-3 Киев
С Ющенко, может, и дрались, но я же не знал, что он президентом будет, я тогда не бил бы его...
– Виталий, я очень рад, что вы у меня в гостях.
– Спасибо!
– Сразу вспоминаю 80-е годы, деревню Медведь в Новгородской области, учебку сержантов, нас гоняют...
– Самый смешной период...
– ...и, конечно, отбой для всех, а сержанты смотрят телевизор в ленинской комнате. "Динамо" (Киев) играет, важный международный матч, я подошел, прошу: "Товарищ сержант, я не могу без футбола, я писал о киевском "Динамо", пока тут с вами не оказался...". Это очень буро было, сержант так на меня посмотрел... Но сказал: "Ладно, заходи". Я зашел, смотрим, первый тайм закончился – сержанты вышли на перекур, я в ленинской комнате один остался. И вдруг Киев показывают, и вы, молодой, поете: "Возвращайся всегда, где б ты ни был, к родному порогу...". У меня слезы в глазах стояли, потому что я только из Киева, впереди – два года... С тех пор вы у меня ассоциируетесь с той ленинской комнатой и той песней. Вы помните ее?
– Да! (Поет):
Возвращайся всегда,
Где б ты ни был, к родному порогу.
Ждет огонь в очаге,
Ждет в кринице живая вода.
Возвращайся всегда
На ведущую в детство дорогу,
Над которой твоя
Сокровенная светит звезда.
…Возвращайся сюда,
Нет целебней тепла, чем тепло материнской груди.
Только мать может ждать
И надеяться так неустанно,
Возвращайся всегда!
Приходи. Приходи!
И ты вернулся, Дима!
– Я благодарен вам за эту песню... Знаю, что вы с Виктором Ющенко в соседних селах жили. Скажите, пожалуйста, за девушек не дрались?
– Ну, знаешь, у каждого должен быть свой президент. (Улыбается). Вот у нас сейчас винницкие коллективы в гору пошли... Правда, у меня при Викторе Андреевиче привилегий не было, но да, мы почти в соседних селах жили, на границе Недрыгайловского и Бурынского районов, а между нами было такое полусело. За девчат дрались, конечно, причем армейской бляхой, знаешь, как это?
– Да-да...
– Сидишь на кладке, ремень на руку намотал – и бах-бах-бах! За свою любовь... Приходишь домой – тут у тебя звезда (показывает на лице), тут такая же, кровью налитая, во лбу еще одна горит...
– ...красная...
– ...ну, на пряжке-то золотая, а на лице, разумеется, красная. Всякое было. В том полуселе совхоз находился, куда приезжали белорусские девчата, как наши гастарбайтеры сейчас ездят по всему миру. Их привозили на буряки, когда наши женщины уже не выдерживали ботву эту дергать вместе со свеклой и резать гычку, когда у них спины болели так, что разогнуться нельзя. А белоруски старательные, добрые, хорошие... На все добрые, в том числе на любовь. Жили в вагончиках на поле, отапливаемых, там даже жарко было. И мы садились на велосипедики – и к ним. Ющенковские из своего села, наши хлопцы – с другой стороны, на опережение: кто первым приехал, тот весь тестостерон отдал. (Смеется). Если мы первые, они разворачивались и домой ехали. Правда, иногда от злости шины нам резали, и мы возвращались с велосипедами на плечах...
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– С Виктором Андреевичем вы в ту пору встречались?
– Я не знаю, он на год меня моложе, поэтому не пересекались, наверное. Хотя, может, и дрались, но я же не знал, что он президентом будет, я тогда не бил бы его... А он не знал, что я стану народным артистом. 27 лет уже, кстати...
Однако для меня Виктор Андреевич – знаковая личность. Помню, начинали мы фестиваль делать и пришли к нему в Нацбанк – с Колей Мозговым. С разных концов, правда, но пришли. Коля после госпиталя был, после поломок своих, я – еще нормальный, живой такой хлопец... Заходим, а в банке тишина! Я, кстати, пел в Нацбанке, причем бесплатно. Со сцены сказал: "Вот парадокс: стою на золоте, а пою бесплатно, как птичка...".
– На шару...
