Это был мой личный ад на земле. После него моя жизнь изменилась навсегда
Сегодня для меня особенный, тяжелый и страшный день.
Годовщина Иловайска.
Я не хочу пересказывать карты боев или чужие версии. Их слишком много, и они противоречат друг другу. Но есть факт. 11 лет назад на территорию Украины зашла регулярная армия России. Без их прямого вмешательства Иловайского котла просто не было бы.
Моя жизнь разделилась на до и после Иловайска.
В моем телефоне долго лежали сообщения от погибших ребят: "Дана, не бросай мою семью. Позаботься о них". Это не просто слова. Это бремя, которое ты носишь в себе до конца.
Тогда мой телефон разрывался от звонков. Родственники искали своих сыновей, братьев, мужей. Паника, крики, истерика. Дни и недели никаких известий. Даже те, кто вырвался из ада, еще долго оставались пропавшими.
Медик батальона "Донбасс" в запорожском морге идентифицировал своих собратьев. И позвонил мне. Сказал: "Я узнал всех своих. Но здесь гора тел ВСУ. Их родные под моргом. Что делать?"
И как в том известном меме "два дебила – это сила". Мы с товарищем сели в машину и поехали туда.
В душном помещении без окон среди тел и частей тел мы спорили. Отдавать семье тело, в котором нет полной уверенности, или ждать. Я кричала: "Отдавайте. Потому что тогда у матери будет могила. И ради этой могилы она будет жить".
И мы отдавали. На фоне воя и плача женщин под моргом.
Это был мой личный ад на земле. После него моя жизнь изменилась навсегда.
Потом я поехала в 61-й полевой госпиталь к Эду Хорошуну с оборудованием для госпиталя. Там был другой ад. Бесконечный поток раненых. Сортировка. Эвакуация. Вертолеты. Операции по 24 часа без остановки. Нас попросили уехать, потому что они спасали до последних сил.
Когда я вернулась в Киев, тогда накрыло меня. На Жилянской, где тогда у нас был волонтерский офис, рядом с Георгием Тукой и Инной Холодковой я вдруг осознала. Я вижу человека. Вижу, что он говорит. Но не понимаю ни слова. Я не могла есть, пить, спать или даже дышать. Я добровольно сдалась в госпиталь и попросила забрать меня. Меня положили в больницу и ввели в медикаментозный сон.
Еще неделю из подсолнухов выходили друзья. Всеволода Стеблюка мы ждали больше недели, если не ошибаюсь. Многие оставались пропавшими без вести и были идентифицированы только через полгода.
Эти воспоминания я ношу в себе. Каждый год после Дня памяти Иловайска меня накрывало медным тазом.
Теперь, во время полномасштабной войны, позволить себе такую роскошь я не могу.
Но память остается.
Вечная память тем, кого мы потеряли.
И благодарность тем, кто тогда вышел через подсолнухи и остался в живых.
Источник: Dana Yarovaya / Facebook
Опубликовано с личного разрешения автора