Военный эксперт Рустамзаде: Китаю не нужна сильная Россия. Он сидит и ждет, когда США скажут: "Ладно, забирай Дальний Восток, мы не вмешиваемся"
Вы можете сейчас наступать, но сейчас ваш враг сильнее, можете в августе – тогда враг будет слабее. Этот промежуток в два-три месяца спасет много жизней
– Добрый вечер, дорогие друзья. У нас в гостях Агиль Рустамзаде. Агиль, здравствуйте. Рада вас видеть.
– Здравствуйте, Алеся. Взаимно. Приветствую вас и ваших зрителей.
– Агиль, ну что? Я хочу начать с вопроса о том, что сейчас происходит на фронте. С той аналитики, которую вы всегда так точно и беспристрастно даете. Это всегда интересно и очень информативно.
– Я отвечу в более широком смысле. Потому что я вижу, что те эмоциональные качели, которые раскачивали наступлением [привели к тому, что] у украинцев... носы висят, что и было предсказуемо. Я сначала обозначу это, а потом перейду к фронту.
Уважаемые украинцы, то, что ваша армия сейчас не наступает, – это ровным счетом ничего не означает. Почему? Дроны-камикадзе, роль которых я обозначал с самого первого дня войны, начинают играть свою роль. Также с первого дня войны я обозначал, что украинским силам обороны нужно переходить к асимметричной борьбе. И я очень рад, что в Украине отложили наступление. Почему? Вы можете наступать сейчас. Но ваш враг будет сильнее на данный момент. Вы можете наступать в августе. Тогда ваш враг будет слабее. И я думаю, промежуток два-три месяца, который для вас ничего не будет значить, спасет очень много жизней вашим солдатам и вашим офицерам.
Это не означает, что украинская армия завтра не перейдет в наступление. Я говорю о той ситуации, которую я вижу, и что в данном случае, будучи на месте вашего военно-политического руководства, сделал бы я на основе той информации, которая у меня есть.
Что касается фронта – обе стороны готовятся. Российская армия готовится к оборонительно-наступательной операции. Под Бахмутом увязла, в Авдеевке увязла, в Марьинке увязла. А на других частях фронта особо крупных боестолкновений не было, большой активности не было.
То же самое можно сказать и об Украине: Украина тоже копит ресурс. Можем сказать, что обе стороны взяли оперативную паузу. Но Бахмут, Авдеевка, Марьинка – это политические процессы, на которые военным приходится идти вопреки их желанию. Вот как-то так, ситуацию я вижу такой.
"Вагнер" с других участков фронта собирается под Бахмутом. В заявлениях Пригожина, скорее всего, мы видели информационное сопровождение боевых действий
– Агиль, ну вот в свете последних, свежих заявлений главы террористической организации "Вагнер" Пригожина. Когда он записал одно видео, где на фоне трупов вагнеровцев он с матами обращается к министру обороны РФ Сергею Шойгу, начальнику Генштаба РФ Валерию Герасимову и кричит о том, что нет достаточного количества боеприпасов, потом он выпускает следующее видео, где уже, по сути, обращается к президенту РФ Владимиру Путину и говорит о том, что если боеприпасов и всего остального им не подвезут, то, мол, с 10 мая "Вагнер" покидает позиции в Бахмуте... Уже многие комментируют это таким образом, что, по сути, Пригожин ищет просто удобный способ, как обставить свое поражение и несостоятельность. Вот что это означает?
– Вот что вижу я? Я вижу то, что из других частей и участков фронта "Вагнер" собирается под Бахмутом. Скорее всего, мы видели информационное сопровождение боевых действий. Они попытаются до 9 мая дожать. Смогут дожать – скажут, что вот выступили – проблемы решили – Бахмут взяли. Не смогут – так они уже сказали, что уже не смогут взять. То есть как бы целенаправленное освещение боевых действий. Это так и должно быть.
– Хорошо. Что сейчас происходит между российскими военными? С одной стороны – генералами, с другой стороны – ЧВК, которых... Это же не только у Пригожина. Там уже реально у каждого губернатора практически, себя уважающего, в России создается собственное ЧВК. У "Газпрома" ЧВК, там, у Кадырова ЧВК... Даже у Шойгу. Что это значит и для чего это?
