Шустер: Конечно, я лучше Ларри Кинга!
Надолго ли Путин в России, кто был лучшим президентом Украины за 27 лет независимости, что нужно, чтобы вернуть в эфир программу Савика Шустера, есть ли в Украине гражданское общество и общественное телевидение, почему уходить с телеэкрана больно и что помогает преодолеть эти болезненные ощущения? Об этом, а также о своей работе над книгой и фильмом об истоках европейской цивилизации в авторской программе Дмитрия Гордона на канале "112 Украина" рассказал известный журналист и телеведущий Савик Шустер. Издание "ГОРДОН" эксклюзивно публикует текстовую версию интервью.
Мы с вами сейчас в прямом эфире – никто этого не видит, но у меня руки дрожат. Я от этого уже немножко отвык…
– Cавик, добрый вечер!
– Здравствуйте!
– Вот я обычно, когда представляю гостей, говорю, кто они, какие посты занимали или занимают. А вас представлять не надо: Савик Шустер – это бренд. Пользуясь случаем, хочу сказать, что безмерно рад снова вас видеть в Киеве, после долгого отсутствия…
– Спасибо!..
– …и хочу публично повторить то, что всегда говорю, когда у меня спрашивают, что я о вас думаю. Вы – выдающийся журналист, один из ориентиров в профессии для любого человека, в том числе для меня, и свободу слова в Украину, по большому счету, принесли именно вы, за что вам простое человеческое спасибо. Без вашей программы и вас я развития демократии в Украине не представляю.
– Дима, вы заставляете меня краснеть…
– Нет, это правда. Идем дальше. Я сегодня вижу немножко другого Савика Шустера. С чем связана такая перемена в имидже?
– Я хотел себя увидеть другим, посмотреть, как я выгляжу иначе. Ну и вдруг осознал, что у меня волосы растут…
– …оказывается…
– …да. Ну, вот так.
– То есть если я поеду в Италию и буду там работать над книгой, не исключено, что у меня тоже вырастут волосы?
– Я не знаю, что с вами будет в Италии, потому что книгу писал не там – в южной Индии и на Ближнем Востоке. Я уехал из Европы. То есть начал, несомненно, в Украине, продолжил в Италии, а потом решил, говоря на моем языке (я очень много занимался сателлитами, пространством), повернуть сознание на градуса два или полтора. Меняется немедленно все – видение меняется…
– …повернули?
– Да. Просто решил уехать в Индию, а затем на Ближний Восток.
– Сколько времени вы уже не в украинском телевизионном пространстве?
– Ну, с конца 16-го года. Весь 17-й плюс пять месяцев 18-го.
– Кто виноват в том, что вас нет на украинских экранах?
– Давайте не будем обсуждать, кто виноват, давайте будем говорить о том, что делать. (Смеется).
– Давайте!
– Ну надо менять, я думаю, правила игры – правила телевизионного рынка. Мне кажется, нужно совсем иначе относиться к нашей профессии, и тогда будет возможно делать то, что и вы, и я, и все называют свободой слова.
– То, что вы не в украинском телепространстве, – плюс для вас или минус?
– Естественно, минус…
– …ну для страны-то точно, я спрашиваю, для вас…
– …и для меня тоже, потому что теряешь некий контакт, несомненно. Теряешь навыки. Вот, скажем, мы с вами сейчас в прямом эфире – никто этого не видит, но у меня руки дрожат. Понимаете, я от этого уже немножко отвык. Почему прямой эфир – это свобода? Потому что не скроешь ничего. Не разукрасишь, не спрячешь. И этого свободного общения с людьми, понимания страны, ее души, ощущения ее дыхания мне очень не хватает.
В Индии снимаю фильм об истоках нашей культуры: как все начиналось 5 тысяч лет назад
– Я хочу показать в эфире вашу книгу, вышедшую буквально на днях, вот так она выглядит, ее приятно держать в руках, и я, не скрою, благодарен вам за то, что вы мне ее прислали…
– …на обложку смотрю – и себя не узнаю. (Улыбается). Хорошо…
– …вы прислали мне вариант еще до публикации…
– …мне важно было знать, что вы думаете…
– …мне очень понравилась эта книга, и я искренне всем советую ее прочесть: в ней вещи, без которых, в общем-то, понимание Украины будет неполным. Я много нового там для себя увидел. Вы презентовали книгу в Киеве. Когда-то вы сказали мне, что мемуары, если они у вас будут, хотели бы назвать "Мама всегда права". Почему передумали и назвали книгу иначе?
