Из мемуаров Каретниковой: Актриса Стрелкова становилась алкоголиком, от чего трагически умерла G

Мария Стрелкова (19081962). Советская актриса и педагог, заслуженная артистка Украинской ССР
Фото: ravreba / LiveJournal
"ГОРДОН" продолжает эксклюзивную серию публикаций мемуаров российского искусствоведа и публициста Инги Каретниковой, которые были изданы в 2014 году в книге "Портреты разного размера". Часть из этих рассказов наше издание представит широкому кругу читателей впервые. Как писала автор в своем предисловии, это воспоминания о людях, с которыми ей посчастливилось встретиться, – от именитого итальянского режиссера Федерико Феллини и всемирно известного виолончелиста Мстислава Ростроповича до машинистки Надежды Николаевны и домработницы Веры. Сегодняшний рассказ – об актрисе Марии Стрелковой. 

РАССКАЗ "АКТРИСА МАРИЯ СТРЕЛКОВА" ИЗ КНИГИ ИНГИ КАРЕТНИКОВОЙ "ПОРТРЕТЫ РАЗНОГО РАЗМЕРА"

Мария Павловна Стрелкова была не как все. Не только на сцене – то грибоедовская Софья, то лермонтовская Нина, а и в жизни. Высокая, красивая. Она была похожа на античную статую – пропорции, правильность черт лица, какое-то величие всей фигуры. Курила. От нее всегда так приятно пахло табаком и духами. Говорила она мало, но каждое слово звучало.

Со Стрелковой моя мама была дружна в юности, но потом та уехала из Москвы в Киев, стала там известной актрисой, вышла замуж за еще более известного актера, Михаила Романова, и они с мамой совсем не встречались. Но там, в Уфе, увидев ее, Стрелкова бросилась к ней, как к родной. А потом она нежно привязалась ко мне. У нее не было своих детей. Она и Романов просили маму хоть на время давать меня им – ведь условия их жизни были несравненно лучше. Мама превращала эту просьбу в шутку.

Так вот, на сцене было ”Горе от ума”. Софья – ее всегда играла Стрелкова, была такой красивой; Чацкий – его играл Романов, был лучше всех. В свои десять лет я никак не могла понять, почему Софья выбирает такого глупого Молчалина, а не Чацкого. Стрелкова мне потом объяснила, что Молчалин казался Софье более преданным. Он никогда бы не уехал, оставив ее, как это сделал Чацкий. "Но она ошиблась", – сказала Стрелкова, и затянулась папиросой, "Как мы все ошибаемся",– добавила она. Со мной так по-взрослому никто не разговаривал.

Во многом благодаря Стрелковой началась для меня русская литеатура. Она любила читать вслух и видела, как я замираю. Я и сейчас слышу ее завораживающий голос: "Тетенька Михайловна, – кричала девочка, – платок потеряли!" И ветер, и слезы Катюши Масловой, и быстро несущийся поезд с ним, Нехлюдовым, кто обманул ее, возникают передо мной сейчас, как они возникали тогда.

А как Тургенева, как Чехова Стрелкова для меня открыла!

Однажды, когда я была больна и в кровати, она и Романов разыграли для меня отрывок из лермонтовского "Маскарада".Театр приблизился ко мне, заполнил нашу комнату. И наша убогая комната преобразилась.

Был бал, музыка, маски, и валялся этот уроненный кем-то браслет, ставший уликой неверности Нины. Поверив в клевету, Арбенин, муж Нины, отравляет ее. Она умирает, а он узнает, что она ни в чем не была виновна. От впечатлений я не могла шевельнуться.

А они оба как-то сразу очнулись от своего маскарадного сна.

Романов достал из кармана очки, протер их платком, надел и подошел к окну. “Опять сыплет снег, – сказал он мрачно, – а я не в сапогах”. Стрелкова встала, взяла папиросу. Закурила. “Я так люблю снег, – сказала она, подойдя к окну, – что может быть красивее…” Потом достала из своей сумки фляжку и сделала большой глоток. Она уже тогда становилась алкоголиком, от чего потом трагически умерла -- пьяная упала где-то в Киевском парке, ее тело долго не могли найти.

После Уфы я не видела ее почти десять лет. Но вот Киевский театр привез в Москву свои новые постановки. Я получила от Романова приглашение на "Три сестры". Сбоку была приписка Стрелковой, что она меня помнит, любит и хочет видеть.

Конечно, на сцене она была Машей ("Надо жить! Надо начать нашу жизнь снова!") – самой красивой и самой несчастной из сестер. Как жаль, что уже не было грибоедовской Софьи, думала я.

Я встретилась со Стрелковой на следующий день в гостинице "Метрополь" в ее шикарном номере. Был день, и зимний свет из огромных завешанных искусной кисеей окон заливал все вокруг. Она сидела в кресле в пижаме, жмурясь от солнца, так изменившаяся, совсем не та.

"Моя жизнь переполнена грустью", – сказала она с пьяной улыбкой и долго потом молчала. Разговора не получилось. Она только повторяла, что водка и яблоки на столе, и что я должна обязательно выпить. И налить ей еще. Вскоре она так и уснула на полуслове, сидя в кресле.

"ГОРДОН" публикует мемуары из цикла "Портреты  разного  размера" по субботам и воскресеньям. Следующий рассказ – о живописце роберте Фальке – читайте на нашем сайте завтра, 15 ноября.

Предыдущие рассказы читайте по ссылке.