– Знаете, советская власть, а в дальнейшем и российская власть очень хорошо поняла, что нельзя концентрировать власть в руках военных. Давайте вспомним, что [советский военачальник Георгий] Жуков творил с политической элитой после Второй мировой войны.
– Конечно.
– Мы знаем, что вначале войны Кремль свою внешнюю политику осуществлял путем башен. Это различные фигуры, различные инстанции. И вот мы видим то же самое: он воюет, чтобы, скажем так, не возвеличивать российскую армию. Играет разными инструментами, разными силами, чтобы не дать возможности возвыситься какой-либо силе.
И в зависимости от ситуации он кого-то поднимает, кого-то опускает. Вот так. Другой цели нет. Что они сделают? Если тут армия буксует, то какая-то частная военная компания без тяжелого вооружения... Ну, у ЧВК "Вагнер" есть тяжелое вооружение, но это тоже не... Даже армия не помогает с ее системами ПВО, с ее системами радиоэлектронной борьбы, с фотографиями со спутника...
Ни один сценарий насчет России нельзя считать фантастическим. В ее истории было, что армия разворачивала оружие в сторону правительства
– По поводу ПВО мы сейчас отдельно поговорим подробнее. А я хочу еще по поводу ЧВК спросить. Если забегать чуть-чуть наперед и развивать мысль тех аналитиков, в том числе военных, которые говорят, что, когда Украина победит – ну, выйдет на свои границы законные и все остальное, – в России очень большая вероятность того, что начнутся процессы, которые, по сути, можно назвать гражданской войной.
Потому что мы понимаем, что есть как минимум ряд частей России, которые могут поднять какие-то вопросы своей исторической принадлежности не к России, которые сегодня чувствуют себя ущемленными Москвой и то и дело об этом тоже говорят. Так вот ЧВК вот в этом свете, когда губернаторы этих областей под видом, как они сегодня говорят, защиты национальных интересов России, вот, там, заводят себе ЧВК, – на будущее могут они это использовать в возможной гражданской войне в России? И насколько вообще такой сценарий вероятен?
– Вы знаете, ни один сценарий насчет России нельзя считать фантастическим. Такое было в истории России. И был тот период после Первой мировой войны – скажем, революции, различные ситуации, – когда армия развернула оружие в сторону своего правительства. И то же самое после 1919 года: фактически же были гражданская война на территории тогдашнего Советского Союза. На территории современного Советского Союза была гражданская война, красные воевали с белыми, белые воевали с чем-то...
Есть все сценарии, есть много сценариев, но дело в том, что вы всегда не учитываете другой инструмент, который тоже повлияет на Российскую Федерацию: вы недооцениваете экономический инструмент.
Я последнее время заявляю, что ваши санкции против российского оборонпрома не работают. Эти санкции за 10 лет не ослабили Иран. Он как производил оружие, так и производит. И плюс еще экспортировать начал. Ну неужели так трудно прекратить на некоторое время выпуск высокотехнологических чипов на постсоветское пространство? Так трудно понять, что Армении высокотехнологические чипы не нужны? Так трудно понять, что через Беларусь они туда пойдут? Я просто не понимаю. Извините, я эмоционально говорю об этом, но такое же 26 лет по отношению к нам было.
– То, что санкции нужно включать не только первичные, но и вторичные к странам третьим, которые помогают их обходить, – 100 процентов. Мы об этом тоже говорим давно.
– Ну как бы я не предлагаю прекратить доступ какой-то страны к чему-то. Но есть же военные технологии. Можно же на время ограничить, скажем, поставки в страны, через которые – ясно видно, что они идут в Россию. Ясно видно. Либо как бы ужесточить эту схему, с проверкой конечного пользователя: что вот я чип купил – и я установил на эту систему. А вот как бы получается такая, непонятная история. Не буду называть страну. За год внешний торговый оборот увеличился в три раза. Экономика – это не казино. В экономике так не бывает, чтобы за год в три раза товарооборот увеличился. Две постсоветские страны увеличили внешний оборот.
