$39.47 €42.18
menu closed
menu open
weather +10 Киев

Совсем не наш Эрдоган G

Совсем не наш Эрдоган Эрдоган и Путин договорились встретиться в начале августа
Фото: EPA
Украинцы удивляются происходящему в Турции потому, что мало знают об этой стране, считает колумнист издания "ГОРДОН" Евгений Кузьменко. В своей новой колонке автор объясняет, почему не стоило записывать президента Турции Реджепа Эрдогана в верные союзники Украины, а потом недоумевать при первых же сообщениях о потеплении его отношений с российским президентом Владимиром Путиным.

Кто о чем – а я о том же. О Турции. Однако детальный анализ тамошней ситуации оставлю журналисту Осману Пашаеву и дипломату Богдану Яременко – людям, больше других разбирающихся в "турецкой теме". Почему? Да потому что их турецкий "all inclusive" включает в себя не "жратву с бухлом", но знание языка, обширную эрудицию и любовь к предмету анализа. 

Я таким набором достоинств не обладаю. А без них – подобает ли называть себя экспертом? Вопрос, вряд ли нуждающийся в ответе.

А вот об ошибках, допущенных нами, украинскими обывателями, в нашем понимании Турции и ее руководства, говорить не только возможно, но и должно. Ибо такого рода дискурс – не столько про турок, сколько про нас, любимых. И, удивляясь происходящему в этом государстве, мы, по сути, удивляемся скупости наших знаний о загранице. Включая ключевых партнеров, заклятых врагов и ближайших соседей.

Познания большинства украинцев о Турции ограничивались, в лучшем случае, курортным отдыхом в Кемере или Мармарисе

Кто, к примеру, вдолбил нам в голову, что принцип "враг моего врага – мой друг", работает без осечек и исключений? В краткосрочной перспективе – возможно, но разве это оправдывало наши радостные вопли по поводу сбитого турецкой армией российского самолета? Разве это "Эрдоган утер Путину нос!" имело что-то общее с реальным желанием понять положение дел, а не с одним лишь (пускай и объяснимым) злорадством?

Помните то прошлогоднее ноябрьское ликование в наших соцсетях? Сначала – выпученные от изумления (наглость-то какая – сбить российский военный самолет, на что не отваживались и страны помощнее!) глаза. Затем – язвительно-пацанское: "Ну, че, Путин, чем ответишь? Где твои искандеры? Не смеши нашего Эрдогана!". И далее в том же духе.

На следующий день культ Эрдогана пошел покорять украинские просторы. Благодарной публикой за ним признавалась своенравность – но особенная. Мол, да, диктатор, но умный; сатрап – но просвещенный. Да и поддержка Запада у него, как видно, немалая, иначе Реджеп Тайип навряд ли рискнул бы ссориться с Путиным. Санкции Кремля? Наверняка Анкара уже продумала, как свести их пагубный эффект к минимуму. И мы еще посмотрим, как за поребриком обойдутся без турецких овощей и фруктов…

При этом познания большинства украинцев о Турции ограничивались, в лучшем случае, курортным отдыхом в Кемере или Мармарисе. Рынки, горничные, бармены, ресепшен… В головах обывателей засело надменное: турки живут за счет туристов да фруктов с текстилем и сладостями. О том, что, к примеру, одной из основных статей экспорта Турции являются транспортные средства и запчасти, догадывались немногие. И об уникальной, придуманной еще Кемалем Ататюрком, функции армии – тоже. И о турецких элитах, о тамошней литературе за пределами Орхана Памука…

У двух крутых нравом диктаторов всегда высок шанс затеять между собой ожесточенную драку, – но разве не легче им и понимать друг друга?

Когда же в новостных лентах появились первые сигналы о потеплении отношений двух диктаторов, публика нахмурилась: "Как же так? Неужели наш любимый Эрдоган пошел на поклон к х...йлу? Но почему?!".

А потому, что предупреждали знающие, но всегда пребывающие в подавляющем меньшинстве, люди, что подобное тянется к подобному. У двух крутых нравом диктаторов всегда высок шанс затеять между собой ожесточенную драку, – но разве не легче им и понимать друг друга? Слишком многое роднит Путина и Эрдогана: презрение к оппозиции (не исключающее, однако, увлеченной многоуровневой обороны от всякой политической конкуренции); подозрительность; пренебрежение к демократическим "условностям" западноевропейского жизненного уклада; электорат, любящий крепкое словцо и не любящий много думать; одержимость имперской мечтой, некстати для соседей подкрепляемая мощным полицейским аппаратом и многочисленными армиями.

Крым? Ну, разве что особый исторический бэкграунд этих земель вкупе с крымскотатарским фактором заставлял Эрдогана хмурить брови – но разве вне территориально-исторического контекста не мог он внутренне одобрять аннексию полуострова? Разве не поступил бы, с большой долей вероятности, так и сам турецкий президент?

Та же история и с Путиным. Кремль мог сыпать резкостями насчет "геноцида турок в отношении курдов", но разве втайне не испытывал Владимир Владимирович почтения к Реджепу Тайиповичу за столь жесткий подход к неприятной "курдской проблеме"? Не говорил ли самому себе: "И я, я бы поступил точно так же!"?

Сатрапы скомандуют – и подданные послушно полюбят друг друга

Вот почему в создавшейся ситуации эти двое, похоже, обречены на то, чтобы быть союзниками. Торговать друг с другом, "крепить дружбу двух империй", вместе фыркать в сторону "слишком много позволяющей себе Америке", сообща поддушивать соседей…

А propos, что скажут народы обеих стран, еще недавно в унисон с госпропагандой проклинавшие друг друга? Тут и гадать нечего. Сатрапы скомандуют – и подданные послушно полюбят друг друга. И "русо туристо" полетит в Мармарис, и турецкий торговец продаст им сладостей. И Дмитрий Киселев глазом не моргнув проглотит все скабрезности, говоренные им про "окурок турка-придурка".

Так что нечего удивляться новости про то, что, "обсуждая по телефону тему попытки военного переворота в Турции, Путин заявил, что Россия находится рядом с избранными властями Турции". После чего "два лидера пришли к согласию о проведении встречи один на один в первой неделе августа".

Это благолепие может продлиться достаточно долго, чтобы у целого ряда других стран и народов возникли проблемы. И лишь одно колоссальных размеров обстоятельство разлучит этот союз родственных душ: ислам. Но это уже – совсем другая история.