил, к этому уже как к бонусу относился. Поэтому, видимо, был готов к тому, что жизнь может оборваться в любой момент.

– А ты к этому готова была?

– Ну, совсем готовой к этому быть нельзя, но, конечно, все время пребывала в каком-то таком нервозном состоянии. Иногда, если в Москве с папой куда-то шла, сознавала, что в большей опасности нахожусь...

– ...тоже мишенью являешься...

– ...в принципе, ощущала, что и моя жизнь уже немного больше в опасности, просто из-за того, что я его дочка. Но должна была это принять: другого выбора не было.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2007 года.

– "Прос­то в од­ну се­кун­ду я от­чет­ли­во по­нял, что только один есть ва­ри­ант – рискнуть и из ав­то­мо­би­ля выс­ко­чить. Ры­вок на­ру­жу и... Сла­ва бо­гу, ник­то не стрелял... Пер­вое, что я спро­сил: "Как ос­таль­ные?" Ска­за­ли, что с во­ди­те­лем очень пло­хо (что ему го­ло­ву отор­ва­ло и он на мес­те по­гиб, от ме­ня тог­да скры­ли).

– Сос­то­я­ние ис­пу­га, шо­к – что ис­пы­та­ли?

– Труд­но от­ве­тить... (Па­у­за). На­вер­ное, был шок. Возмож­но, ис­пуг то­же, но пос­ле то­го, как из ма­ши­ны выб­рал­ся и под пу­ли не уго­дил, он быстро про­шел. Потом мут­ная ме­ди­цин­ская ис­то­рия в Пер­вой го­род­ской боль­нице бы­ла. Поначалу вез­ти в ЦКБ хо­те­ли, но я-то знал, что луч­шие вра­чи не в "крем­лев­ке", а там, где приличную прак­ти­ку каж­дый день име­ют. Поз­же, ког­да по­ни­ма­ние то­го, что же случилось, приш­ло, я, как лю­бой в та­кой си­­ту­а­ции че­ло­век, пе­ред банальным выбо­ром ока­зал­ся: что де­лать даль­ше?

– Про­дол­жать на­ча­тое или...

– Или в угол за­бить­ся и жизнь свою из­ме­нить, или спа­се­ние как по­да­рок судь­бы принять и преж­ним кур­сом сле­до­вать – прос­то жить, жить... В об­щем, я вы­бор сделал и нис­коль­ко о нем не жа­лею (нес­мот­ря на то, что и пос­ле это­го уже мно­го че­го про­изо­ш­ло)...

– Сколь­ко все­го на вас по­­ку­ше­ний со­вер­ше­но?

– Во­об­ще-то я не счи­тал, хо­тя... Серьезных – пять.

Несколько раз чувствовала, что за мной следят, после того, как папа из России уехал, ощущала, что мне опасно туда возвращаться

– Подобраться к такому человеку, как Борис Березовский, через его детей могли. За тобой следили?

– Несколько раз чувствовала, что следят, такие периоды были, и после того, как папа из России уехал, ощущала, что мне опасно туда возвращаться. Ну, это какая-то прикольная игра немного была (улыбается).

– Телефоны наверняка прослушивались...

– Да, но это всегда было, поскольку папа за границу ездил, нам с сестрой еще в детстве объяснили: ничего лишнего по телефону не говорить.

– Твои телефоны до сих пор слушают, как считаешь?

– Вполне вероятно, а после папиной смерти связь какое-то время была просто безобразной, и почту в компьютере до сих пор иногда подколбашивает.

– Борис Абрамович наверняка своим детям блестящее образование дал. Где ты училась?

– Вначале 10 лет в английской спецшколе в Москве, в четвертой, той же самой, где папа учился. Мы просто в том же районе жили, где папа в детстве, но меня в ту школу не хотели брать, потому что очень плохо читала. Только из-за папы и взяли, по блату: "Колобок" со слезами на глазах читала и все 10 лет вынуждена была выслушивать, каким хорошим был папа...

– ...и какая плохая ты...

– ...хотя папа был большим хулиганом, но все это почему-то забылось. Потом я училась два года во Втором медицинском институте. Всего два года, но я достаточно хорошо понимаю, как устроен человеческий организм. Ну а потом, когда папа начал зарабатывать первые хорошие деньги, предложил мне вместе с сестрой уехать в Германию – изучать немецкий язык в Гете-институте.

В общем, он нас отправил в маленький город Изерлон в центре Западной Германии. Как раз в тот момент рухнула стена, мы поехали на экскурсию в Берлин, и я поняла: все, хочу жить в этом городе! Сказала об этом папе: у меня новая любовь – Берлин... Папа отрезал: "Ни в коем случае!"

– Почему?

– "Опасный город, я не для того отправлял тебя из России, чтобы ты оказалась в Берлине..." После чего я записалась в берлинский Гете-институт и ждала, пока ни в одном другом филиале института не останется мест, ну и сообщила папе, что я должна либо вернуться в Москву, либо жить в Берлине. После полутора лет в Берлине мы с сестрой поступили в Кембридж и на три года уехали в Англию. Факультеты я опять меняла, вначале изучала экономику и поняла, что это ужасно, невыносимо скучно, а потом перешла на Classics – изучение древнего мира.

– Лиза, а Кембридж – это круто? Действительно выдающееся образование?

– Шикарное! Учиться там очень сложно, три года тебя держат на пределе человеческих возможностей, постоянно дают намного больше заданий, чем возможно выполнить: сколько бы ни делал, все равно недостаточно. Даже если 24 часа будешь учиться и не спать, все равно с полным объемом не справишься.

Вся работа – только с первоисточниками, никаких учебников. Огромное количество клубов на любой вкус (я, например, выбрала кинематограф, хоккей и греблю). Шикарные библиотеки при каждом факультете и колледже, а еще центральная библиотека, где, помимо огромного количества иностранной литературы, есть все книги и журналы, издававшиеся в Англии с XVI века, а любую книгу, начиная с XIX века, можно брать на дом.

– Когда твой отец активно в большую политику вошел, у него много соратников, партнеров, друзей появилось. Наверняка с кем-то из них ты общалась, кто тебе из этих людей запомнился?

– Ну, я не так сильно с политиками общалась, чаще всего это были случайные знакомства. Например, как-то раз пересеклась с Виктором Степановичем Черномырдиным и его женой. Это было у папы в гостях на юге Франции. В тот период Виктор Степанович ушел со всех государственных постов и у него с папой завязались теплые, дружеские отношения, которые они оба не могли себе до этого позволить.

Виктор Степанович оказался совсем не тем человеком, что я себе представляла: очень легким и веселым в общении, ничего общего не имеющим с образом серьезного функционера. Но больше всего меня тогда поразило его владение русским языком. Если до этого я думала, что все те известные афоризмы – результат его какой-то необразованности, что ли, то на самом деле все обстояло ровным счетом наоборот: у него был широчайший словарный запас, и все общеизвестные фразы – результат, наоборот, мастерского владения языком и совершенно осознанные шутки.

В другой раз, когда мы с Катей учились в Англии, папа попросил срочно его выручить. В Лондоне, в Барбикане, должен был выступать Мстислав Ростропович с новым произведением Вячеслава Артемова, которое по просьбе Мстислава Леопольдовича оплатил папа. Папа оказался занят и попросил нас с Катей сходить вместо него. Мы с Катей целый день провели вместе с Мстиславом Леопольдовичем: он водил нас по Лондону и показывал свои любимые места, приготовил у себя дома обед, поил нас какими-то разнообразными винами и целый день рассказывал нам о своей жизни. А вечером был концерт и официальный ужин.

Разумеется, я познакомилась со многими членами жюри и лауреатами премии "Триумф", но ярче всего в памяти осталась одна встреча с Андреем Андреевичем Вознесенским: мы сидим на диване в клубе ЛогоВАЗа, он мне показывает свою книгу с картинками и очень подробно, как дедушка внучке, разъясняет видиомы.

А специально знакомил с кем-то, мне кажется, папа лишь однажды. Как-то я заехала к папе в Дом приемов ЛогоВАЗа, а он мне сказал: "Я хочу тебя познакомить с одним человеком". Как-то так он это произнес, что я поняла: что-то сейчас необычное будет, и он меня представил Наине Иосифовне Ельциной. Я ее видела буквально несколько минут, просто папа очень хотел, чтобы мы познакомились.

– Приятная женщина?

– Да, очень. И мне кажется, они были очень счастливой и красивой парой с Борисом Николаевичем.

А когда я много с политиками общалась... Помню, когда папу назначили исполнительным секретарем СНГ и он должен был все...

– ...столицы объехать?

– Даже не столицы – все республики СНГ, но какие-то уже посетил и это была уже одна из последних поездок. Насколько я понимаю, папа был обеспокоен моим загульным образом жизни и хотел немного за мной понаблюдать. В общем, позвонил мне и спросил, не хотела бы я прямо завтра с ним в такую поездку отправиться. Я, конечно же, согласилась, и меня предупредили, что все платья должны быть с закрытыми плечами, потому что мы едем в азиатские республики.

Поездка была очень насыщенной, папа арендовал самолет какой-то швейцарской авиакомпании, была достаточно большая делегация, состоящая из политиков и бизнесменов, и мы делали по два перелета в день. Каждый день вставали в шесть утра, завтракали и вылетали в другой город, там нас встречали, всегда была отдельная машина для папы, черная, и вторая всегда для меня – белая.

Меня встречали с цветами, ко мне всегда были прикреплены какие-то прекрасные женщины, и у меня была своя программа… Я какой-то Раисой Максимовной себя чувствовала (смеется). В одном месте мы ехали на археологические раскопки или могилы поэтов, в другом мне говорили: "Сейчас мы отправимся на фабрику встречаться с ткачихами". Мне все это безумно нравилось и казалось нереальным, фантастическим, а каждый вечер я наконец видела папу...

– ...на приеме...

– Это всегда был закрытый ужин, на котором присутствовало 10, от силы 20 человек, среди которых президент какой-нибудь...

– ...наверняка Назарбаев, Каримов...

– ...(кивает) ну да.

– Интересно там было?

– Очень, прямо как в кино, но поскольку событий было много, члены делегации стали потихоньку выходить из строя...