– Потому что это не мемуары. Позвольте, я не буду страдать от ложной скромности и буду говорить так, как я считаю…
– …конечно…
– …по моему мнению, это очень-очень серьезное научное исследование, написанное, с моей точки зрения, на доступном языке. Это самым сложным было – написать на языке, понятном для всех. Конечно, к концу книга становится сложнее, но это первая в истории карта эмоций одной страны. Объяснить, что это такое, привлечь внимание читателя и заставить его попытаться понять – очень трудно. Поэтому я старался писать очень доступно и исходя из личного опыта. Я им делился. Я делюсь своими мыслями и выводами. Люди могут быть не согласны, и хорошо! Чем больше таких несогласных я услышу, тем лучше. Тогда в следующих изданиях я это исправлю. Но эта книга, она искренняя. Вы знаете, как только я ее увидел, почувствовал себя абсолютно голым, понимаете?
– Вы сбросили с себя все, да?
– Совершенно.
– Когда у вас была космическая студия на "Интере", ничего лучше в своей жизни я не видел, и москвичи, и другие иностранцы, которые приезжали к вам, удивлялись: "Это Киев? Это же не Европа, это космос!" Однажды я привез к вам на передачу Людмилу Марковну Гурченко, которая не хотела никуда ездить, тем более на политические ток-шоу…
– …я это помню…
– …и я не случайно это вспомнил. Она написала две книги – "Люся, стоп!" и "Аплодисменты, аплодисменты…"…
– …"Люся, стоп!" я читал…
– …прекрасная книга! Я спрашивал: "Людмила Марковна, честно скажите: сами писали?" Она говорила: "Ручечкой, ручечкой…" Вот и у вас хочу спросить: ручечкой тоже или кто-то помогал?
– Ручечкой, конечно. Но помогали, разумеется. И когда я исследование проводил, делал некие расчеты, и потом, когда пытался стиль упростить, потому что местами он был очень научным. Однако это настолько оригинальная идея, что написать книгу за меня никто не смог бы…
– …разумеется…
– …это нереально просто.
– Полтора года вас не было в Киеве, даже больше, наверное, да? Вы были в Италии, южной Индии, на Ближнем Востоке, хорошо, что не на Дальнем…
– (Смеется)
– …скажите, чем все это время вы занимались?
– Во-первых, работой над книгой: поверьте, это адский труд. Даже если взять обобщение всей статистики, которая у меня была, – это же как-никак 5 тысяч человек, которые прошли через мой опыт исследования, и все эти данные надо было очень тщательно классифицировать, проанализировать, осмыслить и объяснить. А во-вторых, я еще кино занимался.
– Вот как?
– Да, создал очень хорошую группу в южной Индии, набрал талантливых ребят…
– …как интересно!..
– …и начал работать над документальным фильмом.
– О чем?
– Об истоках нашей культуры: как все начиналось 5 тысяч лет назад. Индия, по большому счету, – очень серьезная часть того, чем мы есть сегодня. Я думаю, что Индия, она как Греция: современная не помнит того, что было. Как нынешние греки не помнят того, что они были великими…
– …это уже другие греки…
– …и вот вместе с индийцами я ищу эти истоки, и им это интересно, и мне. Мы находим общий язык. Я начал изучать санскрит. Для этого мне надо было построить очень сложные декорации. Начался сезон дождей, половину декораций снесло, мне пришлось это все закрыть, продолжу съемки в сентябре.
Я не думал, что будет так больно уходить с публичной сцены
– Вот вы заговорили о кино – на мой взгляд, вы человек с самым выразительным в Украине молчанием. Когда камера показывала вас крупным планом, вам не обязательно было что-то говорить. Лицо ваше было настолько выразительным, так красноречиво говорило за вас, что это была выигрышная роль. Вы никогда не думали сниматься в кино? Сыграть какую-то большую роль, может быть, даже самого себя?