Я почему затронул эту тему? Вот чем больше экономические санкции растягиваются, чем меньше экономического воздействия на оборонку, чтобы оборонка не могла производить оружие, тем дальше приходится вам вкладывать в военное противостояние.
И вот тут есть разные сценарии. Скажем, вот такой сценарий: что вы часть своей территории освободили, но экономические санкции привели к тому, что страна стала дестабилизироваться изнутри. Вот это другой сценарий. Тогда там может быть гражданская война или что-то другое. Скажем, ваша война на истощение, ваши удары в глубину противника достигли такой цели, что у них нет топлива, чтобы заправлять танки, нет боеприпасов и вы их интенсивно выдавливаете из своей территории. Я думаю, что, скорее всего, вряд ли российское общество... Оно пассивно. Скорее всего, мы получим войну элит. Там есть различные сценарии. Тоже сценарий гражданской войны нельзя исключать.
– Вы имеете в виду транзит власти. То есть кто именно и каким образом будет смещать Путина. Правильно?
– Да, конечно. И вот я хочу сказать, что тут надо понимать и роль Соединенных Штатов Америки. Они дозируют свою игру, свое могущество, свое влияние с надеждой, чтобы поймать момент, чтобы найти адекватных людей, которые будут держать под своим контролем ядерный потенциал. Я думаю, что это будет не лучшая ситуация, когда вместо Путина придет какой-то безбашенный нацист с ядерным потенциалом. Тогда уже Путин не будет самым большим злом для Украины. Тут очень много нюансов. Ситуация в динамике. И мы не видим цельного подхода Запада к этой проблеме, но старая Европа – она хочет остановить войну, несмотря ни на что. Так что...
Наступать надо с умом. Что плохого, если при наступлении украинской армии на запорожском направлении, скажем, у российской армии будет не 100 тысяч снарядов, а 10 тысяч снарядов?
– Так что украинская армия должна идти вперед, что она успешно и делает.
– С умом.
– С умом. Потому что украинские военачальники берегут жизни украинских военных. Это важно.
– Вот смотрите, послушайте: человек два метра и человек 1,5 метра воюют друг с другом. Человек 1,5 метра пытается откусить палец человеку, у которого два метра, и теряет ногу. Наступать надо с умом: в свое время, создав определенные условия. Ну вот что тут плохого, если, скажем, в наступлении украинской армии на запорожском направлении, скажем, у российской армии будет не 100 тысяч снарядов, а 10 тысяч снарядов? Просто подумайте, сколько жизней вы сбережете.
– Агиль, то, что я говорила: я хочу у вас спросить по поводу российской системы ПВО.
– Да.
– Как вы считаете, какая она? Насколько она эффективна? И, конечно, на примере свежих событий, когда беспилотник попал в одну из башен Кремля.
– Вы знаете, я был на конференции, я выпал вообще из информационного пространства. Насчет того, чей страны беспилотник был над Кремлем, у меня стопроцентного мнения нет. Но то, что против дронов-камикадзе не эффективна ни одна ПВО в мире, как против крылатых ракет, как против, скажем, аэродинамических целей: самолетов, вертолетов... Дроны-камикадзе – это новая угроза.
Почему проблемы? Они из композитных материалов, они маленькие. Они практически не видны на экране радаров. И поэтому как бы это не первый случай, когда в Московской области находили обломки, скажем, украинских дронов.
Но сказать, что российское ПВО очень слабая... Вы знаете, в Европе вообще ПВО нет. Два-три Patriot кто-то там оберегает – и все. Если вы думаете, что в Европе есть такая сильная ПВО, – нет. А западная военная школа вообще как бы подразумевает, что они все истребителями будут прикрывать. И системы ПВО однозначно в Советском Союзе, а позднее в Российской Федерации до определенного момента [лидировали]...
Patriot-2, Patriot-3 – тогда уже Америка, скажем, господство советских, российских систем ПВО сломала. А позднее уже и европейцы подключились: Mamba, там, IRIS-T. До их выпуска Россия и СССР лидировали в системах ПВО. Ну однозначно: война, потери – конечно, целостность системы ПВО нарушена.