– ...друг за другом...

– Первый, я помню, не выдержал Сурков: сказал, что плохо себя чувствует, такой темп невыносим, и попросил в каком-нибудь очередном аэропорту его бросить. В итоге почти все так "заболели" и единственные, кто до конца держался бодряком, – это я и папа. Я же все-таки папина дочка, я тоже очень мало сплю и не сильно устаю, но это известный факт, что папин темп практически никто не мог выдержать.

– Сколько Борис Абрамович в сутки спал?

– Часа четыре-пять.

– И хватало?

– Абсолютно. Бодряком просыпался, после этого обязательно шел плавать, бегать или гулять. Он к своему здоровью достаточно серьезно относился.

Единственная несемейная фотография, которая у папы стояла в кабинете, это была фотография с Ельциным

– 90-е годы в России под знаком Ельцина прошли, причем твой отец очень много для укрепления его власти сделал, для того, чтобы он продолжал на президентском посту оставаться. Каким твое отношение к Ельцину как к политической, исторической фигуре было тогда и какое оно сейчас?

– Позитивное, потому что когда в Москве были танки и все стремительно менялось, появилась личность, готовая взять на себя ответственность. Могу сказать, что Ельцин – единственный президент, за которого я голосовала, причем один раз в Берлине, второй – в Лондоне, и вот уже за одну эту свободу я не ленилась и специально приезжала в посольство голосовать.

Мое представление о Ельцине связано с папиным, потому что в этом он на меня повлиял. А он очень тепло к Борису Николаевичу относился, считал его одним из своих учителей и всегда исключительно уважительно о нем отзывался. По мнению папы, вся свобода, которая существует в России, в первую очередь это заслуга Ельцина. То есть если бы он не хотел, ее бы не было, и папа считал, что это очень круто, что Ельцин дал свободу прессе.

Ельцину было иногда очень неприятно слышать, что о нем говорят, но он терпел, потому что понимал, насколько это важно, и, конечно, когда Борис Николаевич умер, папа был очень расстроен, ну прямо очень-очень. Кстати, единственная несемейная фотография, которая у папы стояла в кабинете, это была фотография с Ельциным. У нас в семье никогда не было привычки выставлять напоказ фотографии, тем более с кем-то еще, но эта у него стояла всегда.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Ель­ци­на вам не хва­та­ет?

– Бо­ри­са Ни­ко­ла­е­ви­ча од­ним из трех-че­ты­рех сво­их учи­те­лей я счи­таю – он реаль­но ме­ня на­у­чил... (Па­у­за). Нет, на­у­чить­ся это­му во­об­ще-то нель­зя – как же ска­зать? Ельцин ме­ня встрях­нул, на мно­гое в пря­мом смыс­ле сло­ва от­крыл гла­за, он ве­ли­чай­ший, я полагаю, ре­фор­ма­тор Рос­сии за всю ее ис­то­рию, и что ин­те­рес­но: кто вот, на ваш взгляд, в Москве на Болотную вы­шел, что это за лю­ди?

– Де­ти 90-х...

– Верно, граж­­дане от 16 до 35 – я на­зы­ваю их "рож­­ден­ные не в СССР", то есть те, чей мен­та­ли­тет в 10 ель­цин­ских лет сло­­­жил­ся. Че­кис­ты тот пе­ри­од "ли­хи­ми 90-ми" окрес­­ти­ли, причем в это оп­ре­де­ле­ние не­га­тив­ный смысл вло­жить попы­та­лись, но рус­ский язык не та­кой при­ми­тив­ный. Что та­кое ли­хой? Сме­лый, а что зна­чит сме­лый? Сво­бод­ный, по­э­то­му они пра­виль­но те го­ды не­на­ви­дят, ког­да стра­ной управ­лял, как я в од­ном из сво­их пи­сем пи­шу, ро­ди­тель и ра­де­тель сво­бод­но­го рус­ско­го че­ло­ве­ка Бо­рис Ни­ко­ла­е­вич Ель­цин – вот он для ме­ня кто.

– В конце 90-х, когда Ельцин стал стар и слаб, разговоры о преемнике зашли, и Борис Абрамович мне рассказывал, сколько кандидатур они перебрали: и Кириенко, и Степашина, и Аксененко... Все было не то, и в конце концов на Путина вышли, и твой отец решающую роль сыграл в том, чтобы именно Путин официальным преемником Ельцина стал. В интервью Борис Абрамович мне сказал: "Когда на даче у Путина зашел разговор, не подумать ли Володе о президентстве, он наклонился ко мне и произнес: "Послушай, знаешь, чего я больше всего на свете хочу? Быть Березовским. Дайте, пожалуйста, мне "Газпром"!" Что отец о том времени тебе рассказывал? Действительно ли Путин достаточно скромные амбиции имел и "Газпром" был для него вершиной?

– Помню одно: когда это все происходило, про Путина ничего не знала. Сразу после этого мне было очень странно: ну как руководитель ФСБ может стать президентом? Мне с самого первого дня было понятно, что...

– ...хорошего не жди...

– ...причем я же своим отцом воспитана, и почему он решил, что возможны какие-то исключения из правил, мне совершенно непонятно. Впрочем, мы нечасто такие подробности обсуждали...

– Почему же отец Путину поверил, как думаешь?

– Я слышала, его покорило то, что Путин оказал ему какую-то услугу и не попросил за это денег, хотя было бы совершенно нормально это сделать.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Очень час­то пре­зи­ден­та­ми или ли­де­ра­ми на­ции не те ста­но­вят­ся, кто в шко­ле или в ин­сти­ту­те от­лич­ни­ка­ми бы­ли, а идей­ные, убеж­ден­ные, во­ле­вые.

Я в свое вре­мя ска­зал, что "во­ля – это убеж­ден­ность, прев­ра­щен­ная в действие", и имен­но это ка­чес­тво мне в Пу­ти­не им­по­ни­ро­ва­ло. Не го­во­рю в данном слу­чае о соб­ст­вен­ном опы­те, о том, как он се­бя в не­ко­то­рых эти­чес­ких ситу­а­ци­ях лич­но со мной по­вел...

– Он же на день рож­де­ния ва­шей же­ны, несмотря ни на что, при­е­хал...

– Да, в то вре­мя, ког­да в сос­то­я­нии вой­ны с При­ма­ко­вым я был. Он так­же Собчака под­дер­жал, ког­да тот вы­бо­ры гу­бер­на­то­ра Санкт-Пе­тер­бур­га про­иг­рал и был в кор­руп­ции об­ви­нен, не от­ка­зал­ся от не­го, и для ме­ня это бы­ли моменты важ­ные, по­э­то­му ка­за­лось: нет опы­та? А мо­жет, это, наоборот, здорово – как и то, что ка­гэ­бэш­ник. Ко­неч­но же, я был не прав: дей­стви­тель­но, это по­ро­да осо­бен­ная, но тог­да так не ду­мал.

– Он, дес­кать, па­рень отличный, а дру­гой мо­жет неб­ла­го­дар­ным оказаться...

– Не в этом де­ло – вы сей­час пов­то­ря­е­те то, что от мно­гих я слы­шал: Пу­тин, мол, прос­то Бе­ре­зов­ско­го вок­руг паль­ца об­вел (в том смыс­ле, что я рас­счи­ты­вал, что, кро­ме "Сиб­неф­ти", еще и "Газ­пром" по­лу­чу, и прак­­ти­чес­ки всю ос­тав­шу­ю­ся часть Рос­сий­ской Фе­де­ра­ции – ее бо­гат­ства). Разумеется, это гипотеза, но ес­ли уж ра­ци­о­наль­но мыс­лить – не о по­ли­ти­ке, не о Рос­сии, а исключительно как бизнес­ме­ну, – ког­да у те­бя столь­ко все­го, это прос­то за­щи­тить нуж­но, а что зна­чит за­щи­тить? Ус­той­чи­вую по­ли­ти­чес­кую сис­те­му соз­дать...

– Основным конкурентом Путина в президентской гонке Евгений Максимович Примаков был, и Борис Абрамович мне говорил, что президентом он не должен был стать ни при каких обстоятельствах, он очень непримиримо относился к Примакову и потому Путина предпочел. Разговор на эту тему у вас был?

– Разговоры были только о том, что Примаков абсолютно точно хуже Путина, причем самый последний разговор состоялся где-то за год до смерти папы. Я его опять спросила...

– ...ну почему?..

– ...нет, не поменял ли он свое мнение уже сейчас, и он ответил: "Нет, все равно Путин лучше". Ему казалось, что страна с Примаковым еще бы больше назад откатилась...

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2007 года.

– В одном из своих интервью вы сказали, что решающую роль в назначении Путина на должность президента России сыграли – эти сло­ва подтверждаете?

– Прежде всего подтверждаю, что никогда такого не говорил. Решающей роли я не сыграл, хотя был одним из тех, кто в подготовке этого решения для Ельцина участвовал. Действительно, тогда я считал, что выбор между Примаковым и Путиным – это выбор между плохим...

– ...и очень плохим...

– Нет, между плохим и хорошим, а теперь понимаю, что да – между плохим и очень плохим. Тем не менее, несмотря на то что произошло, – и со мной в том числе, но прежде всего, конечно, с Россией, – я и сегодня предпочел бы Путина, а не Примакова.

– Борис Абрамович мне говорил, что за взрывами домов на Каширском шоссе, за рядом терактов, которые к началу Второй чеченской войны подтолкнули, именно Владимир Путин стоял. Вы это с отцом обсуждали?

– Ну да, он мне об этом как о само собой разумеющемся говорил, но без подробностей.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2007 года.

– Ины­ми сло­ва­ми, вы ут­вер­жда­е­те, что до­ма на Ка­шир­ском шос­се не террорис­ты взор­ва­ли – свои?

– Да­вай­те го­во­рить кон­крет­но: не тер­ми­на­ми гип­но­за, а опи­ра­ясь на фак­ты, и я один-един­ствен­ный слу­чай рас­смот­реть пред­ла­гаю, ко­то­рый яр­че дру­гих показыва­ет, что же про­ис­хо­ди­ло, – имею в ви­ду не­удав­шу­ю­ся по­пыт­ку взры­ва мно­гок­вар­тир­но­го до­ма в Ря­за­ни. Ис­то­рия аб­со­лют­но крис­таль­ная, по­то­му что вся она – в офи­ци­аль­ных ин­фор­ма­ци­он­ных со­об­ще­ни­ях, в до­ку­мен­тах, фо­тог­ра­фи­ях, ви­де­о­за­пи­сях...