– Дмитрий, во-первых, никто такой сценарий пока не пишет. Вы знаете, это не от меня, это от режиссера зависит.
– Но если бы хороший режиссер предложил вам роль в кино, вы бы пошли на это?
– Ну, смотря какую роль. Если бы (вот вы меня сейчас навели на творческую мысль) предложили сыграть следователя – где-нибудь во Львове 20–30-х годов, такая middle-европейская история… Вот такую роль я сыграл бы с удовольствием.
– Вы все-таки здесь суперстар…
– …ну, не знаю, не супер…
– …вас даже самым красивым мужчиной признали официально, правильно?
– Мало ли, кто кого как называет…
– Хорошо. Моя точка зрения: здесь – суперстар. В Италии, Индии, на Ближнем Востоке – обычный гражданин, которого не так уж и знают в лицо. Модно одетый, продвинутый, но, тем не менее, вслед не оглядываются, автографы не берут и каких-то слов, благодарных или не очень, не говорят. Вам скучно там не было, не тяготило это вас?
– Уже нет. Звездная болезнь, когда тебя узнают и тебе это приятно, хоть ты и скрываешь, но это греет душу, сердце и все остальные органы, исчезла достаточно быстро, я должен сказать. Это было больно…
– …больно?
– Да. И я не думал, что будет так больно уходить с публичной сцены. Я ведь не родился, все же, на телевидении, я родился в печатной журналистике и прошел через все этапы: пресса, радио, потом уже телевидение… Поэтому считал, что как у человека, не рожденного на экране, у меня не будет ломки. А оказалось, была, и ощутимая. Больно было не столько оттого, что люди не узнают, сколько оттого, что ты не чувствуешь себя настолько значимым, насколько ты был.
– Чем вы заглушали эту ломку?
– Написанием книги. Она все же научная, и сейчас я в процессе написания научной статьи на английском языке, которую хотел бы опубликовать в хорошем западном, по возможности типа оксфордского, журнале по социологии или психологии. Потому что эта работа того заслуживает.
Главная проблема Украины: люди в абсолютном большинстве областей чувствуют себя униженными
– Вы ведь стали родоначальником нового жанра...
– ...да. Я надеюсь, что это правда так.
– Можно диссертацию защищать...
– ...я бы хотел. Наверное, я буду это делать. Понимаете, это совсем другое! Надо уходить во что-то, что совершенно отличается от того, что вы делали раньше.
– Хорошо. Вот вы летели в Киев, самолет начал снижаться, сказали, что через 20 минут – посадка. Что вы почувствовали?
– Дмитрий, я летел домой (улыбается)...
– ...что-то в душе происходило?
– Происходило, но с самого начала, когда я вошел в самолет и на меня с улыбкой посмотрела стюардесса. Я понял, что не так уж я неузнаваем...
– ...и стюардесса хорошенькая...
– ...ну да, и мне полегчало. (Улыбается).
– В Италии и других странах, где вы были эти полтора года, за украинскими событиями вы следили?
– Естественно. Но за крупными. Не за мелкими дрязгами.
– То есть вы Украину не упускали из поля зрения?
– Не упускал. Есть какие-то важные события, которые происходят и попадают на первые полосы газет, не только украинских, но и западных, ближневосточных и так далее.
– Вот исходя из того, что у нас происходит, задам прямой вопрос, чтобы получить, по возможности, откровенный ответ. Украине конец или еще нет?
– Ну, это откровенно, конечно...
– ...если откровенно, то у нас происходит шизофрения – это мое мнение. Вынос мозга. То есть с нашей страной такого быть не должно и не может, а оно происходит. Это что, уже близок конец, или что-то спасет все-таки, убережет Украину?
– Я думаю, что вы правы. Не знаю, шизофрения это или что-то другое... Я не очень верю в эти болезни души. С моей точки зрения, у Украины немного времени осталось – это несомненно. Что грозит... Когда я смотрю на ту карту эмоций, которую составил, я понимаю, что, конечно, Украина очень сильно расколотая страна. И Украине грозит самое-самое неприятное. А есть ли выход? Разумеется. Нужно просто желание. Понять, что положение такое и что надо очень быстро принимать решения.