– Просто Путин никак не ожидал и не планировал, что ему понадобятся над Москвой, над Кремлем системы ПВО. Он-то хотел за три дня в Киеве уже быть.
– Нет, ну как бы они превентивные меры сделали. Они на новостройки, небоскребы системы "Панцирь" ставили. Но система летит между домами там. Это неэффективно.
– Хорошо. А вот то, что касается российской военной машины. Вот вы уже затронули историю с тем, что их нужно отрезать от западных технологий, потому что все, что касается чипов и всего этого самого-самого, точности, – этого же своего у них ничего нет. Это же все используются китайские чипы или где-то закупаются через третьи страны. Скажите, что сейчас происходит с российской военной машиной, с российским оборонпромом? Какие предприятия переведены на военные рельсы? Ну, то, о чем известно вам, например. Какие работают в несколько смен? И что они производят и с какой интенсивностью?
– Ну, вы меня застали врасплох. Это надо исследовать, их надо искать. Но, скажем так, те, кто изготавливали артиллерийские системы, – они перешли и их смежники. Потому что им нужны новые металлы, много взрывчатого вещества. Вот у них по взрывчатым веществам тоже никак не получается. Потому что как бы особо этим делом не марались. Но вернемся, опять-таки, к теме. Дело не только в чипах. У них на танках электрическая проводка – она немецкая. Вот если этой проводки не будет, они танки восстанавливать не смогут.
Дело не только в чипах. Не надо все в чипы упирать. Чипы – это крылатые ракеты запустят по вам или не запустят. Но танки точно приедут. Поэтому, если, допустим, Грузия потребует у немцев такое электрооборудование – электропроводку – что, немцы не понимают, что Грузия танки Т-72 не производит и не ремонтирует? Зачем это Грузии давать? Грузию это я к примеру назвал. То есть нужно ужесточение санкционного механизма. Именно который для оборонки. Это не только чипы. Современное оружие использует очень много радиотехнического, электрического оборудования. Вот над этим нужен жесткий контроль. И начать очень жестко использовать процедуру конечного пользователя. Есть очень много плешей.
Ну да, как раньше они не получают, но получается такая картина, что как минимум 20 или даже 40 процентов оборонки все еще может работать. А сейчас [нужно] их возможности останавливать. Они резко, скачкообразно выпуск продукции не могут сделать.
– Что они могут выпускать сами, а что не могут: вот все равно там нужны какие-то западные технологии?
– Ну вот повезло вам: у них станков нет стволы точить. Они закупали у немцев, если я не ошибаюсь. Немецкие технологии. Они закупали готовые стволы. Да, у них были старые стволы. А это специальная технология: как из куска железа вытачивать ствол пушки. У них сейчас это не получается.
Но если вдруг им Китай даст или какая-то другая страна сможет не станки, а хотя бы стволы для пушек дать... Тут очень много нюансов. Я поэтому говорю, что нужно жесткое увеличение санкционного механизма для оборонки. Поэтому они вынуждены вытаскивать со складов старые раритеты. Это касается и военной техники, и боеприпасов, и пушек. Но это все-таки потенциал. Он будет – да, наполовину, на треть, но, когда их много, они какой-то результат дают.
Мы видим обвальное падение боевых возможностей, артиллерия работает по Бахмуту, Марьинке, Авдеевке, в других местах – щадящий режим
– Надолго у них еще этого старого раритета хватит?
– Вы знаете, по некоторым данным, количество артиллерийских снарядов – это советский задел – оценивается приблизительно в 40–50 миллионов. Но вот сколько из них кондиционных? Они имеют срок хранения. Сколько кондиционных? Я думаю, что миллионов 10 они уже отстреляли приблизительно, плюс-минус 2–3 миллиона. Но вот сколько из этого куска они смогут применить? Скорее всего, у них не получается. Потому что мы видим обвальное падение их боевых возможностей именно по количеству отстреливаемых артиллерийских снарядов. Скорее всего, то, что у них осталось, – это не готово. Либо уничтожили, либо некондиционные, хранилось не в хороших условиях, сроки хранения прошли.
– Разокрали плюс сколько. Там же много всего было.