Пос­ле взры­вов на Ка­шир­ском шос­се и в Вол­го­дон­ске, ког­да вся стра­на панически мало кому из­вест­ного до тех пор гек­со­ге­на бо­я­лась, в Ря­за­ни простой во­ди­тель ав­то­мо­­би­ля двух лю­дей за­ме­тил, око­ло подъ­ез­да ка­кие-то меш­ки выгружав­ших. Это по­до­зри­тель­ным ему по­ка­за­лось, и он об уви­ден­ном в ор­га­ны со­об­щил – не знаю, в ми­ли­цию или в ФСБ. Сог­лас­но са­мой пер­вой ин­фор­ма­ции, ког­да на­ро­д известили о том, что в Ря­за­ни тер­ро­рис­ти­чес­кий акт пре­дот­вра­щен, в под­ва­ле боль­шо­го до­ма взрыв­чат­ка бы­ла най­де­на и взрыв­ное ус­трой­ство (его фотог­ра­фию поз­днее в мес­тных га­зе­тах опуб­ли­ко­ва­ли и на ин­тер­не­тов­ских сай­тах раз­мес­ти­ли), а один из при­быв­­ших на место силовиков четко ска­зал, что в меш­ках таки гек­со­ген об­­на­ру­жен.

Вско­ре и оба зло­у­мыш­лен­ни­ка бы­ли за­дер­жа­ны, ко­то­рых тер­ро­рис­та­ми объявили, но за­тем вдруг со­об­ще­ние по­я­ви­лось, что это сот­руд­ни­ки ФСБ: мол, в цен­траль­ной ор­га­ни­за­ции они ра­бо­та­ли, а арес­то­вы­ва­ли их кол­ле­ги из регионально­го под­раз­де­ле­ния. Получается, зна­чит, ря­­зан­ских фээс­бэш­ни­ков об этой спе­цо­пе­ра­ции в из­вес­тность центр не пос­та­вил?

Бук­валь­но че­рез день или два в Крем­ле со­ве­ща­ние (по-мо­е­му, си­ло­вых струк­тур – сей­час уже точ­но не пом­ню) сос­то­я­лось, где с про­ме­жут­ком в пол­ча­са ми­нистр внут­рен­них дел Ру­шай­ло и ди­рек­тор ФСБ Пат­ру­шев два про­ти­во­ре­ча­щих за­яв­ле­ния сде­ла­ли: Ру­шай­ло о пре­дот­вра­ще­нии те­рак­та от­ра­пор­то­вал, а Пат­ру­шев доло­жил, что это уче­ния бы­ли и бди­тель­ные рос­сий­ские граж­да­не за ру­ку "тер­ро­рис­тов" схва­ти­ли...

– Хм, а гек­со­ген?

– Даль­ше Пат­ру­шев уточнил, что это не гек­со­ген был, а... са­хар. "Бо­лее то­го, – подвел он итог, – мы со­дер­жи­мое меш­ков на по­ли­гон вы­вез­ли и про­ве­ри­ли: это дей­стви­тель­но са­хар". Из­ви­ни­те, ре­бя­та, но ес­ли уче­ния идут, ко­то­рые са­ми же вы и ус­тро­и­ли, за­чем же про­вер­ка нуж­на? – и та­кие нес­ты­ков­ки бук­валь­но по каждому пун­кту!

По сло­вам Пат­ру­ше­ва, вмес­то взрыв­ных ус­тройств в каж­дый ме­шок был му­ляж по­ме­щен, однако я здесь независимое рас­сле­до­ва­ние про­вел, ан­глий­ских и фран­цуз­ских эк­с­пер­тов на­нял... По опуб­ли­ко­ван­ным фо­тог­ра­фи­ям взрыв­но­го ус­трой­ства они мон­таж про­во­дов изу­чи­ли и оп­ре­де­ли­ли, что на са­мом де­ле эта шту­ка ра­бо­та­ю­щая – то есть схе­ма аб­со­лют­но нор­маль­ная. Ну а теперь сами по­ду­май­те: ес­ли это и впрямь му­ляж, та­кая прав­до­по­доб­ность за­чем? Вряд ли его изготовители рас­счи­ты­ва­ли, что сре­ди прохожих или жильцов спе­ци­а­лист окажется, ко­то­ро­го убе­дить тре­бу­ет­ся...

– То есть вы 100-п­ро­цен­тно уве­ре­ны, что этот ря­­зан­ский дом спец­служ­бы ре­аль­но взор­вать хо­те­ли?

– Уве­рен ли я? Бе­зус­лов­но.

– Отец свою ошибку в том, что именно Путина привел, признавал, понимал, что ошибся?

– Да, и он об этом не раз говорил – известный факт, и чувствовал свою вину перед историей.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Рас­ка­и­ва­юсь ли я в том, что Пу­ти­на прод­ви­гал? От­ве­чу так: с од­­ной сто­ро­ны, о со­де­ян­ном не жа­лею, а с дру­гой – чув­ст­­вую, бе­зус­лов­но, ви­ну. Разумеется, мож­но сос­лать­ся на то, что в 2004-м, ког­да я уже че­ты­ре го­да го­во­рил о том, ка­кой Пу­тин пло­хой, 70% на­се­ле­ния Рос­сии аб­со­лют­но ис­крен­не за не­го про­го­ло­со­ва­ло – и что, на них ни­ка­кой ви­ны нет? Ко­неч­но же, есть, и, кстати, я убежден: рас­суж­де­ни­ям о бу­ду­щем Рос­сии не­из­беж­но дол­жно по­ка­я­ние всех пред­шес­тво­вать.

– Другие, альтернативные, варианты у Бориса Абрамовича были – об этом он говорил?

– Не помню.

– Путина лично ты когда-нибудь видела?

– Нет.

– А пообщаться с ним тебе хотелось бы?

– А у меня вопросов к нему нет (улыбается)...

– ...и хорошо бы, чтобы и у него их к тебе не было...

– Это точно.

– Что ты сегодня о Путине думаешь?

– Ничего хорошего.

– Скажи, предавали отца часто?

– В принципе, все началось, когда он уехал в Англию, до этого все только им восторгались...

– ..."Какой вы великий!" – говорили...

– Ну, таких прямо слов я не слышала, но какие-то подобные вещи были. Рома Абрамович, например, уверял бабушку, что хотел бы быть все время рядом с папой и просто молчать и слушать...

– ...и бабушке было приятно?

– Да, она была уверена, что Рома от чистого сердца так говорит. Ну, бабушка настолько своего сына любила, что ей совершенно естественным казалось, что и все остальные так же его любят, а потом, когда папа уехал... Причем он же очень сознательно, будучи депутатом Госдумы, уехал...

– ...мандат сдал...

– Да, тем самым лишил себя депутатской неприкосновенности и, конечно, большинство вчерашних соратников совершенно по-другому себя стали вести.

– Телефоны его звонить перестали?

– Ой, вот этого я не знаю. По-моему, они у него звонили всегда (улыбается).

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2007 года.

– Меня пре­да­ва­ли не толь­ко люди, которые в Кремле сидят, но и, нап­ри­мер, партне­ры по биз­не­су, прав­да, жен­щин сре­ди пре­да­вав­ших ни­ког­да не бы­ло – вот та­кая осо­бен­ность.

– Это вам плюс!

– Хо­ро­шо (улы­ба­ет­ся), хоть на ко­го-то мож­но еще по­ло­жить­ся...

– Твой отец своим признанием меня огорошил: "Я плохо разбираюсь в людях". Я подумал: боже, если уже Борис Абрамович Березовский плохо разбирается, то кто тогда хорошо? Он действительно правду говорил, не кокетничал?

– Нет, он эту фразу произносил неоднократно, однако все равно хотел заниматься политикой. Думаю, он общие процессы очень хорошо понимал и умел видеть далеко вперед, а вот на что каждый отдельный человек способен – нет. Вернее даже так: он очень хорошо умел распознавать в людях их таланты и возможности и помогал им раскрываться, но не видел их отрицательных сторон. Ну, каждый же по себе мерит, и если в папе какие-то вещи отсутствовали, он не мог понять, как в другом они присутствовать могут. Потому, видимо, и ошибался.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Вы ска­за­ли, что пло­хо в лю­дях раз­би­ра­е­тесь, а мне ин­те­рес­но: от каждого, с кем ра­бо­та­е­те, ожи­да­е­те, что он пре­даст?

– На­о­бо­рот, я до сих пор счи­таю, что пре­дать ме­ня не смо­жет ник­то (сме­ет­ся).

– То есть никаких выводов так до сих пор и не сде­ла­ли?

– Да, поэтому все мои близ­кие го­во­рят: "Бо­ря, ты иди­от!"

– Я почему-то думаю, что, поскольку отец не до конца и Россию, и русский народ, и тех, кого во власть он привел, понимал, он наивным был человеком. У тебя такой мысли нет?

– Мне кажется, что русский народ он как раз хорошо понимал: рабы.

– То есть наивным Борис Абрамович не был?

– Он романтиком был...

– ...а это почти то же самое...

– Ну, не знаю, я сама романтик, и мне такой быть нравится...

– Ну, романтиком лучше, чем циником, быть, правда?

– Конечно.

– По поводу русского народа – Бориса Абрамовича цитирую: "Что ж, такой он, русский народ... Такой рабский русский народ, да... Любит, когда его бьют палкой..."

– Угу.

– Борис Березовский, на ваш взгляд, Россию любил?

– Любил, разумеется, и о том, что происходит, очень сильно переживал. Вспоминается такая история. Как-то, когда у меня гостили мама и бабушка, папа заехал всех повидать. За ужином я вспомнила, что в тот день был 23 февраля – День защитника отечества. И как-то я это иронично, пренебрежительно упомянула: ведь в нашей семье никогда не справлялись советские праздники, только Новый год и дни рождения, да еще бабушки всегда вспоминали погибших друзей и близких в День Победы.