Главная проблема Украины: люди в абсолютном большинстве областей чувствуют себя униженными – из-за условий, в которых они живут, несправедливости, которую наблюдают каждый день, и это надо исправить немедленно. Поэтому я говорю "социальная революция". Я бы сказал "эволюция", но для эволюции нет времени. Вот нету!
Когда вы спрашиваете у человека: "Где ты работаешь?", это вопрос бессмысленный
– Вы высказали интересную мысль, что каждому гражданину Украины государство должно ежемесячно выплачивать 3400 гривен...
– Дима, если бы это была моя идея, я бы вас немедленно попросил номинировать меня на Нобелевскую премию, но это не моя идея...
– ...а чья?
– Это идея швейцарских молодых людей. И, в принципе, это идея всей Европы, Австралии и так далее, даже Индии и Бразилии, не буду сейчас перечислять все страны. Потому что все понимают: наступает абсолютно новая эпоха жизни. Когда вы спрашиваете у человека: "Где ты работаешь?", это вопрос бессмысленный. Могу работать, могу не работать, потому что технологии заменяют рабочие места...
– ...интернет...
– ...да все вместе. Послушайте, еще 10 лет назад мы не думали, что мобильный телефон в наших руках станет инструментом глобальной политики, мировой!
– Конечно.
– И через те же 10 лет окажется, что рабочая неделя у нас будет длиться два дня, работать будет 15 процентов населения, и это нормально, так развивается жизнь, все это понимают, а в Украине этого не понимают. Люди начинают говорить о безусловном базовом доходе как о необходимой мере, чтобы сохранить какую-то...
– ...чтобы не было революции, в конце концов...
– ...ну правильно: чтобы сохранить эмоциональную стабильность. Революции откуда начинаются? Возьмем 17-й год – это же наша общая история...
– ...да...
– ...солдаты сидят в окопах, гниют, для евреев существует черта оседлости...
– ...и у царей тоже все плохо...
– ...вот! Смотрим на Германию 20-х и 30-х годов: униженный народ, униженная элита – и пожалуйста, происходит то, что происходит. Находят себе врага. Главное ведь врага найти, правильно?
– Как писал классик, униженный и оскорбленный...
– Угу. Поэтому я предлагаю пойти по такому пути. Почему я сказал про 3400 гривен? Это две минимальные зарплаты. Швейцарцы подсчитали, что у них 2500 долларов получается – на взрослого. И 625 – на ребенка. Что это значит? Человек с рождения до момента смерти получает деньги. До 18 лет ему выплачивают 625 долларов, а дальше – 2500. Все, от олигарха (правда, у них олигархов нет, но у нас есть) до самого бедного человека, получают эту сумму...
– ...так это коммунизм!..
– ...нет, это просто нормальное видение будущего! А что такого плохого в коммунизме, между прочим? Мы, когда слышим "коммунизм", думаем: "Боже мой, придет Ленин...". Не придет Ленин...
– ...я вам скажу, что плохого в коммунизме.
– Что?
– Коммунисты.
– (Улыбается). Ну, ладно. Это не коммунизм, это просто достойная жизнь каждому. А дальше вы решаете: "А алкоголики? Они же тоже будут получать деньги... "
– Ну и что? Пусть пропивают.
– И у них ведь есть дети.
– Вопрос: Украина в состоянии выдать каждому украинцу 3400 гривен в месяц?
– Дим, вы, когда мне этот вопрос задаете, унижаете себя и меня. Самая большая страна в Европе, потенциально и реально богатая, говорит: "А где мне взять деньги?" Это же смешно! Албания, маленькая страна, себе такого не позволяет, Босния и Герцеговина...
– ...Израиль вон в лидерах вообще...
– ...да никто не позволяет себе сказать: "У меня денег нет"!
– Может, перестать красть надо?
– Ну, это один из выходов.
Такой, как Путин, или Путин – я думаю, надолго. Если понадобится, то он останется. А если не останется, придет другой, который лучше не будет
– Скажите, пожалуйста, Путин в России навсегда?
