+8 Киев
Вот говорят, что нынче в браке
нельзя прожить пятнадцать лет,
а я скажу, что это враки,
и повторю, что это бред.
Я сам, скажу не для пиару,
у нас, среди родных полей
одну такую знаю пару.
Как раз справляют юбилей.
Давно, в эпоху криминала
и безвозмездного труда,
она его не выбирала.
И разве выбор был тогда?
Толпилось много швали всякой,
но их сосватал хитрый жид.
Сказали ей: живи, не вякай…
И ничего, и стала жить.
Ей ни в одном минувшем браке,
коль их свести в один коллаж,
протесты, выборы и вяки
не дозволялись. Но жила ж!
Не занимать ей чувства долга.
Пускай шпион, пускай фискал…
Хотя что это так надолго —
тогда и он не допускал.
Но был же муж и с бОльшим стажем,
хоть так бивал ее порой! —
и был при этом, прямо скажем,
не бог, не царь и не герой.
Короче, жили-поживали.
На елке фрукты не растут.
Жид пострадал — но между нами:
когда жида жалели тут?
Развод? — не стоит и пытаться.
Пятнадцать лет умчались прочь,
а как он смог, что вот, пятнадцать, —
так что тут, собственно, не смочь?
Сначала он, привычно хмурый,
всегда как будто с похмела,
ее такою сделал дурой,
какой и в детстве не была.
Меню без сахара и соли,
цензурный телик, мертвый дом;
потом со всеми перессорил,
потом внушил, что ад кругом:
смотреть опасно даже в окна,
а выйти — просто не моги,
поскольку холодно, и мокро,
и под любым кустом враги.
Она погрязла в этом бреде,
забилась в тесную кровать,
уже трясутся все соседи
(пускай от смеха — но плевать),
он ей дает одну газету,
сам принося ее в альков;
приставил к ванне и клозету
отряд своих силовиков;
а так как он не любит спора
и к конкурентам не привык —
он ей внушил довольно скоро,
что без него придет кирдык.
Кирдык таится под кустами,
стучится в мирное жилье,
он ядовитыми устами
приникнет к прелестям ее.
Она, как пойманная птица
под сенью черного платка,
молчит, и воздуха страшится,
и видит призрак кирдыка,
спешит в припадке ностальгии
детей вторично окрестить,
а что мужчины есть другие —
не может даже допустить.
Простой рецепт — чего же лучше?
Поставь бойцов на рубежи,
заткни жене глаза и уши,
саму для верности свяжи,
внуши, что яростные псаки
за дверью топчутся в крови, —
и в гармоничном этом браке
хоть девяносто лет живи!
Но юбилей какой-то странный,
его б я праздновать не стал:
его зовут хрустальной свадьбой,
дарить положено хрусталь,
но в том и главная загвоздка.
Что подарить в счастливый дом?
Хрусталь же символ блеска, лоска,
но также хрупкости притом.
Пятнадцать лет — такое дело,
сюрприз для пафосных мужчин:
все прочно, да, — но надоело,
и может треснуть без причин.
И чтоб устроить без помарок
банкет поистине крутой —
надежней отложить подарок
до свадьбы, скажем, золотой:
случалось, мы и дольше ждали.
Чего там, тридцать с лишним лет!
Он — доживет.
Она — едва ли.
Я, слава Богу, точно нет.