Папа вдруг серьезно заявил, что это его праздник. Как бы это пафосно ни звучало, но именно любовью к России было продиктовано все, что папа делал в политике. Он считал, что хорошо понимает многие процессы и хотел принимать активное участие в преобразовании своей страны.

1997 год, Борис Березовский с дочерью Лизой. Фото из личного архива Елизаветы Березовской

– Эмиграция в Англию внутренней трагедией для него стала?

– В каком-то смысле да, в каком-то, наверное, нет, потому что ему нравилось жить в Англии. Конечно, он хотел ездить в Россию, и вообще было бы прекрасно, если бы своими любимыми вещами на родине мог заниматься, но это был его осознанный выбор – уехать из России и выступать против Путина. Он ведь всего этого мог не делать...

– ...конечно...

– ...спокойно в России остаться...

– ...по-прежнему олигархом быть...

– ...да, и вообще все бы у него было отлично.

– Мало того, его, думаю, не тронули бы, правда?

– Если бы вел себя по-другому, разумеется.

– Если бы правила игры соблюдал...

– И, пожалуйста, у нас есть масса примеров тех, кто эти правила принял. Несколько человек отказались, но большинство приняли и чувствуют себя прекрасно. Во всяком случае пока прекрасно.

Отец считал: чтобы процессы, начатые после перестройки, продолжались, у руля должен стоять не Путин

– Как думаешь, взыграло в нем то, что Путина своими руками он сделал, а тот неблагодарность проявил? Отец, может, показать хотел, что раз так, этими же руками он сможет кого-то другого сделать?

– Нет, я считаю, отец больше всего руководствовался тем, что было лучше для России, и считал: чтобы процессы, начатые после перестройки, продолжались, у руля должен стоять не Путин. Это, причем, не личное: ты меня обидел, а я тебя накажу.

– Чем отец в Англии занимался?

– Ну, основным своим занятием он все-таки считал борьбу с путинским режимом, но при этом много путешествовал, писал, с разными людьми общался... Все равно продолжал получать удовольствие от жизни, насыщенно жил.

– Но это не его все-таки страна была – Великобритания? Или его?

– Нет, его страной была Россия, при этом в Великобритании тоже достаточно интересно было, он же первопроходцем среди...

– ...политических эмигрантов был...

– Да, ведь политэмиграция была в Советском Союзе, но прекратилась во времена Горбачева, и многие годы политических эмигрантов у нас не было, а сколько их сейчас снова? Но папа был самым первым, и прошел через серьезный процесс, с адвокатами...

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– В Лон­до­не вам, су­дя по все­му, неп­ло­хо, все воп­ро­сы у вас здесь, как я пони­маю, ре­ше­ны, и, ду­маю, Ве­ли­ко­бри­та­ния ни­ког­да (хо­тя и есть муд­рое пра­ви­ло: ни­ког­да не го­во­ри "ни­ког­да") вас Рос­сии не вы­даст, тем не менее вы за­­яв­ля­­ли не­од­нок­рат­но, что со­би­ра­е­тесь в Моск­ву возвратиться. По-преж­не­му ра­но или поз­дно вер­нуть­ся до­мой хо­ти­те?

– Ну, смот­ри­те: пе­ре­е­ха­ли мы сю­да не по сво­ей во­ле – я прос­то по­нял, что нас в Рос­сии ждет... Как раз пос­ле ги­бе­ли под­вод­ной лод­ки "Курск", ког­да все уже ста­ло яс­но, я же­не объяснил: "Лен, ни­ка­ких проб­лем, мы мо­жем ос­тать­ся. Я од­ним из самых близ­ких к Во­ло­де лю­дей бу­ду, но он нас­толь­ко в сво­ей сис­те­ме, нас­толь­ко гэбье на­се­ло, что на си­ту­а­цию вли­ять не смо­гу. Вна­ча­ле пы­тал­ся, но уви­дел, что с этим не справ­люсь, а за­кон­чит он пло­хо, его на рее по­ве­сят"...

– Вы уже тог­да так считали?

– Еще в 2000-м: "Его, – повторил, – на рее по­ве­сят, но ме­ня по­ве­сят, ви­ди­мо, перед ним, по­то­му что ска­жут: "При­вел его ты". От это­го я ни­ког­да не от­ма­жусь, поэ­то­му, Лен, у нас с то­бой вы­ход есть – уе­хать. Бес­спор­но, бу­дет нам тя­жко, бу­дут прес­ле­до­вать и гно­бить, но это шанс вы­жить, а здесь это­го шан­са нет". Я, кста­ти, ис­к­рен­не убеж­ден, что Пу­ти­на по­ве­сят на рее за то, что он сей­час де­ла­ет (мо­жет, но­га­ми вверх – не знаю). Худ­ший сце­на­рий, ко­то­рый он для се­бя при­ду­мал, пря­мо к та­ко­му фи­на­лу и его, и всех, кто с ним ря­дом, ве­дет – соб­ст­вен­но, по­э­то­му я здесь оказался.

– В насто­я­щее время воп­рос воз­вра­ще­ния в Рос­сию пе­ред ва­ми сто­ит?

– Да, и счи­таю, что пра­ва ог­ра­ни­чи­вать мои пе­ред­ви­же­ния по ми­ру и тем бо­лее въезд на ро­ди­ну по по­ли­ти­чес­ким со­об­ра­же­ни­ям (как бы они ни пы­та­лись это иначе пред­ста­вить) не име­ет ник­то. Да, безусловно, утверждать, что у ме­ня носталь­гия, что без Рос­сии увя­даю и пря­мо-та­ки уми­раю, не могу, но, ко­неч­но, скучаю (и боль­ше все­го – по сне­гу).

Ра­зу­ме­ет­ся, я сра­зу вер­нусь, как толь­ко ге­не­раль­ный про­ку­рор ме­ня приг­ла­шать пе­рес­та­нет, а произойдет это, ду­маю, очень ско­ро, по­то­му что ка­кой бы ре­жим после Пу­ти­на, тянущего страну назад, ни по­я­вил­ся, кто к влас­ти бы ни при­шел, ком­му­нис­ты или крас­но-ко­рич­не­вые, им неп­ре­мен­но придется про­вер­ку на лояльность бу­­ду­ще­му пройти, то есть ник­то счеты с прошлым сводить не станет – все бу­дут смот­реть впе­ред.

– По­э­то­му и Хо­дор­ков­ско­го ос­во­бо­дят?

– И его, и Ле­бе­де­ва, и дру­гих по­ли­ти­чес­ких зак­лю­чен­ных, а следующими в очереди здесь, в Лон­до­не, уже мы, стра­даль­цы-эмиг­ран­ты, сто­им, и, несомненно, про­ти­вос­то­ять на­ше­му воз­вра­ще­нию не смо­жет ник­то, по­то­му что боль­шин­ство из нас го­то­вы... (Пауза). Ни­ког­да бы из Рос­сии мы не уе­ха­ли, ес­ли бы мог­ли там на та­кой же суд, как в Ан­глии, рас­счи­ты­вать, по­э­то­му го­то­вы пе­ред лю­бым российским су­дом пред­стать, ес­ли он не­за­ви­си­мым от по­ли­ти­ки бу­дет в та­кой же сте­пе­ни, как ан­глий­ский.

Абрамович действительно отца обокрал. Да, это правда

– Как в течение ряда лет у отца отношения с Романом Абрамовичем складывались? Это же Березовский его привел и в бизнес, и в политику...

– Не знаю, привел ли его папа в бизнес, просто помню, как в первый раз Рому увидела: это было зимой в Швейцарии, и папа был им очарован, как к сыну, что ли, к нему относился...

– А им все, насколько я знаю, очарованы были, он понравиться умел...

– Я это от других тоже слышала, но на меня Абрамович никакого впечатления не произвел...

– Серьезно?

– Вообще никакого.

– Даже его небритость?

– Я на нее совершенно внимания не обратила.

– То есть Борис Абрамович Романом Аркадьевичем был очарован?

– Ну да.

– Что же произошло потом, почему судиться они стали?

– Основной папиной мотивацией была опять же борьба с путинским режимом, и боролся он всеми доступными способами. Поскольку он не мог начать суд с Путиным в Англии, ему показалось, что большой суд с Абрамовичем все равно...

– ...Путина затронет...

– ...и это площадка для каких-то таких...

– ...разоблачений будет...

– ...да, при этом сказать на этом суде все, что хотел, папа, конечно, не мог, поскольку процесс этот был не политический.

– Абрамович действительно твоего отца обокрал?

– Да, это правда.

Октябрь 2011 года, Великобритания. Роман Абрамович направляется в Высокий суд Лондона, где рассматривается иск, поданный против него Борисом Березовским. Судебная тяжба двух российских олигархов и бывших деловых партнеров длилась пять лет, начиная с 2007 года. Березовский добивался от Абрамовича выплаты $5,5 млрд в качестве компенсации за понесенные им потери при продаже своих долей в ОРТ, "Сибнефти" и "Русале" в начале 2000-х. Осенью 2012-го Березовский проиграл суд и фактически разорился. Фото: Andy Rain / EPA

– То есть он, как утверждал Борис Абрамович, чужие деньги присвоил?

– Да, ведь о том, что "Сибнефть" принадлежит папе, очень многие знали, это секрет Полишинеля. Папа на самом деле начал этот судебный процесс, вообще никак не готовясь, то есть не думал: вот, у меня такой-то набор свидетелей, они это и то скажут...

– ...но был уверен, что выиграет: он мне об этом говорил, мы в разгар суда с ним встречались. "В Англии суд независимый, – он сказал, – не то, что в России, и я это дело выиграю"...

– У папы к тому моменту имелся неплохой опыт, связанный с английскими судами. В основном это были дела по защите чести и достоинства. Все эти суды папа выиграл, и ему казалось, что теперь он понимает, как устроена британская система правосудия, где и судья, и присяжные очень подробно во всем разбираются. Мне казалось удивительным, как эти люди начинают понимать на заседаниях все эти русские словечки, вникают в специфику...

– ...а ты на суде присутствовала?