– Такой, как Путин, или Путин – я думаю, надолго. Я считаю, не имеет никакого значения, 24-й год или не 24-й. Если понадобится, то он останется. А если не останется, придет другой, который лучше не будет. Что мы имеем в виду под словом "лучше"? Не будет либеральным демократом.
– Значит, над Россией эта карма нависла, и она будет висеть? Вернее, даже над нами нависла, я неправильно сказал...
– Вы знаете, Россия, в общем-то, очень талантливая страна...
– ...разумеется...
– ...и там большое количество неординарных людей...
– ...согласен.
– Была Болотная – хорошо. Сейчас прошла еще одна акция протеста. Я вот опасаюсь того, что российская власть затолкнет в такой тупик эту протестующую часть народа, что начнутся крайние меры...
– ...они уезжают просто, люди эти...
– ...они могут уезжать, а потом могут начать взрывать, вы понимаете? Когда мы спрашиваем, где родилось политическое насилие, мы ведь понимаем, что не в Германии или Италии. В России это традиция, часть культуры...
– ...конечно...
– ...и сейчас российская власть толкает людей в этом направлении. Им это, наверное, надо – чтобы сохранить себя. Ведь на насилие отвечают насилием.
– А война у нас когда-нибудь закончится, как вы думаете?
– Думаю, да. Вы хотите меня спросить, почему и как? Разумеется, война – это большая угроза, люди погибают каждый день, мы понимаем, что такое война. Но наша главная задача – создать в стране такую жизнь и такие условия, чтобы были стимулы эту войну прекратить. Сегодня нет таких стимулов...
– ...она выгодна...
– …понимаете?
– Скажите, пожалуйста, за время вашего нахождения за пределами Украины кто-нибудь из украинских олигархов с какими-то предложениями вам звонил?
– Не олигархов. У меня было одно предложение – работать на проекте...
– ...можем озвучить, от кого?
– Нет. Не надо, зачем? Я просто отказался: я не хочу работать с олигархами. И не хочу работать на телевидении...
– ...вам просто олигархи надоели...
– ...я думал, что я им надоел (улыбается), но, оказывается, еще не до конца.
– Хотя, если посмотреть на всех олигархов, с которыми вы сотрудничали, мне кажется, комфортнее всего вам было с Ринатом Ахметовым: он не вмешивался, по-моему, в вашу работу.
– Ну у него много друзей. И партнеров. И коллег...
Народ доказал, что в состоянии защитить целостность страны. А решения принимать он не имеет права
– Понятно. Скоро выборы в Украине – президентские, затем парламентские. Их дыхание уже чувствуется. Вот накануне выборов кто-нибудь из топовых украинских политиков делал вам какие-либо предложения?
– Нет. Я вам искренне говорю: это меня не интересует, я вообще на эту тему разговаривать не хочу. Понимаете, мы пытались делать канал – неолигархический, независимый, который способствовал бы развитию среднего класса, помогал креативным людям, показывал позитивные стороны, ведь это очень важно – показывать положительных людей, людей с инициативой, то есть активную часть общества. И именно та часть общества, которую мы считали активной, нас не поддержала. Побоялись. Им власть угрожала – я имею в виду всех тех предпринимателей...
– ...которые могли бы финансировать...
– ...стать реальными акционерами и превратить это в общественное телевидение. Но этого не произошло, поэтому я сегодня не рассматриваю предложения, о которых думаю, что рано или поздно это все превратится в очередную ловушку.
– Еще один очень откровенный вопрос: ваша программа будет выходить в украинском телеэфире? От кого это зависит вообще?
– Вы очень сложный вопрос задаете. Сказать, что от общества, – не сказать ничего. Что от общей ситуации – то же самое. Для того, чтобы Украина сохранила себя и чтобы здесь появились какие-то ростки гражданского общества (чтобы вообще начало формироваться общество, потому что общества нет) и гражданской элиты, надо менять абсолютно все, понимаете?
– Конечно, понимаю...
– Вот эту политико-олигархическую элиту, которая правит уже 25 лет...
– ...на свалку истории!
– Ну, хорошо, давайте не будем называть это свалкой, чтобы не было обидно. В дом отдыха.