– Ну да. Но вот тот уровень первых двух-трех месяцев, когда они по 100 тысяч в день отстреливали... Сразу видно, что сейчас возможности в четыре-пять раз меньше. Соответственно, от того потенциала мало что осталось. Что они могли, они отстреляли. И сейчас подсели, скажем, на Иран, сами производят где-то 4 тысячи снарядов в день с возможностью увеличения... Вот то, что у них есть. Поэтому они как бы тоже мало используют артиллерии. Артиллерия сейчас работает по Бахмуту, Авдеевке, Марьинке. В других местах они перешли на щадящий режим.
Кто, кроме Ирана, может продавать России оружие? Они могут из Венесуэлы попробовать что-то вытащить, из Северной Кореи, но о больших объемах речь не может идти
– Вот то, что касается оружия. А кто из других стран может России еще продавать? Ну, кроме Ирана.
– Вы знаете, как в истории с санкциями, это может приходить через вторые страны, через третьи страны. Поэтому тут как бы... Я понимаю, что Болгария этого не сделает или еще кто-то этого не сделает. Мы этого не делаем. Мы производим артиллерийские снаряды, но у нас табу: мы в это не ввязываемся. Казахстан тоже не стал ввязываться, да и вряд ли ввяжется. Но вот, скажем, через некоторые постсоветские страны либо какие-то европейские фирмы, через подставные компании они могут что-то сделать. Но это будет не такая большая цифра.
И, соответственно, они могут из Венесуэлы попробовать что-то вытащить. Скажем, из Северной Кореи попробуют что-то вытащить. Да, но это не может речь идти о больших объемах.
Вы посмотрите: Запад шесть месяцев напрягается, но он так и не смог увеличить более чем в два раза количество боеприпасов, необходимых вам. Вы знаете, дело не в том, что завод нажал кнопку – и оттуда выходят артиллерийские снаряды. Там есть и медь – вот надо, чтобы шахта, которая добывает медь, стала в четыре раза... То есть это как бы очень долгий процесс. И смежники в том числе.
Ну вот я считаю, что максимум для Ирана – это 500 тысяч снарядов в год. И ему самому еще надо что-то. Он не все передаст.
Если РФ не применила ядерное оружие ни на первом этапе войны, ни на втором, а делала "жесты доброй воли", у этих людей нет желания или воли на его применение
– Вы упомянули о ядерном оружии. Ну вот, опять же, в свете последних разговоров, когда опять Россия начала грозить через своих пропагандистов... Пригожин, там, заявлял о том, что вот опять ядерное оружие и опять эта обезьяна с гранатой, Медведев вообще заявил, что надо ликвидировать Зеленского... Очередные пьяные бредни, но тем не менее. Вот то, что касается ядерного, – вы вообще насколько вероятной рассматриваете такую историю?
– Вы знаете, если бы я был как бы военачальник, то я применил бы тактическое ядерное оружие на первом этапе. Не стал бы делать жест доброй воли, а применил бы на первом этапе где-нибудь. Но если они это не применили ни на первом этапе, ни на втором, а делают "жесты доброй воли" и тому подобные вещи, у этих людей нет желания либо воли применить тактическое ядерное оружие.
Об этом знают все. Люди, руководящие Российской Федерацией, работают 20–30 лет. Они прогнозируемы, их психотипы высчитывают аналитики. Они не секрет ни для кого. А то, что вы обсуждаете российскую пропаганду, – ну хорошо, можно поговорить и об этом.
– В НАТО заявили буквально сегодня о том, что Россия может устроить диверсию на подводных кабелях и трубопроводах. И у НАТО существуют опасения, что Россия может взяться за эти подводные кабели и другие важные объекты критической инфраструктуры. О чем тут идет речь? О том, что более 95 процентов международного интернет-трафика передается по примерно 400 подводным кабелям. По ним ежедневно проходят финансовые операции на сумму около $10 трлн.
– Нет, скорее всего, таких вещей не произойдет. Эти кабели глубоководные. Я занимался экспертизой по безопасности, и я изучал этот вопрос. Это очень сложно технологически. Да, их все не перерезать. Кроме этого, если их все перерезать, то будет возможность использовать напрямую со спутников: Starlink и подобные системы. То есть общая система резервирования... Если кабель перерезать, то мир без интернета не оставишь.