– Только два раза. Папа попросил прийти на одно слушание, когда он судился с Фридманом. Я пришла, встретила в коридоре Петю Авена, машинально с ним поздоровалась, а потом спросила у папы: "Зачем ты вообще меня звал?", – на что он ответил: "Я хотел, чтобы Петя тебе в глаза посмотрел".

– Романтик...

– Может, это так называется... (Улыбается).

Конец 1990-х. Борис Березовский, Петр Авен и Александр Руцкой. Фото из личного архива Елизаветы Березовской

Ну и второй раз в один из дней на процессе с Абрамовичем: просто чтобы папу поддержать. На самом деле во время суда с Абрамовичем какие-то позитивные вещи происходили, потому что выяснилось, что есть какие-то записи разговора с Бадри Патаркацишвили, которые абсолютно доказывали, что "Сибнефть" принадлежит папе, но, например, многие свидетели отказались участвовать, потому что были или запуганы, или же подкуплены.

В любом случае для меня это было очень странное решение судьи, тем более что она ведь не сказала: "Не хватает доказательств, поэтому не могу принять решение в вашу пользу", а заявила, что папа очень ненадежный свидетель, а Рома – наоборот, весьма надежный. Это был какой-то перебор, я разговаривала потом со многими англичанами, включая тех, у кого есть друзья в Верховном суде. Ни один человек мне не сказал, что понимает, почему судья приняла такое решение. Обычно же все понятно: ты выслушиваешь решение и понимаешь, чем оно обусловлено. А недавно мне сказали, что эта судья стала нерукопожатной.

– А ангажированным это решение могло быть?

– Думаю, что оно как минимум ангажированное.

– То есть даже в Англии, где, как твой отец меня уверял, все предельно справедливо и честно, это возможно?

– Теперь я понимаю, что да. Например, с самого начала было известно, что муж судьи выступал против папы в каком-то другом суде. О таких вещах надо заявлять с самого начала, и судья сказала, что муж был адвокатом у Ромы Абрамовича в каком-то суде, который они проиграли, но о том, что ее пасынок работал на Рому, она умолчала. Мне, в общем, совершенно непонятно все, что она сделала, и эти жесткие английские высказывания в адрес папы тоже.

После смерти Литвиненко я у папы в машине видела специальный датчик, который распознавал полоний и другие опасные вещества

– Борис Абрамович, который на этот суд большие надежды возлагал, после отрицательного для него результата не сломался?

– С одной стороны, нет, потому что он ни от чего не ломался, а с другой, когда я его дней через пять после решения суда увидела, он сказал: чувствует, что с ним начали происходить какие-то странные химические реакции. Оказалось также, что до этого у него никогда в жизни не было плохого настроения, а тут вдруг он узнал, что это такое, но что с этим делать, не понимал.

– Можно ли утверждать, что в последние месяцы перед смертью Борис Березовский в крайне подавленном состоянии находился?

– В какие-то моменты в подавленном, в какие-то – нет. Например, когда я последний раз, за несколько дней до смерти, с ним разговаривала, мы на какие-то отвлеченные темы беседовали, папа восторгался речью Обамы, произнесенной перед студентами в Израиле, советовал: "Ты обязательно должна это посмотреть!" Потом я через какое-то время вспомнила и посмотрела – действительно, прекрасные слова о свободе. Обама умеет красиво говорить.

– Когда я у твоего отца за год с небольшим до его смерти был, на диване совершенно другого цвета сидел. Его диван светлым был, а мой – коричневым, и Борис Абрамович сказал, что на точно таком светлом диване Луговой за день до того, как отравил Литвиненко, сидел. Три месяца кабинет на специальную санобработку закрыт был, оттуда следы полония выводили. Отец понимал, что так же, как Литвиненко, могут запросто отравить и его?

– Понимал, разумеется, и после смерти Литвиненко я у него в машине видела специальный датчик, который распознавал полоний и другие опасные вещества. Впрочем, папа сам избрал свой путь – решил продолжать жить той жизнью, к которой привык. Он был абсолютно бесстрашным...

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Есть, кстати, еще история, ко­то­рая вне ру­бе­жей на­шей ро­ди­ны слу­чи­лась здесь, в Лон­до­не.

– От­рав­ле­ние быв­ше­го под­пол­ков­ни­ка ФСБ Алек­сан­дра Лит­ви­нен­ко полони­ем?

– Да, при­чем часть этой драмы про­хо­ди­ла тут, в моем ка­би­не­те. Ви­ди­те, диван, на котором сижу я, од­но­го цве­та, а тот, на котором сидите вы, – дру­го­го?

– Вижу...

– А по­че­му? По­то­му что на том, ко­то­рый рань­ше на мес­те вашего находился, Андрей Лу­го­вой си­дел, и он бы­л по­ло­ни­ем за­­ра­же­н, прос­то за день до от­рав­ле­ния Лит­ви­нен­ко, ко­то­рое 1 но­яб­ря 2006 года про­и­зош­ло, Лу­го­вой впер­вые за последний год у ме­ня в гос­тях был, хо­тя рань­­ше ез­дил сю­да час­то...

– ...и немного по­ло­ния вам при­вез...

– (Разводит руками). Этот офис на три ме­ся­ца был зак­рыт – его чис­ти­ли, а вот диван де­зак­ти­ви­ро­вать не уда­лось. Ко­неч­но, по­ло­ни­е­вый след (по зак­лю­че­нию не мо­е­му, а сле­до­ва­те­лей спец­служб) пря­мо-пря­мо-пря­мо в Кремль ве­дет и бо­лее ни­ку­да, и ни­ког­да Пу­ти­ну от этого не от­мыть­ся.

– После смерти Березовского Владимир Путин сказал, что Борис Абрамович направил ему письмо. Оно действительно было?

– Я об этом не знаю, папа мне ничего не говорил.

– Речь ведь, насколько я знаю, даже о двух письмах идет...

– Я и про одно, и про два слышала, но, повторюсь, о них ничего не знала и не совсем понимаю, зачем Путин, с одной стороны, о них говорит, а с другой – их не показывает. Если уж себя таким благородным, чтобы не показывать, считаешь, то ничего и не говори тогда, или, если говоришь, покажи. Мы же так и не знаем до конца, что именно там вроде бы написано. Видимо, если и написано, то такое, что не надо нам показывать, ведь широко известно, что папа писал и открытые письма Путину.

– Борис Абрамович теперь пророком мне представляется, потому что во втором интервью, которое я у него в Лондоне за год с небольшим до смерти взял, буквально следующее сказал: "Путина на рее повесят (может, ногами вверх – не знаю), но меня повесят, видимо, перед ним, потому что скажут: "Привел его ты". Как ты о смерти отца узнала?

– Мне позвонили и сказали.

– А кто позвонил?

– Муж моей сестры.

– А что было потом?

– Взяла машину и поехала к дому, где жил папа. Огромная территория задолго до подъезда к дому была оцеплена полицией. Я представилась, но меня не пропустили. Как выяснилось позднее, был ложный сигнал, что произошло загрязнение территории химически опасными веществами и поэтому долгое время вообще никого не пропускали. Я оставила полицейским свой телефон и в тот же вечер мне позвонили и сказали, что хотят со мной встретиться. Уже ночью приехали и взяли у меня первые показания.

– Это допрос был?

– Запись показаний свидетеля.

– Расспрашивали подробно?

– Достаточно подробно. Уже позднее выяснилось, что двое полицейских, которые брали показания, были прикреплены к нашей семье, вернее к части семьи.

– К тебе лично?

– Ко мне, сестре и бабушке.

– Они и психологами были?

– Думаю, имели какое-то специальное образование, потому что именно такими вещами и занимаются.

– То есть охраняли и одновременно расспрашивали?

– Не охраняли, но я могла к ним обратиться с любой просьбой, и в дальнейшем вся связь с полицией у меня была через них...

– И днем, и ночью?

– Я могла позвонить в любое время, они мне привозили домой все документы, и все вопросы к назначенному коронеру я задавала через них, устно или письменно.

– Как тебе кажется, дотошно ли английская Фемида разобралась в обстоятельствах смерти твоего отца?

– Вначале я возлагала на нее большие надежды, очень доверчивой была... Следствие длилось пять или шесть месяцев, и мне казалось, что никакого альтернативного, параллельного расследования не нужно, потому что если уж полгода они активно работают, то, видимо, знают, что делают. Плюс такая громкая смерть, открытые слушания только через год...

А дальше случилась совершенно невероятная история. В сентябре 2013-го, в тот день, когда я должна была получить на руки копию всех документов предварительного следствия, которое наконец закончилось, ко мне заехала знакомая англичанка погулять с собаками. Во время прогулки по лесу она вдруг задала странный вопрос: "А что же у тебя все-таки происходит с делом отца, есть ли новости, может, нужна какая-то помощь?"

Мне это показалось ужасно неприличным, какое-то нездоровое любопытство, ведь за все последние месяцы ни один человек мне не задал такого вопроса. Первым желанием было грубо отшить, но в следующую секунду я вспомнила, что ее муж врач, а я как раз думала, что к каким-то медикам мне все-таки придется обращаться, чтобы они просмотрели бумаги, которые привезет полиция. И я в итоге ответила: "Ты знаешь, а мне действительно может понадобиться помощь" – и объяснила ситуацию, на что эта подруга ответила: "Тогда тебе, наверное, нужен не мой муж, а его отец – очень известный немецкий судмедэксперт и чуть ли не лучший в мире специалист по асфиксии". Прогугли потом: Бернд Бринкманн.

– Как интересно!

– И я тут же, в лесу, с ней договариваюсь об альтернативных средствах связи, поскольку сразу после папиной смерти у меня стал очень плохо работать мобильный телефон, а электронной почтой я в первые несколько дней совсем не могла пользоваться: на экране все прыгало. Я, конечно же, обращалась в полицию, но они клялись, что они тут ни при чем и так и не смогли выявить причины.

Придя домой, я полезла в интернет читать про этого специалиста. Оказался интереснейший персонаж! Особенно меня впечатлила совершенно детективная история про ватиканского банкира Роберто Кальве: профессор Бринкманн сумел восстановить истину через 15 лет после его смерти. В общем, спустя недолгое время я поехала на встречу с этим профессором в Германию.

– Окольными путями?

– Ну, максимально осторожно все это делать старалась...

