Во время записи интервью Гонтарева рыдала в трубку. Когда слышу версии, что она "сама подожгла" свой дом, понимаю, что молчать об этом – неэтично

Про слезы Гонтаревой и (не)журналистскую этику.

Сначала я написал об этом в Twitter, где у меня всего 2 тыс. подписчиков. Но моя жена убедила меня – человека достаточно разочарованного и, признаюсь, отчаявшегося – опубликовать эту историю для большей аудитории.

Собственно, история короткая. Как вы знаете, в ночь с 16-го на 17 сентября экс-главе Нацбанка Валерии Гонтаревой неизвестные сожгли загородный дом. Немного ранее сожгли также автомобиль ее невестки. Гонтарева и ее ближайшие соратники сейчас находятся под следствием новосозданного ГБР. Сама она лежит в лондонской больнице после операции на ногах, раздробленных автомобилем, который сбил ее на пешеходном переходе.

Все эти события, которые трудно назвать совпадением обстоятельств, происходят на фоне откровенных угроз со стороны очень влиятельного человека, миллиардера Игоря Коломойского. Чей банк, "ПриватБанк", был национализирован в 2016 году по решению НБУ. И благодаря чему, как единодушно утверждают украинские и мировые экономисты, была спасена финансовая стабильность страны.

Это только факты последних недель, о которых мы, журналисты, сообщаем вам, потому что это важно, и это – правда.

Собственно, в тот день у меня было журналистское задание – записать по телефону комментарий Гонтаревой о пожаре в ее киевском доме. Надо сказать, мне впервые удалось пообщаться с Валерией Гонтаревой – до сих пор такой возможности не было.

Я набрал номер, она ответила. Я спросил, как она себя чувствует – просто, чтобы быть джентльменом (как я уже упоминал, Гонтарева в больнице). Она ответила, что не спала этой ночью. Я стал что-то расспрашивать о поджоге, о доме... Она принялась рассказывать о семейных альбомах, которые сгорели. И вдруг начала рыдать. Просто плакала, не могла говорить. Я тоже не знал, что сказать. Я чувствовал себя немного неловко, и на душе было гадко.

Но у меня было еще несколько вопросов, касающихся дела, Коломойского, "ПриватБанка". Поэтому, выдержав паузу, я вновь вернулся к интервью, но еще дважды Гонтарева срывалась на слезы. В частности, когда вспомнила, что сын за два дня до поджога спал в той же комнате, откуда начался пожар. Так или иначе, мы записали разговор. Наконец, я сказал какие-то ободряющие банальности, мол, держитесь и т.д. Затем, на монтаже, режиссеры по моей просьбе вырезали места, где было слышно, как моя собеседница рыдает в трубку – потому что это не очень этично. Да и не касается, наверное, дела.

Но когда я слышу сегодня отовсюду, даже от якобы вменяемых людей, версии, которые разгоняются тысячами "ботов" и респектабельными медиа, типа "сама подожгла", то понимаю, что неэтично – молчать. Плохая идея – не рассказать о слезах сильной женщины, которая лежит в лондонской больнице с переломанными ногами и боится за жизнь своих близких. Об этом стоит говорить. Даже если я живу в обществе, где победили хамство и идиотизм.

Источник: Andrii Saichuk / Facebook

Опубликовано с личного разрешения автора