– Ну да. А тут тишина, все пришли что-то просить. Тихо вошел Виктор Андреевич, к нему все идут и шепотом что-то говорят – каждый свое. Дошла до меня очередь. Он выслушал и говорит: "Ну, у нас ведь не коммерческая структура, а, скорее, методическая, поэтому я тебе транспортом помогу". И я со всей Украины артистов свозил на тех автобусах, которые Ющенко выделил. Но это тоже существенная помощь, я до сих пор благодарен, дорогой земляк! (Машет рукой в камеру).
С парашютом прыгал четыре раза, и с каждым разом все страшнее!
– Вы действительно служили в воздушно-десантных войсках?
– Я служил в Ансамбле песни и пляски.
– То есть с парашютом не прыгали?
– Ну, это как сейчас: министр, замминистра, секретарь министерства и так далее... У нас в армии такая же глупость была: никто не воевал, ничего. Но была ситуация с островом Даманским, на котором, кстати, был мой старший брат, погибший в космонавтике. Просто кинули ракетки – и все разрушили. Потом возникла ситуация с китайцами...
– ...в 69-м...
– ...да. А я в армию в 71-м пошел, и к тому времени в Белой Церкви создали китайскую дивизию. Причин для ее создания не было, но парни ходили в красной форме, лоси такие крепкие, и с парашютом прыгали, и шесть раз за ночь по тревоге вставали... Что такое тревога шесть раз за ночь, я тебе передать не могу. Был у нас клуб красивый, я на колосники сцены, бывало, на шестой раз залезу и сплю там. Приходят, ищут меня, потом гауптвахта и шесть нарядов...
– Так прыгали или нет с парашютом?
– Прыгал четыре раза, и с каждым разом все страшнее!
– Жуть...
– А последний раз в молоко сиганул – в туман. Было это после двух ночных тревог, мы ехали на БТРах, потом – в транспортный самолет, откуда и выкинули нас. Не хотелось мне воевать.
– С китайцами?
– Да и с ними тоже, я спать хотел и, приземлившись, просто взял, парашютиком обернулся – и уснул в снегу. Утром просыпаюсь, а на лице конденсат, уже прилип к парашюту... И сержант, хороший парень, тоже с Сумщины, сидит и кинжаликом с автомата этот конденсат оббивает. (Улыбается). После этого мне приходится нос гримировать, потому что он был обморожен.
– Вам, как человеку, больно оттого, что сейчас в Украине происходит?
– "Больно" – не то слово. Иногда читаю интернет – и плачу. Я мучаюсь, для меня это шок! Вижу, что Украина в какую-то патовую ситуацию загоняет себя. Политиков сколько развелось! Больше, чем колхозников когда-то было. Им тесно уже в политике, а бросать это дело они не хотят, потому что власть – это как сцена, это "Баунти", "Сникерс", сахар...
– Наркотик...
– Медом политый, и ты его ешь. Вот что такое власть над всеми, ну как они могут от нее отказаться? Уходят, пересидят где-то и снова идут в политику. А народ всеми забыт, все думают лишь о выгоде.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
Был бы я мессия, давно бы сделал Украину процветающей, самой лучшей страной в Европе!
– Что будет с Украиной, как вы считаете?
– О боже... Был бы я мессия, давно бы сделал Украину процветающей, самой лучшей страной в Европе! Догнал бы всех, и не как Хрущев Америку, а по-настоящему – все европейские страны. У нас же потенциал потрясающий, все есть: и таланты, и ум. Но беда в том, что выбирать мы не умеем, поэтому держат нас, как коз, на поводочке и только доят. Ничего хорошего в Украине не будет, пока к власти не придут политики, которые полюбят Украину. Люди из поколения, которому сейчас 30–40 лет, не испорченные ничем.
– Некоторые политики напоминают мне народных артистов. Слушаешь и, как по Станиславскому, веришь...
– Ну нет...
– ...вы не верите?
– Кто такой политик? Это человек, который говорит то, что хотят слышать. И который готов что угодно делать, врать напропалую, лишь бы дорваться до власти.
– Я знаю, вы часто смотрите телевизор. Скажите, что чувствуете, когда видите на экране этих лживых политиков?