– ...быть незаметной...

– ...да. Покупала билет на самолет за пару часов до вылета (я туда несколько раз ездила), каждый раз прилетала в разный аэропорт, все свои гаджеты оставляла в Англии, по прилете брала билет на поезд за наличные, затем – первое попавшееся такси.

Оказалось, что профессор – приятнейший, интереснейший человек, и мы тут же нашли общий язык. Я хорошо говорю по-немецки. С одной стороны, это совершенно бесполезный язык, потому что все немцы отлично знают английский, но с другой, любой из них тут же расцветает, когда ты с ним начинаешь говорить по-немецки. Дальше выяснилось, что у нас дни рождения в один день – словом, немало общего. Я привезла бумаги, профессор сделал копии, чтобы все просмотреть, и потом долго не проявлялся. Я ждала-ждала, в итоге сама позвонила и услышала: "Лиза, куда же ты пропала? Здесь же вообще нет ничего, говорящего о том, что это самоубийство. Срочно приезжай!"

Я приехала во второй раз, и он мне разложил по полочкам, чем отличается убийство от самоубийства. Здесь уже пригодилось мое медицинское образование. Там очень много различий: по характеру странгуляционной борозды, по реакции различных органов и тканей, множество других показателей...

И в этот момент я понимаю, что обладаю какой-то страшной тайной, ведь если хотят представить случившееся с папой как самоубийство, а я одна вместе с профессором знаю, что это убийство, то моя жизнь в опасности. И если до этого я очень не хотела открытых слушаний (мне было все это очень неприятно), то теперь оказывалось, что это мой единственный шанс сдвинуть дело с мертвой точки. Потому что если бы я просто кому-то сообщила, правда могла бы и не выплыть наружу, но если я об этом говорю на открытых слушаниях, где присутствует пресса, то тогда уже никуда не деться от этой информации.

Немецкий профессор очень хотел посмотреть фотографии, которых у меня не было (были только письменные документы), и за неделю до слушаний он прилетел в Англию. Мы встретились с коронером и с полицейским, который был ответственным за расследование, и у нас произошел очень серьезный разговор. Профессор начал объяснять, какие выводы он сделал из письменных заключений экспертов, стал задавать вопросы полицейскому... Коронер был в шоке от того, что дело, которым он год занимался, рушится и все выглядит по-другому. У полицейского на какие-то вопросы вообще странные ответы были. Например, выяснилось, что даже реконструкцию событий не делали...

– ...хотя это элементарное...

– ...да, и когда профессор поинтересовался, почему, полицейский ответил: "Мы думали, что это самоубийство".

– Думали-гадали...

– ...ну да, а доказать? В общем, как-то так... После этого коронер принял решение включить профессора в список тех, кого он будет опрашивать в суде. Потом начались открытые слушания, все это было чудовищно неприятно, особенно потому, что было огромное количество прессы...

– ...прийти мог любой...

– Нет, внутрь пускали очень ограниченное количество журналистов, и те, кто был в зале, вели себя предельно корректно. Там нормальная, я бы даже сказала, здоровая атмосфера была, но пока ты выходишь из машины и идешь к зданию суда, тебя атакует огромнейшее количество людей с камерами и фотоаппаратами, дергают, снимают... Для меня это были самые ужасные ощущения после папиной смерти, потому что когда тебя все снимают только из-за того, что у тебя отец умер, это бесчеловечно, чудовищно.

Ну и дальше два дня полного кошмара, потому что в мельчайших подробностях обсуждались детали папиной смерти, зачитывали какие-то медицинские вещи, в которых папа был разобран на клеточки. В один из таких моментов моя сестра не выдержала – выбежала из зала, а я из-за того, что уже полгода со всеми этими бумагами возилась, наоборот, заснула: столько раз это читала, что наизусть выучила.

На этих слушаниях мы, как потерпевшая сторона, могли задавать любые вопросы любому выступающему. Мне изначально предлагали взять адвоката, потому что в Англии так принято, но я решила, что это лишнее и он мне не нужен, поскольку есть профессор. Кстати, он согласился участвовать в суде бесплатно.

– Publicity...

– Вовсе нет, я объяснила, что нахожусь в стесненном материальном положении, а он сказал: "Лиза, это такое интересное дело, что я готов им заниматься бесплатно!" На самом деле я советую тебе в интернете о нем почитать: этот человек фантастические вещи делал...

В общем, мы с ним могли задавать любые вопросы и мы очень подробно расспрашивали несколько людей. После прочтения всех бумаг больше всего вопросов у меня было к охраннику папы, и я не понимала, почему у полиции они не возникли. В тот момент с ним был профессиональнейший охранник Ави, который прошел израильскую армию...

– ..."Моссад"...

– ...который охранял премьер-министра Израиля и много лет работал с папой. Почему-то все утро того злополучного дня охранник спал, хотя папа рано просыпается. После охранник долго разговаривал по телефону со своей женой, затем поехал пить кофе, потом в аптеку, какие-то лекарства от простуды себе покупать, затем за продуктами... К трем часам дня вернулся, при этом прислуги в тот день не было, поскольку был выходной, суббота...

– ...и Борис Абрамович в результате на несколько часов один остался...

– ...да, при этом охранник как-то не сообразил, что папа, который всегда рано вставал, наверное, не завтракал, потому что завтрак и обед должен был приготовить или разогреть он (в час-два папа обычно обедал). С чего это вдруг Ави решил, что может где-то до трех отсутствовать и на работу не торопиться, непонятно. Можно же быстро в магазин съездить и те же таблетки от кашля в супермаркете купить, я сама обычно так делаю. Вот эта вся часть – одна сплошная загадка.

Также выясняется, что дом при отъезде Ави на охрану не ставит, потому что, по его словам, папа его не просил, и вообще, никакие камеры не были включены, потому что папа не просил...

– ...потрясающе!..

– ...но ведь никто и не должен просить: это твоя обязанность – обеспечивать безопасность человека, которого охраняешь! Дальше этот Ави приезжает наконец домой, стучится к папе, чтобы узнать, когда он захочет обедать, никто не отвечает. Ави заходит в спальню, пытается попасть в ванную – дверь закрыта, и что делает этот...

– ...опытнейший профи...

– ...именно...

– Дверь выбивает?

– Нет, бежит звонить в скорую помощь, но оказывается, что "скорая" не может подъехать, потому что из дома какие-то ворота нельзя дистанционно открыть, и Ави идет встречать. Уже по дороге к воротам звонит папиному помощнику, описывает ситуацию, на что тот говорит: "Быстро возвращайся домой и выламывай дверь! "Скорая" подождет". И только тогда охранник догадывается взломать дверь.

На суде я спросила, почему нельзя было выломать дверь сразу, на что Ави ответил, что папа был ему так близок и дорог, что он просто испугался. При этом я знаю, что или ты профессионально поступаешь и дверь ломаешь, или человек тебе близок и дорог, и тогда ты...

– ...с двойной скоростью...

– ...да, еще быстрее эту дверь выносишь. Эта ситуация с охранником как была мне непонятна, когда я бумаги по делу читала, так таковой осталась и после суда. Часть этих вопросов я задавала во время суда, какие-то писала заранее коронеру... Кстати, все вопросы, которые я в течение полугода присылала коронеру, он задал на слушаниях...

– ...то есть добросовестно себя повел?..

– Да, он действительно очень серьезно в ситуации разбирался, и я понимала, что суд – это прямо театральная постановка, где все логично: кто за кем выступает, какие вопросы задает и так далее.

– И что же, в конце концов, суд решил?

– Судья вынес открытый вердикт: несмотря на то, что все английские эксперты высказывались в пользу самоубийства, показания профессора Бринкманна, который выступал последним, оказались решающими, было невозможно пойти против его доводов. Я, если честно, до конца не верила, что будет возможно сломить всю эту систему: в английском суде немецкий специалист в одиночку выступал против работы большого английского коллектива профессионалов. Я считаю, признание коронера, что невозможно идти против доводов профессора, по-настоящему мужественный поступок.

– Теперь прямо тебя спрошу: на твой взгляд, это самоубийство было, убийство или вообще отец, может быть, жив?

– Мне лично кажется, вначале папа был отравлен, причем его могли травить так, чтобы всем казалось – он в депрессии, а в итоге убить так, чтобы все вокруг поверили в самоубийство. Причем произошло это в субботу, а в понедельник папа должен был надолго улетать в Израиль. Там его ждал друг, и папа собирался хорошо отдохнуть...

– Тем более он там бывать любил...

– Да, очень любил Израиль и был очень позитивно на эту поездку настроен. Впервые не планировал, когда вернется, собирался достаточно долго там пробыть.

Если рассматривать версию убийства, то я рассуждаю так: если бы я хотела этого человека убить, то понимала бы, что для убийства этот день – идеальный. Прислуги нет в доме только в выходные – в субботу и в воскресенье, а в понедельник папа надолго уезжает, неизвестно, когда вернется... В общем, я бы в субботу попробовала...

– ...а если не получится...

– ...да, есть запасной день – воскресенье, потому что в этом доме папа около полугода жил и все об этом доме было уже известно, а как дальше ситуация сложится и представится ли возможность, никто не знает. Он не очень-то хотел туда после Израиля возвращаться. Выходит, суббота была последний шанс его там застать...

– Лиза, а это его был дом?

– Нет, официально он принадлежал его второй жене, но по договоренности после развода там жил папа.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Не утверждаю, что ни­че­го не бо­юсь, – нап­ри­мер, я не хо­тел бы, что­бы ме­ня пыта­ли, а вот смерть как та­ко­вая, же­ла­тель­но мгно­вен­ная, не пу­га­ет. Как-то же­не пожаловался: "Я что-то не­важ­но се­бя чув­ствую". "Что с то­бой?" – спро­си­ла она. "Да что-то сер­дце да­вит". – "Пос­лу­шай, Борь, те­бя ли­бо убь­ют, ли­бо сер­деч­ный прис­туп настигнет и ум­решь ты в од­ну се­кун­ду, так что не парь­ся".

– Кто, как ты думаешь, был в смерти Бориса Абрамовича заинтересован?