– Вы боитесь их обидеть?
– Нет. Я уважаю людей...
– Да? А я почему-то нет. Скажите, пожалуйста, кто должен стать президентом Украины, чтобы ваша программа выходила в эфир?
– А вы уверены, что Украине нужен президент?
– Я абсолютно уверен, что он ей не нужен.
– Потому что это же не президент, понимаете? Мы живем в абсолютно абсурдной оруэлловской стране...
– ...да, конечно...
– ...мы говорим: "У нас парламентско-президентская республика". Извините, а что это такое?
– Дублирование функций.
– У нас президент гарант чего? Я не о нынешнем говорю, а о президенте вообще. Народ, в конце концов, два раза доказал, что он может защитить свое достоинство, второй раз даже кровь пролил...
– ...только власть выбрать не может, как оказалось...
– ...ну, это да. Народ доказал, что в состоянии защитить целостность страны. А решения принимать он не имеет права. "Вы, ребята, идите на Майдан, вы, ребята, ступайте на фронт, а решения принимать будем мы. Мы за вас все решим". И народ почему-то с этим соглашается! Это неправильно.
Это не вопрос, парламентская или президентская республика. В той же Швейцарии этот вопрос не задается: "Извините, вы какая республика? Парламентская или президентская?" Вот езжайте в любой город и на улице спросите, можете даже на четырех языках этот вопрос задать – на вас все равно будут смотреть как-то странно, как на человека, страдающего какой-то болезнью, как вы сказали, типа шизофрении. Главное ведь не это, а то, что народ принимает решения. Есть референдум, в конце концов. Почему Украина не может стать примером? Вы спрашиваете, когда закончится война. Когда Украина станет примером для России.
– Согласен.
– Вот тогда все и закончится.
Политиком быть не хочу. Я столько других увлекательных вещей в мире знаю, которыми мог бы заняться вместо этого!
– У меня есть традиционный вопрос, который я всем своим гостям задаю: кто был лучшим президентом Украины за все почти 27 лет независимости?
– Смотрите, при Кравчуке и Кучме я здесь не жил, поэтому не могу судить. Но из трех, при которых я жил, это, несомненно, Виктор Андреевич Ющенко. При всех своих минусах, о которых мы знаем. Я ведь приехал в Украину не из Голландии или Швейцарии, а из России, я знал, что такое президент, Кремль, "Газпром"... И тут вновь услышал: "Газ – это президентский бизнес". Я подумал: что, опять? Снова туда же? Вот это надо прекратить. Но, повторюсь, для человека моей профессии – Виктор Ющенко, это точно.
– Кто будет следующим президентом Украины? Давайте рискнем. Будьте оракулом сегодня.
– (Задумался). Кто будет президентом Украины... Не знаю. Искренне вам говорю.
– Вы в украинскую политику пойдете?
– Нет. Я предлагаю безусловный базовый доход, считаю, что это должна быть инициатива снизу, настоящее социальное движение. Я бы такое делал. Когда мы все договоримся о том, что политик служит народу...
– ...о правилах игры...
– ...ну, правильно! Когда я поступал на медфак, что я себе говорил? Я хочу лечить людей, потому что страдаю, когда вижу, что человек ощущает боль. Мне это неприятно, и потому я хочу помочь ему избавиться от боли, хочу быть врачом. А что должен говорить себе политик? Я хочу быть политиком, потому что хочу, чтобы люди жили лучше. Просто!
– Ну, у нас хотят быть политиками по другой причине...
– Правильно. Так вот я по этой причине политиком быть не хочу. Меня это не интересует. Я столько других увлекательных вещей в мире знаю, которыми мог бы заняться вместо этого!
– Хорошо. Еще один личный вопрос. Вы себе не кажетесь наивным и слишком романтичным?
– Конечно. (Улыбается). Слушайте, только романтики творят историю!
Так, как унизил нас, меня и нашу команду, Коломойский, нас не унижал никто
– Столько лет, общаясь с политиками первого эшелона, вы поняли наконец, что практически все они – негодяи?
– Ну они же не родились такими...
– Это уже второй вопрос.