А что касается, в общем, поведения Российской Федерации – нет, Россия не будет дразнить мир. Они понимают, что им рано или поздно надо будет торговаться. И, скажем, обрезка интернета – ну зачем? Ну что им это даст?
Нет, мы уже с вами живем в другой парадигме. И Россия понимает, что она может выйти [из войны] без одной ноги, она может выйти со сломанным позвоночником, когда не будут работать две ноги, и она может выйти обезглавленной. И я не думаю, что Российская Федерация сделает какие-то экстраординарные шаги. Нет.
Не только Лавров хочет мирных переговоров. Слыша заявления старой европейской бизнес-элиты, мне его слова не кажутся дикими
– Хорошо. Вот министр иностранных дел России Сергей Лавров опять заговорил о мирных переговорах: мол, да, должны быть учтены интересы России, но при этом мирные переговоры. Дайте только доползти до стола.
– Нет, вы знаете, это не только Лавров хочет. Часть старой европейской политической и бизнес-элиты тоже открыто об этом говорит, что "повоевали – и хватит, давайте ставить на паузу и договариваться". При этом они не задумываются, сколько процентов вашей земли захвачено. Для них это приемлемый вариант. Так что вот, слыша их заявления, мне заявления Лаврова не кажутся дикими.
Я с разными людьми общаюсь: аналитиками, я имею в виду. А то, что вот они заявляют о мире... Они все еще понимают, что перелом в сознании англосаксов... В этом деле за вас топят англосаксы. Что, может, каким-либо способом [президент США Джо] Байден скажет: "Ну ладно, худой мир без войны". Вот они на это надеются: выйти из этой войны с каким-либо лицом.
И, кстати, вот последнее время, скажем, эта голубиная... Есть "ястребы", а есть "голуби". "Голуби" политического истеблишмента как Америки, так и Европы, пытаются чему-то научить, переменить мнение... Я вот поэтому говорю, что украинской армии не надо наступать. Пусть они вас обеспечат оружием полностью – и у вас будет 99-процентная гарантия, что вы все как надо сделаете.
А то, знаете, неплохо устроились те, кто вас подгоняет наступать. Чтобы вы хорошенько там поистекли кровью, и потом они пришли бы за стол: "Ну ребята, ну у вас не получается. Давайте мир". Вот я когда говорю, что украинской армии не надо наступать, я говорю это не только по военным соображениям. В сфере своей деятельности я общаюсь в том числе и с политическим истеблишментом.
– Я думаю, что контрнаступление начнется тогда и там, где это решит военно-политическое руководство Украины, исходя из целей, задач и интересов Украины, и сохранения в том числе украинских воинов, украинской армии. Поэтому в этом смысле мы никогда и не обсуждаем. Мы всегда говорим: "Ребята, давайте смотреть. Вот здесь нам все будет видно, нам все покажут. А так сотрясать воздух мы не будем".
– Я полностью с вами согласен. Я вижу объективную оценку вашего руководства. Я вот это сказал, чтобы у вашего населения появилось мнение, что когда часть западной элиты подгоняет украинское наступление... С какой целью они это делают? Чтобы вы знали, а не давили на свое правительство, на своих военных, что "вперед, в атаку".
– Еще интересная очень тема. Часто она последнее время звучит – об опасности разработок искусственного интеллекта. Потому что сначала, мы помним, было очень громкое письмо Илона Маска и еще 100 иди 200 таких миллионеров, миллиардеров из IT, разработчиков, которые выступили с открытым обращением по поводу того, что нужно приостановить эксперименты по искусственному интеллекту, так как мы не понимаем, с какими опасностями можем столкнуться, потому что нет алгоритмов безопасного коммуницирования с этим, что ли. Да?
И буквально на днях Джеффри Хинтон – его называют крестным отцом искусственного интеллекта – ушел из Google, заявив о том, что "вы представьте себе, что будет, если искусственный интеллект попадет в руки, например, к Путину". Реально чем-то это нам грозит?