– Сижу со слезами на глазах и испытываю шок, боль за свою страну, свой народ, который так неуважительно к себе относится, не понимает, кого выбирает и как бороться за свои права. Меня племянник отправил на округ от своей партии – в Полтавскую область. А там уже свои царьки-князьки, там магнат, у которого 80 тысяч гектаров земли и который давно сидит в Верховной Раде, пишет под свои земли законы... Я не знал об этом, бегал-бегал по тем селам, председатели колхозов с айфонами снимали... Я работал в Карнеги-холле, лучших залах Европы, сотни концертов дал во Дворце "Украина", а тут меня в сельские клубы не пускали! Потому что он сказал: "Выберете Билоножко – заберу паи, зарплату платить не буду, подохнете с голоду!".
Представь себе, приезжаю в село, а клуб закрыт! Клуб, кстати, красивый такой, справа Маркс до сих пор висит, слева Ленин, четырехметровые полотна... У входа три-четыре калечки сидят, инвалиды, которые уже не боятся председателя: им все равно. Я пою для них, рассказываю им, убеждаю: "Никогда не нажму кнопку против вас! Потому что мама моя родом из Яреськов, с Полтавщины". На Сумщину приехала на заработки, там встретила Васыля, и так появились шестеро детей.
Прокололся я, конечно. Проиграл тому магнату и после этого понял: во-первых, политика никогда моим делом не была, во-вторых, я должен оставаться просто честным гражданином, который любит свой народ и Украину в себе.
Люди насмотрелись всего и уже самим себе не верят. Единственное, что стабильно и к чему они привыкли, – нищенское существование
– Наши люди до сих пор рабы?
– Да. Есть и другие, но их еще мало. Даже, ты знаешь, не то чтобы рабы – они просто разуверились, разочаровались: один пришел – наврал, второй пообещал – не выполнил... А чего не выполняют? О другом думают – что должность-то временная, успеть надо... Как в том анекдоте, когда еврей пришел в ЦК просить должность хорошую. Ему говорят: "Есть свободное кресло министра культуры...". – "Не-не, это временно, мне бы так, чтоб до пенсии!". Люди насмотрелись всего и уже не то чтобы кому-то – самим себе не верят. Единственное, что стабильно и к чему они привыкли, – нищенское существование. Как ходили 40 лет назад в фуфайках, так и ходят, как ездили на велосипедиках, так и ездят. Только сеточка теперь не сзади, на багажнике, а спереди, чтобы не украл никто. Руки как были потрескавшиеся от работы, так и остались...
– Нет ли у вас ощущения, что не только от простых людей, но и от вас ничего в Украине не зависит?
– От простых людей, Дмитрий Ильич, тогда будет что-то зависеть, когда они поверят в себя, будут хорошо информированы и когда появится какая-то контрсила, которая полюбит свой народ. От меня зависит больше, но насколько? Нынешняя власть, которую я, в общем-то, уважаю, – первая, которая не помогла мне чисто организационно с проведением фестиваля. В 2015 году мы сделали патриотический, антивоенный концерт "Мелодия двух сердец", когда людям это надо было, когда именно этого они ждали и девять раз вставали в зале! У нас военные пели, дети защитников Родины, ансамбли, семейные дуэты...
– ...и никому ничего не надо...
– ...никому, Дима. Ноль поддержки! Я до сих пор с Дворцом "Украина" не рассчитался.
– Вы видите какой-то выход из положения?
– Дай договорю: мало того, что государству не надо, так и телевидение не нуждается. Сейчас все каналы информационные...
– ...негде показывать...
– ...да! На больших приватных каналах идет их собственная продукция, и она достойная, хорошая. А те, где наш фестиваль раньше показывали, стали информационными и крутят вечное бу-бу-бу, бу-бу-бу – от "Первого национального" до "Тониса", который превратился в...
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– …"Прямой"...
– ...и смысла нет дальше фестиваль проводить.
– Но скажите, есть ли, на ваш взгляд, какой-то выход из ситуации, которая в Украине сложилась? Что нам делать?
