$38.97 €42.44
menu closed
menu open
weather +1 Киев

Киевлянка Хорошунова в дневнике 1941 года: Мы столько говорили о готовности к войне, а теперь выяснилось, что убежищ в Киеве нет G

Киевлянка Хорошунова в дневнике 1941 года: Мы столько говорили о готовности к войне, а теперь выяснилось, что убежищ в Киеве нет Киев летом 1941 года
Фото: kiev-1941.narod.ru550
"ГОРДОН" начинает серию публикаций из дневника Ирины Хорошуновой – коренной киевлянки, которая пережила оккупацию украинской столицы в годы Второй мировой войны. Ее записи – уникальное историческое свидетельство, это не воспоминания, а описание событий в реальном времени. Редакция будет публиковать дневник в те даты, когда его писала Хорошунова. Документ открывается записью от 25 июня 1941 года.

Ирина Хорошунова родом из киевской семьи Маркевичей, ее прадед – известный историк, музыкант и фольклорист. Мама Ирины, Александра Александровна, окончила Смольный институт и стала учительницей немецкого языка, после революции работала машинисткой и счетоводом. Ее муж, отец Ирины, рано умер, и дети остались на попечении матери. Во время репрессий 30-х годов Александру Александровну арестовали и расстреляли. В годы войны за связь с подпольем была убита семья родной сестры Ирины, а сама она спаслась благодаря друзьям.

В связи с последними событиями в Украине дневник, опубликованный ранее Институтом иудаики, приобретает новое актуальное звучание. За идею начать на его основе серию публикаций редакция интернет-издания "ГОРДОН" благодарит историка и журналиста, сотрудника Украинского института национальной памяти Александра Зинченко.

Памяти всех советских людей,
погибших в Великой Отечественной войне,
посвящаю

25 июня 1941 г., среда

Итак, война. Сомневаться не приходится. Сегодня четвертый день войны. Мирной жизни словно никогда и не было. Все перемешалось, спуталось. Все важное до сих пор потеряло теперь всякий смысл. Многие начинания остались и останутся неоконченными. Стремления не осуществятся. Война – это смерть и разрушение. И кто знает, кто останется жить, а кого не будет больше.

Сейчас не время заниматься рассуждениями. Фронт от нас далеко. Но мы тоже на фронте. Если 22-го мы не сообразили сразу, что такое произошло, то сегодня все почувствовали себя на войне, и, хоть не очень приятно сознаваться в трусости, приходится сказать, что от ужаса и панического страха не так-то легко освободиться, особенно, если ждешь с минуты на минуту очередного налета.

Во дворе дети шумят, и солнце светит, словно ничего не происходит. Ребята кричат и плачут во время налета, а потом играют в классы осколками зенитных снарядов. Матери плачут. Старших детей провожают на фронт. За младших трясутся во время налета. Мужчины посерьезнели сразу. И у всех настроение тревожное, чтобы не сказать ужасное, потому что небо хоть и голубое, да с него теперь летят бомбы, от которых нигде нет спасения.

Только одно желание остается — если должно убить, то скорее бы, чтобы не было больше этого ожидания

Сегодня было самое страшное утро. Стреляли зенитки и пулеметы со всех сторон. Осколки сыпались как дождь. Стекла звенели, а дом дрожал, как во время землетрясения. Леля схватила сонную Шуру, вынесла ее в коридор. Под лестницей сбились в груду жильцы верхних квартир. Это было утром, а страх, скорее какой-то животный ужас, не проходит и до сих пор. Этот ужас охватывает при приближении самолета. И кажется, что каждая следующая бомба именно та, которая убьет тебя. Потом все делается безразличным. И только одно желание остается – если должно убить, то скорее бы, чтобы не было больше этого ожидания.

Мы ждем бомбы в наш дом, потому что мы возле самого телеграфа. Немцы же, по всем признакам, осведомлены о том, где какие объекты военного значения. И могут бомбить телеграф тоже. Они бомбят объекты. Сегодня бомбы попали на авиазавод и на "Большевик". На первом разбиты два цеха, на втором – один. Убито больше двухсот человек. Говорят, что рабочим не разрешили во время налетов оставлять рабочие места. Теперь, когда столько народа погибло, это распоряжение должны отменить.

Фото: kiev-book.narod.ru Здание киевского центрального телеграфа Фото: kiev-book.narod.ru

Над Киевом сегодня было 37 самолетов. Они пытались бомбить мосты, но им это не удалось. Мосты целы. Дисциплина сразу упала. Многие из-за тревоги опоздали на работу. Им никто ничего не сказал. Никто не работает, но в библиотеке директор распорядился продолжать делать выставку Лермонтова. А у всех нас одно и то же чувство, что все наши дела потеряли всякий смысл.

В институте все еще идут экзамены. Мобилизация же идет полным ходом. Призываются все года с 1905 по 1918. Остальные мужчины до 50 лет ждут своей очереди.

Все стремятся изобрести что-нибудь такое, чтобы оправдать свое существование во время войны. В "Комуністі" появилось Агитокно. Это художники стремятся подражать Маяковскому, и поэтому по всему городу расклеены плакаты. Наиболее распространенные изображают cвастикоподобное туловище Гитлера и его голову с подбитой и подвязанной щекой. Под ним подпись: "Ой, і буде морда бита Гітлера-бандита!".

Началась мобилизация на копание убежищ от бомб. Это примитивные канавы, глубиной в 1,5 метра, сужающиеся книзу. Называются они щели. Роют их везде – во всех садах, скверах и возле домов. Везде, где есть свободная от асфальта и камня земля.

В часы, когда нет налетов, жизнь идет даже как будто бы нормально. Ждем налетов ночью тоже, но начинаются они между шестью и семью часами утра, потом несколько раз в день и часам к 8-9 вечера. Во Всесоюзном радиокомитете организовано Советское информбюро. Теперь все сообщения будут идти от него.

Мы столько говорили о своей готовности к войне, а теперь, когда война из угрозы сделалась реальностью, выяснилось, что убежищ, например, в Киеве нет.