– Мой отец являлся личным и, наверное, главным врагом Путина. Я считаю, что все те годы, когда папа был жив, главный удар он принимал на себя. Вся путинская ярость в первую очередь именно на папу лилась. О нем запретили упоминать на российском телевидении и в прессе. Только если какое-нибудь очередное уголовное дело, тогда можно, и было понятно, что в тот год, когда папа проиграл суд Абрамовичу, тратить деньги на борьбу с Путиным он не мог.

Но на самом деле все было еще сложнее. Уже после смерти отца я нашла ответ на вопрос, почему Рома согласился на то, чтобы папа ему деньги, согласно решению суда, выплатил не сразу, а в рассрочку. Как выяснилось, в обмен на это отец не должен был общаться с прессой.

– Уточни, пожалуйста: не должен был с прессой об Абрамовиче общаться или вообще?

– Вообще. Если проверишь, увидишь: после суда он не сделал ни одного заявления.

– Интересно...

– Оказывается, есть простое объяснение... Папе нужен был примерно год, чтобы все уладить и восстановить свое материальное положение.

– А возможности были?

– Да, мы это не раз обсуждали и с ним, и с его помощником. Требовался год на то, чтобы уладить дела, и тогда получилось бы, что мой отец снова...

– ...на плаву оказался бы...

– Да, а из-за того, что он умер, произошел полный бардак со всеми финансовыми делами. В специальном письме, например, папа просил, чтобы моя сестра была распорядителем после его смерти...

– Катя?

– Да, но ей этого не дали сделать, потому что тут же возник "Аэрофлот", который начал ставить преграды, еще какие-то люди, вторая жена, которая хотела, чтобы вопреки завещанию все ей досталось... Из-за того, что "Аэрофлот" протолкнул своего распорядителя, все было растащено, пошло на оплату услуг адвокатов и так далее.

В итоге, папу посмертно объявили банкротом, и, конечно, мне очень обидно, потому что и я, и другие сведущие люди понимают: этого бы не произошло, если бы папа был жив или если бы было исполнено папино завещание.

– Кто же знал, что он так быстро умрет, правда?

– Ну да, и если в самом начале я думала, что папина смерть была выгодна прежде всего Путину, то теперь, имея намного лучшее представление о папиных финансовых делах, я не исключаю и других мотивов для убийства. И мы сейчас говорим об очень серьезных суммах.

И еще об одной вещи не надо забывать – о суде по убийству Литвиненко, где мой отец выступал как потерпевший, то есть был активной стороной и до конца общался со Скотланд-Ярдом по поводу этого дела...

– ...и Марину, вдову Литвиненко, поддерживал...

– Конечно, к тому же изначально оплачивал всех адвокатов и считал этот суд также очень важным в своей борьбе с Путиным, чтобы показать его истинное лицо. Разумеется, после смерти папа уже не мог этим заниматься, Марине пришлось бороться в одиночку и она блестяще с этим справилась.

– ...и мы уже сейчас видим, как решение по гибели Литвиненко на мировую политику влияет...

– Конечно. Все это должно было произойти с участием папы. Папа считал, что есть два важных судебных процесса, которые могут сильно повлиять на ситуацию и изменить отношение мировой общественности к Путину: суд с Абрамовичем и суд по делу об убийстве Литвиненко.

Я должна была стать одной из наследниц отца, но, к сожалению, все пошло не так. Вторая жена отца сумела сделать так, чтобы первой и третьей семье ничего не досталось. Вообще ничего!

– У Бориса Абрамовича шестеро детей осталось, ты – старшая дочь и, по слухам, обладательницей главной доли наследства стала. Это так?

– (Качает головой). Должна была стать одной из наследниц, но, к сожалению, все пошло не так. Вторая жена отца сумела сделать так, чтобы первой и третьей семье ничего не досталось.

– "Ничего" – это вообще ничего или гораздо меньше, чем могло быть?

– Вообще ничего! Даже почти никаких личных папиных вещей мы не получили, хотя вторая жена не была упомянута ни в письмах, ни в завещании.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Пользуясь случаем, про­яс­ни­те, как мож­но чье-ли­бо сос­то­я­ние под­счи­тать и во сколь­ко, к при­ме­ру, свое вы оце­ниваете?

– Сос­то­я­ние во­об­ще очень слож­но оце­ни­вать – раз­ве что ес­ли толь­ко в по­ряд­ках (то есть по ко­ли­чес­тву ну­лей). Что зна­чит сос­то­я­тель­ный или не­сос­то­я­тель­ный? Это внут­рен­нее ощу­ще­ние: один счи­та­ет се­бя обес­пе­чен­ным, ког­да у не­го появляет­ся ты­ся­ча дол­ла­ров, а у дру­го­го, глядишь, нес­коль­ко мил­ли­ар­дов, но он се­ту­ет: ма­ло­ва­то.

Цифр я не на­зы­ваю по нес­коль­ким при­чи­нам, по­то­му что ме­ня все вре­мя преследу­ют, постоянно пы­та­ют­­ся что-то пе­рек­рыть, что-нибудь отоб­рать. Ска­жу по-дру­го­му: чув­ствую се­бя очень уве­рен­но и ком­фор­тно...

– ...а это важ­но...

– Это един­ствен­ное, что важ­но! Я ве­ду тя­же­лей­шие су­деб­ные про­цес­сы, ко­то­рые сто­ят под сот­ню мил­ли­о­нов – и не дол­ла­ров, а фун­тов, но де­ло в том, что день­ги ни­ког­да не бы­ли для ме­ня при­о­ри­те­том.

– Про­цесс ин­те­ре­сен?

– И не толь­ко про­цесс: ког­да стал за­ни­мать­ся по­ли­ти­кой, го­тов был пот­ра­тить любые суммы для дос­ти­же­ния сво­их по­ли­ти­чес­ких це­лей. Вот у ме­ня час­то спраши­ва­ют: "А ты жа­ле­ешь, что 50 мил­ли­о­нов дол­ла­ров от­дал на Ук­ра­и­ну?"...

– ...на Оран­же­вую ре­во­лю­цию в смысле?

– "Я их ин­вес­ти­ро­вал, – от­ве­чаю, – это са­мый эф­фек­тив­ный за мою жизнь биз­нес-про­ект". Не знаю, бла­го­да­ря мо­им день­гам по­бе­да бы­ла дос­тиг­ну­та или нет, но толь­ко средств у оп­по­зи­ции бы­ло ничтожно ма­ло. Все­го там пот­ра­че­но по­ряд­ка 75–80 мил­ли­о­нов, из ко­то­рых полсотни дал я, а у про­ти­воположной сто­ро­ны за че­ты­ре яр­да (мил­ли­ар­да на бир­же­вом слен­ге. – "ГОРДОН") было в распоряжении, при­чем два из них пошли на со­ци­аль­ные рас­хо­ды: на ни­щих, го­лод­ных, на пенсии – что­бы ку­пить го­ло­са.

– А сколь­ко раз­во­ро­ва­ли...

– По­э­то­му и го­во­рю: я аб­со­лют­но счас­тлив. Ко­неч­но, Жва­ния-жу­лик с Треть­я­ко­вым до сих пор бе­га­ют, что­бы им не вру­чи­ли по­вес­тку в суд, где при­дет­ся от­чи­тать­ся, как пот­ра­че­ны мои миллионы, но это уже дру­гая ис­то­рия, а в целом от та­ких инвес­ти­ций у меня full satisfaction, то есть пол­ное удов­лет­во­ре­ние.

– Известный ученый, доктор физико-математических наук, лауреат премии Ленинского комсомола в советское время (тогда достичь всего этого еврею крайне непросто было, и не за деньги, понятно, это было куплено) Борис Абрамович Березовский в моем представлении все-таки не физиком был, а лириком, и даже одно из своих стихотворений о любви мне читал. Я понимаю, что женщин в себя не влюблять он не мог, а сам часто влюблялся – на твоей памяти?

– Наверное, несколько раз – серьезно.

– Каким же влюбленного отца ты запомнила? Что с ним в то время происходило?

– Он мог думать и говорить, конечно же, только о том человеке, в которого был влюблен.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– Это прав­да, что жен­щи­нам вы сти­хи пос­вя­ща­ли?

– Ко­неч­но, прав­да – а как же?

– Хоть одно из них вспом­ни­те?

– Са­мое-са­мое, как мне кажется, луч­шее – оно так и на­зы­ва­ет­ся "Люб­лю". (Чи­та­ет).

Вдво­ем ле­тим по вос­хо­дя­щей,
Лег­ко вли­ва­ясь в ма­гис­траль,
По оги­ба­ю­щей от цен­тра
Мы кру­тим веч­ную спи­раль.

Все бли­же, бли­же, бли­же встре­ча –
Ей из­ме­нить уже нель­зя.
Все тонь­ше, тонь­ше, тонь­ше вре­мя,
Что от­ме­ря­ешь ты и я.

Од­ним дви­же­ни­ем син­хрон­ным
От­кры­ли де­вичью ду­ши,
Од­ним при­кос­но­вень­ем смы­ли
Все пре­ды­ду­щие пу­ти.

И, при­ос­та­но­вив ды­ханье, пой­ма­ли но­вую вол­ну,
И, сбив­шись с рит­ма, лишь шеп­та­ли:
"Те­бя люб­лю". – "Те­бя люб­лю".

– Борис Абрамович очень хорошо о твоей маме отзывался: она "идеальный человек, более порядочного трудно встретить". Они с отцом действительно оставались друзьями?

– Конечно. Они же оба – интеллигентные люди (улыбается). Например, когда папа серьезно заболевал, то мама все бросала и за ним ухаживала. Папа до конца жизни называл маму Нинулей, а мама папу – Борюсей.

Из интервью Бориса Березовского Дмитрию Гордону 2012 года.

– По слухам, с обеими пре­ды­ду­щи­ми суп­ру­га­ми вы за­мечательно ладите...

– Да, это так, и когда в оче­ред­ном ин­тер­вью ме­ня что-то спро­си­ли о быв­ших женах... "У ме­ня быв­ших жен нет, – я жур­на­лис­та поп­ра­вил, – все нас­то­я­щие".

– Что в жен­щи­нах для вас наиболее ценно? Ка­кой дол­ж­­на быть ва­ша избранни­ца?