– Я уже сказал: молодежь продвигать, которая хорошо училась, тех, кому 30–40 лет. Вот я своих детей в эту плеяду поставил бы: у них по два высших образования, там и КНЭУ, и театральный, и Академия управления при президенте... Таких парней нам надо, а еще лучше – тех, кто Гарвард окончил, кто не носил значок комсомольский, кто мыслит иначе! Новых управленцев, айтишников, ученых... Из старшего поколения пригласил бы Игоря Митюкова, Пинзеника, еще нескольких людей интересных. Не популистов – специалистов сильных. Не актеров, которые играют политиков, а толковых и харизматичных людей, потому что харизма – это сила...
Президента хочу порядочного и патриотичного, чтобы любил народ в себе, а не себя в народе!
– Кстати, о харизме. Многие говорят, что в президенты чисто теоретически могут пойти Святослав Вакарчук и Владимир Зеленский. Может ли в Украине президент быть артистом? Или, наоборот, артист стать президентом?
– Ну, президент артистом...
– ...понятно, что может...
– ...много у нас президентов-артистов было (смеется).
– А артист президентом может?
– А зачем это им? И один, и второй находятся на пике славы. Как говорил мой учитель по жизни Дмитрий Михайлович Гнатюк: "Виталечка, лет 15 ты работаешь на свой авторитет, запомни это. А потом авторитет лет 30 будет работать на тебя". Они еще на свой авторитет работают. Что Владимир гениальный актер, что Слава гениальный певец и музыкант, зачем им президентство? Уже ходили в политику деятели культуры, мы их просили: примите закон о меценатстве, чтобы за нами богатые люди бегали...
– ...в очередь становились...
– ...чтобы какую-то культурную инициативу профинансировать, как в Москве, которую я не люблю...
– ...как во всем мире...
– ...да, как во всем мире, правильно.
– Какого президента лично вы хотели бы?
– Очень простого, очень принципиального и очень профессионального.
– У вас такая кандидатура есть?
– Э-э-э... Выбираю. Может, после Нового года прояснится что-то? Порядочного хочу, и патриотичного, чтобы народ свой любил. Народ в себе, а не себя в народе!
Если где-то под рок запел, Мирошниченко звонила мне и ругала: "Ты, скотина! Ты чего рычишь? Голосом пой!
– У вас кумиры среди певцов украинских были?
– О-о-о! Огромное количество.
– Давайте назовем их.
– Давай, но только ты мне поможешь. Из тех, с кем я общался, – безусловно, Евгения Семеновна Мирошниченко. Она могла все мне высказать. Если где-то под рок запел, звонила и...
– ...тра-та-та-та-та...
– …ругала: "Ты, скотина! Ты чего рычишь? Голосом пой!". Я объяснял: мол, песня такого подхода требует, я же не просто так... У нас с ней любовь была взаимная – у Светы и у меня.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– Красивая женщина...
– ...да-а-а, с сияющими глазами прекрасными... Боже мой, как она работала со студентками! Я смотреть ходил. А Елизавета Ивановна Чавдар, заведующая кафедрой? Я был свидетелем того, как великий певец Анатолий Соловьяненко у нее учился. Ну, как учился? Приходил, уже будучи народным артистом, лауреатом Ленинской премии, сядут они с Лизочкой, побеседуют...
А меня как раз преподаватель из класса выгнал – за то, что у меня сын родился. Ну, случайно так получилось, первый ребенок всегда случайный... Занимался я у профессора Георгия Маргиева, он осетин был настоящий, готовились мы к конкурсам Глинки и Чайковского, как раз дело пошло, я пел арию Мельника, Мефистофеля... Он мне говорил: "Малчик мой, малчик мой, береги сэбя! К девкам не ходи!". Я спрашивал: "Чего?". – "Все со связок туда идет, и ты это теряешь! Не хады, зарэжу!". В общем, узнав, что я отцом стал, он меня прогнал, хотя я ему книжечку принес, где Жорика ручка обведена, сказал, что в честь него ребенка назвали... За что, кстати, я теперь расплачиваюсь, потому что характер такой же, как у Георгия Петровича. (Улыбается).
И вот захожу я в класс, где сидят Чавдар и Соловьяненко, и говорю: "Елизавета Ивановна, выгнал меня Маргиев. Что мне делать, из консерватории уходить?". А мы с ней хорошо знакомы были: ездили в Германию, в Лейпциг, где ставили оперу "Дейдамия", три месяца прожили там... Ну, пожилые певицы, женщины в возрасте, всегда меня любили...
– ...и не только пожилые...