– Я с вами полностью согласен. В перспективе искусственный интеллект... Почему "в перспективе"? Он уже начал создавать проблемы. Вот [Михаэль] Шумахер судится с немецкой газетой, которая вместе с искусственным интеллектом "взяла интервью" у него. Я позавчера в Telegram видел программу: загружаешь туда изображение человека, и искусственная программа по его одежде, по его признакам, извиняюсь за выражение, его обнажает. И с поразительной точностью. То есть проблемы не только государственного уровня. Но другое дело в том, что искусственный интеллект сейчас не обладает боевыми возможностями и он Путину ничем не поможет.
– (Смеется.) Ну, Путину уже совсем ничего не поможет. Ему даже в Африку страшно выехать, потому что даже Африка арестует. Сказали: "Давай по Zoom".
– Вот потихоньку к ним приходит вся глубина той трагедии, той глупости, что они сделали.
Китай шесть месяцев назад не демонстрировал такую активность, как сейчас. Потому что не знал, чем война закончится. А сейчас он знает, что это уже вопрос времени. И включился в общую повестку
– А вот голосование Китая – насколько можно сказать, что это важно? И о чем оно нам говорит? То, что на этой неделе начали все обсуждать. Хотя немножко раньше это было, но заметили только сейчас, что в ООН Китай проголосовал за резолюцию, в которой Россия определялась как агрессор.
– Вы знаете, в течение всей войны меня часто спрашивали про позицию Китая. И я всегда отвечал: "Китаю сильная Россия нужна? Нет". Так Китай ни во что не ввязывается. Сидит, ждет момента, когда американцы придут и Китаю скажут: "Ладно, забирай. Вот тебе Дальний Восток. Но не вмешивайся". Китай скажет: "Хорошо" – и вообще будет не при делах. Вот позиция Китая. Чем больше Россия будет слабеть, тем активнее вы будете видеть Китай. Такого поведения у Китая не было шесть месяцев назад. Такую активность Китай шесть месяцев назад не демонстрировал. Почему? Потому что он не знал, чем война закончится. Зачем ему с Россией ссориться? Да? А сейчас он знает, что это уже вопрос времени. И уже включился в общую повестку. Потому что послевоенный дележ России – чтобы взять свой кусок.
– По ощущениям, по вашей аналитике, по тому, что вы знаете, скажите: когда путинский режим падет?
– Империи очень долго разваливаются. Вот если, скажем, вам дадут истребители... Не только истребители, но и компоненты: летающие радары, топливозаправщики... Вам дадут артиллерии больше 100 процентов. А в некоторых случаях – 200 процентов. Если вы на 30–40 процентов увеличите боевую возможность вашей армии, то к началу 2024 года, возможно, вы будете достигать военного истощения [России]. Но давайте думать дальше. Допустим, военное истощение России есть, вы вышли на свои границы. Вы же дальше не пойдете? Вам это надо?
– Не, нам чужая территория не нужна. Нам лишь бы свое защитить.
– Вот, вот. Россия – военно истощенная страна, но это страна. Вот проблема в этом. Сколько эта страна проживет после военного истощения? Может, год. Может, три. Может, пять. Может, 10. Это очень трудно. Это не плоскость военной аналитики, поэтому мне очень сложно судить. И не только военным аналитикам. Я обращаюсь с подобным вопросом, скажем, к экономистам, к политикам. И даже они говорят, что модель сознания россиян невозможно предсказать. Тут очень много факторов. Поэтому сказать, сколько они как государство, как режим выстоят, я не возьмусь. И я не поверю ни одному прогнозу.
– Может случиться вот так: в одну секунду, вообще. Какое-то событие...
– Да. Его величество случай – это отдельная история.
– В истории так очень часто бывает.
– Да, да. Вот я поэтому и не берусь. Потому что есть его величество случай. Да.
– Агиль, спасибо вам большое за эту беседу. Как всегда, было с вами приятно и интересно поговорить. Я желаю скорейшей победы нам, Украине. И, собственно говоря, победа Украины – это победа всего цивилизованного мира.
– От вашей победы и у нас много чего зависит. Поэтому желаю вам победы.
– Спасибо большое.
– До свидания, всего хорошего.