– Ну скажите мне, Михаил Сергеевич Горбачев – он негодяй?
– Нет.
– Он романтик. Поначалу.
– 100 процентов.
– А сейчас он превратился для меня в непонятного человека.
– Это возраст, Савик. Болезни и возраст. За то, что он дал свободу этой закрепощенной стране, скажем ему дружно спасибо. Он дал шанс. А кто воспользовался им, кто нет, зависело уже не от него.
– Согласен. Но когда он сейчас говорит, что Путин сделал правильно, оккупировав Крым...
– ...пожилой человек, нездоровый...
– …возможно. Но вот Обама – политик? Политик. И романтик. Я его уважаю? Разумеется, да. Ганди – еще один пример. Я в Индии провел восемь месяцев и очень много слышал о нем, как хорошего, так и плохого. Ну, хорошее – то, что он создал современную Индию, освободился от колонизаторов, причем не путем насилия. С другой стороны, очень многие считают, что конфликт между мусульманами именно он породил. Но не в том дело. Это человек, который своей душой и своим телом преобразил не только страну, он изменил и наше понимание, наши ощущения. Поэтому я верю в такого рода романтиков, и я такой же. Я уверен, что все можно сделать: личным примером, желанием, энергией...
– Ну, неслучайно же Путин когда-то сказал, что после смерти Ганди теперь уже и поговорить не с кем...
– (Улыбается). Путин, конечно, фантастический человек, потому что он портит все. Все, что есть, светлое, гражданское, чистое, он может испортить. Вот он это умеет делать – это фантастика! Ну, как? Правда, у него последователи в Украине хорошие...
– ...конечно...
– ...слово "реформы" – это ругательство, "демократия" – ругательство, "либеральная демократия" – еще хуже, чем мат...
– Кем-то из политиков вы очаровывались в Украине?
– Нет.
– Никем?
– Никем.
– Кто из нынешних украинских политиков нравится вам больше всех?
– Сегодняшних? Ой, не могу я вам сказать, что кто-то нравится. А кого мы видели в действии? Вот я вам встречный вопрос задам.
– Из тех, кого мы видели, не нравится...
– ...(вместе) никто!
– Кто из олигархов произвел на вас самое яркое впечатление?
– "Яркое" – это какое?
– Вот пообщаешься с человеком – и понимаешь: ну, яркий.
– В плохом смысле?
– В любом. Просто яркий.
– Ну, так, как унизил нас, в смысле, меня и нашу команду, Коломойский, нас не унижал никто.
– То есть он – самый яркий?
– Выключить из эфира за 20 секунд до начала – это, конечно, надо придумать. Это впечатляет. Но назвать человека ярким... Мы же, когда говорим о людях, хотим говорить об определенном уровне. Смотрите – Джон Кеннеди. Он произносит слова: "Не просите у страны, а сделайте что-нибудь для страны". Вот скажите, есть сегодня в Украине политик, который так может сказать народу? Нету.
– Увы...
– А раз нету, то кого мне уважать? (Разводит руками).
Футбол – моя страсть, это никогда не уйдет
– Скажите, пожалуйста, в чем секрет вашей харизмы и вашего успеха? Это врожденное или вы над собой долго работали? Или жизнь трудилась?
– Я реально работал, я прошел через очень многое, всегда боролся за выживание в моей профессии, на многих языках. Но дело не в этом, дело совсем в другом. На радио и телевидении я понял одну очень важную вещь: самое главное – идея формата. Людям должно быть понятно, что вы делаете и какое чувство, идею, эмоцию вы доносите. Самое важное – мой формат. Мой формат – это ключ к моему успеху. А если бы я вернулся на телевидение и не делал, скажем, тот формат, который делал раньше, то я бы посвятил большее количество времени поиску другого, правильного.
– Ваша мама всегда мечтала, чтобы вы были таким же, как Ларри Кинг. Вы уже такой же, как Ларри Кинг, или лучше?
– Конечно, я лучше. (Улыбается).
– Зачетный ответ! В футбол вы еще играете?
– Я вот тут два дня назад был на "Олимпийском", начальнику нашей службы безопасности пенальти забил, с тех пор еще немножко прихрамываю... Люблю, конечно, футбол, но играю не очень часто.