– ...(улыбается) ну, до молодых дойдем еще... Словом, в присутствии Соловьяненко благословила меня Чавдар к Огневому пойти, к Котику, как называли Константина Дмитриевича. Он сказал: "Мальчик мой, я же с тенорами работаю...". Я прошусь: "Константин Дмитриевич, заберите, куда мне идти? Два года доучиться надо, пожалуйста!". Он согласился, и я у него доучивался. Интересно работать было. Тенора поют: "А-а-ай, уснули голубые...". А у меня своя ария, и Котик мне кричит: "Перекидывай!". Я: "Что, Константин Дмитриевич, перекидывать?". – "Не туда, а сюда голос перекидывай!". (Смеется).
Лежит он рядом с моей мамой на Берковцах, причем так мистично все вышло... Мама через полгода после него умерла, от той же тяжелой болезни, я только отплакался в консерватории, где с ним попрощался... Великий певец был! Добрейшей души человек, никому зла не сделал. Но после прощания так получилось, что не пошел я на кладбище: съемка была какая-то. А потом мамы не стало. Я попросил Омельченко, чтобы с местом помог, не на Байковом, конечно, хоть на Берковцах, но поближе. Тот позвонил Хоменко, привели меня к директору кладбища, тот говорит: "Во втором ряду два местечка есть, можете брать. Кстати, рядом лежит певец Огневой". Я смотрю – и у меня шок...
– ...мистика какая-то...
– ...на могилке стоит мой двухсполовинойметровый венок, все опало на нем, только лента черная осталась: "Дорогому Маэстро от семьи Билоножко". И я понял, что Котик тоже меня любил, как и я его. Видел с небес, что не попал я на кладбище, не проводил его, и привел меня туда полгода спустя, когда я маму хоронил...
Помню, как Соловьяненко пел "карії очі, чорнії брови" и в конце держал "до". Просто сел на нотку – и она у него полторы минуты длится, серебром-золотом переливается...
– Дмитрий Михайлович Гнатюк, глыба, гигант...
– Уникальный человек, которого даже сравнить ни с кем нельзя! От Бога человек: голос, талант, доброта... Для нас тоже знаковая фигура. Когда Света первый раз забеременела, он народным депутатом был, приемная в оперном находилась. Я тыкался в министерство, туда, сюда – никто не дает квартиру! Ну хоть что-нибудь бы выделили, не у дворника же комнату снимать, который свою Машу головой в унитаз макал за то, что трешку ему на пропой не давала. Я его бью за это, а потом она за мной гоняется...
Дай, думаю, рискну: пойду к Гнатюку. Написал прошение к депутату, взял Свету – заходим в кабинет... Дмитрий Михайлович в расцвете сил...
– ...красавец...
– ...вот такая грудная клетка, идеальная прическа, широкая улыбка... Он нас тогда вообще не знал. "Вот, – говорю, – солистка оперетты, а я студент консерватории. Нам бы комнатку какую-то, Дмитрий Михайлович...". Он сначала: "Все, стоп, стоп...". А потом видит, что Света беременна: "О-о-о! Да-да!". И прошение подписал, после чего нам в срочном порядке выделили комнатку в дурдоме Министерства культуры на улице Малышко, где кто только ни жил, все нынешние народные! От Наташи Сумской, Саши Осадчего, Жени Савчука, который сейчас руководит...
– ...капеллой...
– ...да. И когда Свете срок подошел рожать, я отправил ее к маме: она акушер-гинеколог. А сам ремонт делал, чтобы привезти ее на все готовое. Боже, как мы там счастливо жили! Мы там еще и второго сына успели родить. (Улыбается). А как мы гуляли, танцевали, какие гости к нам приходили!..
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– Раньше в Украине было много прекрасных голосов...
– ...подожди, а Николай Кондратюк?
– О-о-о...
– Это же гигант! А уже упомянутый Соловьяненко, а Мокренко? Послушай их записи...
– ...я часто слушаю, кстати...
– ...и я. Обо всех, конечно, не успею сейчас сказать, назвал только тех, с кем общался и кто симпатизировал мне.
– Хорошо, что YouTube есть: можно и услышать, и увидеть, правда?