– Ну, о внешн­ости мы, ко­неч­но, не го­во­рим, да? Это ус­ло­вие не­об­хо­ди­мое (сме­ет­ся)...

– ...но не­дос­та­точ­ное...

– Имен­но. Для ме­ня важ­но в жен­щи­не ви­деть мать, ко­то­рая прежде всего ассоциируется с лас­кой, я счи­таю, что моя жен­щи­на – та, за ко­то­рую все вре­мя хочу по­дер­жать­ся (это и есть то глав­ное, что де­ла­ет ее мо­ей). По по­­во­ду люб­ви, в об­щем-то, есть мно­го клас­сных фор­му­ли­ро­вок, но особенно мне нра­вит­ся высказы­ва­ние Ста­нис­лав­ско­го. Пом­ни­те, на воп­рос ка­ко­го-то ак­те­ра: "А как сыграть лю­бов­ную сце­ну?" – Кон­стан­тин Сер­ге­е­вич от­ве­тил, что лю­бовь – это жела­ние при­кос­нуть­ся: на мой взгляд, он аб­со­лют­но прав.

– Вы для се­бя, что та­кое лю­бовь, сфор­му­ли­ро­ва­ли?

– Да, бе­зус­лов­но.

– Же­ла­ние при­кос­нуть­ся?

– Нет, это лишь ее про­яв­ле­ние, а Пе­ле­вин во­об­ще на­писал пот­ря­са­ю­ще: "В люб­ви на­чис­то от­сут­ство­вал смысл, но за­то она при­да­ва­ла смысл все­му ос­таль­но­му". Здо­рово, ну а я так считаю: лю­бовь – это до­пол­не­ние до цель­но­го, по­­э­то­му всю жизнь лю­ди так его по­ис­ком и оза­бо­че­ны (сме­ет­ся).

– О бабушке спрошу. Мама Бориса Абрамовича – замечательная, судя по всему, женщина, очень его любившая, и он ей искренним чувством платил. Какие отношения у тебя с бабушкой были?

– Прекрасные! Я была первой внучкой. Бабушка меня обожала, была моим лучшим другом, защитником от папы. Каждый раз, когда я получала плохие отметки, вызывала ее, чтобы она была уже у нас дома, когда папа приходил с работы. При ней он ругать меня не мог и в какой-то момент он уже понял, что если у нас дома бабушка, значит, Лиза тройку или двойку получила (смеется).

Она была совершенно потрясающим человеком, всегда ко всем хорошо относилась, всех до конца выслушивала и поддерживала, и поэтому люди перед ней раскрывались. Многие папины друзья дружили с бабушкой – люди моего возраста, папиного... Тем, у кого матери умерли, она как бы маму заменяла.

– Сколько бабушка прожила?

– 89 лет.

– Это правда, что к концу жизни она и скайпом, и электронной почтой пользоваться научилась?

– Бабушка при мне осваивала айфон, это было совершенно потрясающе. В тот момент она находилась во Франции, а я – в Англии. Позвонила мне раза два, задала совершенно правильные, конкретные вопросы – и все, с тех пор пользовалась айфоном.

– Абсолютно современный человек!

– Да, ко всему открытый. Даже мне, несмотря на то, что у меня еще со школы первая профессия была "программист-лаборант", было, наверное, тяжелее перейти на айфон, чем бабушке (смеется).

– Ты художник, у тебя, я знаю, даже выставка в Москве была. Что ты рисуешь и как этот процесс творчества происходит?

– У меня была далеко не одна выставка в Москве. Это ты, наверное, в "Википедии" прочитал (кто-то написал, а я ничего не исправляла). Я делаю в основном инсталляции. Вначале появляется какая-то идея, а затем может пройти достаточно много времени, прежде чем она окончательно отшлифуется и найдется подходящее пространство (я обычно делаю достаточно большие объекты). Иногда бывает и наоборот: мне задают тему и предлагают площадку, и уже под эти условия возникает идея. А в последние несколько лет я переключилась на ландшафтный дизайн.

– А как папа относился к тому, что ты делаешь? Ему это нравилось?

– До конца даже не знаю, потому что тут-то как раз папа меня в трудную минуту бросил. С самого начала я решила, что буду все делать по общепринятым правилам, несмотря на то, что у папы были в тот момент в распоряжении и "Манеж", и ОРТ, а некоторые художники, знавшие папу и его партнеров, этим пользовались.

Я же просто пришла с проектом в одну из немногих на тот момент существовавших галерей, и меня взяли. Это была огромная инсталляция, но тогда я даже слова такого не знала. Просто захотелось воплотить в жизнь то, что давно крутилось в голове, а красок и холста для этого было недостаточно. На открытие пришла куча народа, много друзей, журналистов, а папа в тот вечер был занят и не доехал.

– Ты обиделась?

– Он в тот вечер все же появился, но позже, пригласил меня с друзьями в ресторан отметить открытие выставки. Затем в газетах вышло огромное количество статей, где меня поливали грязью с ног до головы, причем, с одной стороны, было приятно, что никто мое искусство не критиковал, а с другой стороны – за что?

Я сама от себя не ожидала, что будет так противно. Вроде должно быть абсолютно наплевать, что какие-то глупые журналисты говорят гадости не по делу, причем какие-то нелепые, вроде "бледная Лиза Березовская"... Ну, это был март, и если бы я после лыж загорелая приехала, наверное, тоже было бы плохо. В общем, из пальца высосанные большие статьи на первых полосах газет появились, ни о чем, несуразные. Но оказалось, что когда на тебя идет огромный поток таких вещей, то это очень неприятно, а папа мне даже ничего утешительного не сказал, хотя было понятно, что все это...

– ...именно из-за него произошло...

– ...да, из-за него..

– ...и ему адресовано...

– С такой точки зрения на это я не смотрела. Вообще, мне кажется, что папа, конечно, на каких-то моих выставках был, но никогда ничего мне не говорил. Один раз была смешная ситуация, когда в Питере готовилась выставка под названием "Воздух". В ней участвовали прекрасные, в основном питерские, художники: были работы Тимура Новикова, Георгия Гурьянова, еще чьи-то, и меня тоже пригласили.

Я придумала и специально сделала для этой выставки какие-то трехмерные облака с подсветкой, разработала для этого сложную технологию напыления. Но уже перед самым началом куратор выставки сообщил, что меня взять не могут – из-за фамилии: владельцы помещения категорически против моего участия. Глупейшая ситуация: ну там только облака, никакой политики!

Переубедить владельцев было невозможно, и тогда я решила участвовать под другой фамилией. Айдан Салахова, мой галерист, была решительно против, считала, что я предаю своего отца и семью, а меня, наоборот, это забавляло: можно начать новую жизнь! Сергей Ануфриев сочинил мне новую биографию: что я из Крыма, нахожусь под влиянием каких-то крымских художественных течений и так далее.

Я взяла фамилию Славина – моей прабабушки по маминой линии, а Еленой стала в честь новой папиной фамилии. Мне этот эксперимент понравился, были очень хорошие отзывы и арт-критики удивлялись, почему они раньше не замечали этого художника. Это мне придало еще больше уверенности в том, что я делаю, и что мое творчество никак не связано с папиной деятельностью.

А вообще, если посмотреть с другой стороны, папа, конечно же, сильно на меня повлиял, чтобы я стала художником. В пять лет родители начали водить меня в кружок рисования при МГУ, а затем я почти до конца школы училась живописи во Дворце пионеров. Я прекрасно помню первый поход с папой в музей, Пушкинский. Первый раз в Питере, Париже, Флоренции – это все тоже вместе с папой.

– Интересно, а какие у Бориса Абрамовича предпочтения в живописи были?

– Насколько я знаю, последние лет 10 его любимым художником был Шиле, а из детства я помню, как папа часто из своих поездок привозил художественные альбомы и затем подробно рассказывал о том, что ему больше всего запомнилось и понравилось. Например, я до сих пор отчетливо помню, что именно папа говорил о картинах Эль Греко, Босха, Веласкеса, Дали после поездки в Испанию.

Очень важной особенностью папы было то, что он был открыт ко всему новому. Например, в какой-то момент в Лондоне я решила устроить большой день рождения. Сняла очень красивый ночной клуб, прилетело много друзей из Москвы, из других стран, приехали друзья из Англии, и впервые в жизни я пригласила на свой день рождения папу, потому что с тех пор, как выросла, обычно днем отмечала этот день с родителями, бабушкой и их друзьями...

– ...а уж вечером...

– ...ночью и утром – со своими друзьями, а в этот раз решила пригласить папу. Он пришел со своей девушкой и всю ночь провел вместе с нами. На этом дне рождения играл мой самый любимый диджей, Антон Кубиков, который пишет совершенно волшебную музыку. Папа подошел к нему несколько раз за вечер и сказал "спасибо", при этом очень четко описал ситуацию: "Как же это прекрасно и просто: красивое место, красивые люди, красивая музыка – и никакой еды!" Необычное, но в то же время емкое и точное определение.

– После смерти отца больше пяти лет прошло – тебе его не хватает?

– Ну, конечно...

– Хотелось бы посекретничать с ним, о чем-то поговорить?

– Да, но я стараюсь об этом не думать, чтобы не расстраиваться...

– Любовь твоя к отцу больше теперь – после того, как его не стало?

– Наверное, какой-то другой она стала, но об этом я тоже стараюсь не думать.

– Я с целым рядом политиков и разведчиков разговаривал, которые Березовского знали, и мысль высказывал, что Борис Абрамович на самом деле жив: честно говоря, мне этого хочется.

– Хотелось бы надеяться…

– У тебя есть мысль, что папа жив, что обязательно когда-нибудь даст о себе знать, а пока что увидит в интернете это интервью – и улыбнется?

– Какая-то надежда, наверное, теплится...

– Кстати, в фильме Лунгина "Олигарх" главный герой Платон на самом деле после покушения выжил и в конце картины на родину возвращается. Может, это очередное пророчество? Ладно, я тебе последний вопрос задам. Если бы когда-нибудь на этом свете тебе пришлось снова с отцом встретиться, что бы ты ему сказала?

– Наверное, вначале спросила бы, как он мог так с нами поступить, в грудь ударила бы, а потом бросилась обнимать. Ну, как-то так...