– Я наблюдал, как вы играете на стадионе "Динамо".
– Ну, футбол – это моя страсть, это никогда не уйдет.
– В финале Лиги чемпионов болели за "Реал"?
– Нет, нет. Я смотрел финал с арабскими ребятами, и вы понимаете, что Салах сегодня...
– ...выше, чем президент Египта...
– ...не только Египта! Вы включили матч "Ливерпуля" – и не надо даже смотреть на экран, когда взрывается город, это значит, Салах забил гол. Это человек-символ. Поэтому, естественно, я болел за "Ливерпуль", и когда он получил эту травму, я счел это сумасшедшей несправедливостью. Потому что Серхио Рамос применил абсолютно недозволенный прием...
– ...вы считаете, он специально это сделал?
– Я считаю, что да и что он должен был быть наказан. И, конечно, это абсолютно сломало игру "Ливерпуля". Причем Салах играл во "Фиорентине" и ушел оттуда, за что вся Флоренция его не очень любит. (Улыбается).
– Вы говорите, что смотрели финал с арабами. В арабской стране наверняка. Скажите, как арабы к вам, еврею, относятся, у вас нет недопонимания?
– Ну, вы понимаете, если нам не снимать трусы, то все мы одинаковые...
– ...к тому же вы похожи на араба...
– ...очень! (Улыбается).
– К тому же арабы похожи на евреев.
– Они же семиты.
Я не уверен, что в данный момент готов к отношениям
– Я имел возможность наблюдать нескольких ваших спутниц. Сейчас вы одиноки или ваше сердце занято?
– Нет, мое сердце свободно... Что значит "занято"?
– Ну, у вас есть девушка?
– Одна? Нет. (Улыбается).
– Звучит призывно...
– Давайте не будем, это не рекламная кампания... Я не уверен, что в данный момент готов к отношениям, потому что мне сейчас очень нравится моя жизнь: фильм в Индии, книга в Украине, может быть, напишу научную статью в Англии, а потом, может, в Америке... Я изучаю санскрит, а затем собираюсь поработать над собой в английском языке... Я себя чувствую очень свободным.
– Меня часто спрашивают, когда Савик Шустер вернется в Украину. Я предлагаю вам ответить на этот вопрос лично.
– Во-первых, я хочу приехать в сентябре и уже поездить по стране, пообсуждать мою книгу. Дать людям возможность ее прочитать и сделать такой тур. Понять, приемлемая идея или нет, что нужно изменить, услышать, что говорят люди. Это во-первых. Так что в Украине я все равно буду. А проект... Когда будут условия для хорошего гражданского общественного проекта. Я не хочу бодаться с властью и с олигархами: надоело тратить жизнь на глупости...
– ...я вас понимаю...
– ...гораздо интереснее заниматься чем-нибудь другим.
– Вы знаете, я очень благодарен вам за интервью. У вас руки не дрожат уже?
– По-моему, нет. Вегетативная система успокоилась. (Улыбается).
– У меня последний вопрос. Однажды у меня на дне рождения вы а капелла потрясающе спели песню итальянских партизан Bella ciao. Поскольку мы финишируем, поскольку руки у вас уже не дрожат, мне кажется, давайте красиво закончим — спойте пару куплетов из песни итальянских партизан, ведь в моем понимании вы сейчас — итальянский партизан...
– ...(смеется) Дима, когда эта идея к вам пришла в голову? Сейчас?
– Только что.
– Все люди, которые меня знают, скажут: "Как ты надоел со своими партизанами!", потому что чуть что – сразу эта песня. (Поет):
Una mattina mi son svegliato,
O bella, ciao! Bella, ciao! Bella, ciao, ciao, ciao!
Una mattina mi son svegliato
Ed ho trovato l’invasor.
O partigiano, portami via,
O bella, ciao! Bella, ciao! Bella, ciao, ciao, ciao!
O partigiano, portami via…
Все!
– "И на рассвете вернусь с отрядом", да? Возвращайтесь, Савик! Спасибо!
– И вам спасибо!
Записала Анна ШЕСТАК