– А я ведь еще на записи у них был: 30 лет работал солистом оркестра радио и телевидения, а они же писались там, в Доме звукозаписи, в большой студии. Помню гениального Бильчинского, звукорежиссера, какую он акустику делал: при фортиссимо, при крещендо голос все равно звучал, пробивал... Помню, как Соловьяненко пел "карії очі, чорнії брови" и в конце держал "до". Просто сел на нотку – и она у него полторы минуты длится, серебром-золотом переливается...
– ...лауреат Ленинской премии...
– ...да!
– Сегодня красивых голосов в Украине меньше или нет?
– Поверь, не меньше, но их меньше знают. Шоу-бизнес...
– ...делает свое...
– ...давит все. Больше известны безголосые, чем те, кого нужно знать.
Украинских артистов, которые ездят в Россию, я не понимаю, но не могу не признать, что Москва выбрала лучших, самых талантливых
– А что вы думаете об украинских артистах, которые гастролируют в России?
– Честно говоря, ничего не думаю. "У всякого своя доля і свій шлях широкий", как писал классик. Я свою судьбу давно с Украиной связал. Безусловно, Украине плохо, и мне не лучше. Но я люблю ее и знаю, что предателей нигде не любят, в том числе в России. Сейчас используют, пока этому идеология способствует, а потом...
Говорили мы с одним продюсером: он рассказывал, как уговаривали, что обещали, как-то оправдывался... Я говорю: "Чего ты оправдываешься? Ты это выбрал, тебе это нравится, у тебя прекрасная жена-певица..." – "Мы там постоянно украинские песни поем!". Ага, думаю. Поете вы постоянно, если кто-то в Донбассе в баре запел – и на 20 лет сел за украинскую песню...
Я не понимаю этого, но не могу не признать, что Москва выбрала лучших, самых талантливых. И как мне судить этих исполнителей? Я тем же путем шел...
– Как вы относитесь к запрету на въезд в Украину многим российским исполнителям и к тому, что запрещают российские фильмы и сериалы?
– Сперва скажу, что года три российские сериалы не смотрю: противно. Я просто понимаю, что российское кино – прежде всего, идеология, прославление русского солдата. Когда-то, в первое пришествие Владимира Путина, наши политики не расслышали его слова о том, что где звучит русский язык, русская песня, там Россия. Пропустили это мимо ушей, и пошло-поехало. Путин запретил все эти "Богатые тоже плачут" про Мексику или Бразилию с фазендами, и началась эпоха российского патриотического кино. И вот они дострелялись, добросались гранатками до того, что придурок Пореченков поехал в Донбасс, взял пулемет и начал палить по несчастным нашим защитникам Отечества, которые непонятно зачем так долго там были и неясно почему оттуда были выброшены. Как можно это любить? Я не люблю это и не уважаю.
– Не нужно пускать сюда Пореченковых?
– Да они и сами побоятся приезжать, я думаю.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
Дмитрий Гнатюк сгреб клавиры и на пол бросил: "Господи! Если б не нужда, разве я сюда приехал бы?
– Увеличилось ли количество ваших концертов после запрета на въезд для многих российских звезд?
– Дмитрий Ильич, ты учти, что я с 17 лет пою. Когда-то приехал к нам Саша Тиханович, царство ему небесное, а у нас и так раздутый концерт, а в "Украине" правила таковы, что после 10 вечера ты платишь за час 30–35 тысяч. Я говорю: "Сашенька, дорогой мой, давай вместо трех песен – одну или две?". Он отвечает: "Виталечка, я уже так напелся... Сколько скажешь, главное, что я приехал и ты мне заплатил". (Улыбается).
У меня трудовая книжка в 17 лет открыта: ансамбль "Козаченьки", "Веселые ребята", потом армия, консерватория... Я пою, пою и пою. А сейчас, слава Богу, имею право выбирать, куда мне поехать.
Помню, Дмитрий Михайлович... Вот такой он был! (Раскидывает руки).
– Да, выходил как красиво.
