0 Киев
23 января 1942 г., пятница
Бывает так: живем одинаково и однообразно, какой-то более или менее однотонной жизнью. И вдруг в один день или час все перевернется и начнется наново.
Так, например, сегодня у меня уже нет больше никаких отношений с магазином. Нелепая мысль удержать его вместе с содержимым до возвращения наших кажется мне сегодня такой же нереальностью, как получение известия от уехавших. Магазин конфискован немцами. Без всяких разговоров. Просто на двери магазина появилась и висит бумажка с печатью немцев "Beschlagnaht", что означает – конфисковано. Надо сказать, что удар неожидан и очень силен. Дело в том, что мы перевезли в эти дни большую часть советской литературы из ДКА (Дома Красной армии. – "ГОРДОН"). И вот все пропало.
Продуктовый магазин для фольксдойче, то есть для этнических немцев, улица Большая Житомирская, 40. Фото: stepandstep.ru
В прошлый четверг к концу дня вдруг пришла Нюся, которая не балует нас приходом на Андреевский спуск. Вечером читали в полутьме нашего двурогого слепого каганца. А утром вместе отправились в Липки в немецкую комендатуру. Директору консерватории Ивановскому немцы отдали огромную часть книг библиотеки Дома Красной армии на отопление квартиры вместо дров. Немцы поставили обязательное условие – либо забрать все книги, которые они считают изъятыми, либо они все эти книги отправят в топку котла парового отопления комендатуры.
С утра было холодно, как и все эти дни. Морозы стоят ровные и сильные – 15–20 градусов. С площади III-го Интернационала ходит, как и раньше при наших, трамвай, тоже третий номер. Мы поднялись в Липки трамваем. Он останавливается на тех же углах, где останавливался и раньше, на обоих углах Садовой, хотя новый дом админчастей необитаем. Немцы почему-то не занимают это замечательное здание, чудесное произведение академика Фомина.
Мы не были в этом районе с момента прихода немцев. Он ничуть не изменился, только безлюднее и глуше стали его улицы, и снег на них лежит, как в деревне, неубранный. И только узенькие тропинки протоптаны в нем. Возле городской и военной комендатуры, которая теперь в бывшем Доме Красной армии, много немецких машин и немцев. У входа часовые в касках и шерстяных платках под ними. Под шинелями у них кожухи, а на ногах огромные суконные валенки на толстых, десятисантиметровых подошвах. Говорят, что это валенки на соломе, обшитые сукном, одевающиеся поверх сапог.
Здание Верховного Совета УССР, зима 1941–1942 годов. Фото: stepandstep.ru
Стоять у комендатуры воспрещается. Просители стоят на другой стороне улицы, а принимают их с трех до пяти часов. Тем не менее, они стоят с утра на морозе и ждут. Позже возле комендатуры гражданскому населению стоять запрещено.
Мы не нашли того, кто распоряжается книгами, и ушли с тем, чтобы найти его в генерал-комиссариате или вернуться к трем часам. Генералкомиссариат помещается на Банковой, 9, в доме бывшего штаба округа. Там у входа тоже много машин, а в дверях стоят солдаты, которые, как швейцары, отворяют двери всем входящим. И все входят свободно – и немцы, и наши люди, никто никого ни о чем не спрашивает. Внутри все голо, казенно и пусто. Бегают с деловым видом немцы в желтых гражданских формах со свастикой на красной повязке на левой руке. И никто ничего не знает. Мы ходили по лестницам, по коридорам всех этажей, встречая мало людей, сами искали того, кто нам был нужен, и в результате узнали, что его нет.
Мы спускались вниз по Лютеранской улице, по-нашему улице Энгельса. В первый раз за три месяца увидели мы торчащие развалины сгоревшего Крещатика, улицы Свердлова, Пушкинской, которые сгрудились обгорелыми толпами черных столбов под белыми шапками сверкающего на солнце снега. Жуткая, зловещая, незабываемая картина.
На Лютеранской, меж обгоревших домов, катаются дети на санках по неширокой раскатанной полосе, а кругом от дома к дому лежит нетронутый снег. Его некому трогать. И остро пахнут недавней гарью кирпичные обгорелые развалины.
Руины на Крещатике, 1942 год. Фото: foto.meta.ua
К трем часам снова добрели до комендатуры, и на этот раз попали по назначению. Переводчик проводил нас в подвал, где огромными грудами в полном беспорядке лежали тысячи книг. Это была бывшая библиотека, которую советские бибилиотекари собирали годами. На стеллажах, стоящих в стороне, были еще книги. Возле них стоял немец в офицерской форме, который говорил с мужем сотрудницы консерватории на чистейшем русском языке. По разговору мы поняли, что этот немец блестяще осведомлен обо всем, что издавалось в Советском Союзе на протяжении всех 23-х лет. Информирован он был просто потрясающе. Сейчас на полках он выбирал себе все книги по искусству, экономике и географии СССР, складывал их в аккуратные стопки, а советскую художественную литературу бросал в груды, лежащие по всему подвалу. Ни одной политической книги или брошюры не было видно. Не было и классической литературы русской или зарубежной.
Нам указали на груды, лежащие на полу, и мы принялись увязывать книги веревками, взятыми из магазина. Мы вязали до тех пор, пока не пришлось спешно убираться, чтобы добраться домой до запрещенного времени. Наутро мы снова были у комендатуры уже вместе с Нечипором и лошадьми. Таскали и возили книги. Возили целый день, и весь следующий день. По примерным подсчетам до сегодняшнего дня мы перевезли в магазин свыше пяти тысяч книг, а ведь возили пополам – воз Ивановскому, воз нам. И вот все пропало. С утра магазин конфискован.
Предыдущая запись в дневнике – от 15 января.
О личности автора мемуаров об оккупации Киева – Ирины Хорошуновой, и том, как сложилась ее жизнь после войны, читайте в расследовании издания "ГОРДОН".
Редакция благодарит Институт иудаики за предоставленные материалы.
За идею редакция благодарит историка и журналиста, сотрудника Украинского института национальной памяти Александра Зинченко.