– Сейчас расскажу! Поехали как-то на одну агрофирму, а он уже в таком статусе, что мы называли его "лауреат караваев": ему везде вручали каравай, он отламывал кусочек, в сольку макал... Тут то же самое, красиво встретили, концерт должен быть, а баянист не приехал! Гнатюк спрашивает: "У вас здесь баянист есть?". Ему говорят: "Есть, Дмитрий Михайлович, а как же". Пришел местный баянист, начал ковыряться в клавирах, а клавиры там Майбороды, Билаша – серьезная музыка. Копался-копался, Гнатюк уже ему сам показывал, какую кнопочку нажать, а тот все равно ничего понять не может! В конце концов Дмитрий Михайлович сгреб все эти клавиры и на пол бросил: "Господи! Если б не нужда, разве я сюда приехал бы?". (Смеется).
Ну, уникальный был человек! Мог сидеть в автобусе, вокруг него детвора, сопля моего возраста и моего ранга тогдашнего, рассказывать разные истории и смеяться громче всех... Особенно много знал он о Николае Яковченко и в каждую поездку новым артистам рассказывал, как Ольга Кусенко, первая жена Тарапуньки, шла на базар, а Яковченко – навстречу, со своим Фанфаном. (Хриплым голосом Яковченко): "Олю, куди ти йдеш?". – "На Бесарабку, Миколо Федоровичу". – "Не ходи туди, Олю, там на блядєй облава!". Ну, это вырежешь, пожалуй...
Гнатюк мог говорить, говорить, говорить... А потом раз – и тишина: уснули Дмитрий Михайлович. Ему надо было минут 15 перекимарить, после чего он просыпался – и опять мог на полтора часа зарядить! Обо всем успевал рассказать: автобусы тогда со скоростью 30 километров в час ездили...
– Сколько лет вы живете со Светланой?
– О-о-о, это сложный вопрос, у нее надо спросить, чтобы я не облажался. У нас как-то спросили об этом, я на жену стрелки перевел: "Пускай Света скажет". Света говорит: "35 лет". Ну, это больной вопрос... А дальше спрашивают: "Сколько лет вашему сыну?". Она отвечает: "40". Все притихли, на меня смотрят... Я спрашиваю: "Так что, первый сын – не от меня?". И Жора потом, после эфира, над ней подтрунивал: "Мама, а папа что, не мой отец?". (Улыбается). Я в армии ее встретил, ты понимаешь, что это такое?
– Вы Светлану ревновали?
– Нет. Просто если видел, что что-то не по-моему, сразу бил...
– ...Свету?!
– Не-е-ет, режиссеров театра. А ее за что? Разве она виновата, что красивая женщина, что на нее, как мухи на мед, мужчины слетались?
– Режиссеров, а еще кого?
– Директоров. Одному директору телевидения прищемил дверью пальцы и сказал: "Еще раз попросишь мою жену прийти после программы, прищемлю то, что между ног!".
– Вот что значит воздушно-десантные войска...
– ...да.
– Вы действительно просили своего друга, выдающегося украинского актера Ивана Гаврилюка, соблазнить Светлану?
– Ну, не то чтобы соблазнить... Я же в столицу приехал 18-летним провинциальным парнем, без образования, который только познавал мир. Полюбил Киев, захотел остаться здесь, девочка сразу попалась, в театре, с первого взгляда влюбился, наврал, что ее поклонник, книжку подарил редкостную, потому что знал, что она ко мне вернется: "Вокальные параллели" Лаури-Вольпи, их полторы тысячи экземпляров было во всем Советском Союзе! Начали встречаться, ездить то к моим родителям, то к ее. А потом пришло такое время, что надо что-то решать, как быть дальше.
Как-то мама прислала мне рублей 30 на "Приму" солдатскую, а я вместо "Примы" решил в ресторан сходить. Пригласил Ивана и еще одного друга, самых красивых (ну, Иван тогда в фаворе был, он уже в "Аннычке" сыграл, на битом стекле танцевал с Быструшкиным, и это он познакомил меня и с Миколайчуком, и со Степанковым, и в историю мы попали, после которой я на гауптвахте сидел), оставил с ними Свету на 45 минут: мол, с желудком что-то, выйти надо. А перед этим сказал: "Ваня, охмури артистку!". В Доме офицеров это было, я на улице стоял и в окно смотрел, что и как.
Ну, Ваня охмурял-охмурял, потом вышел ко мне и говорит: "Виталик, мне кажется, она тебя любит!". Слово авторитетного человека на меня, конечно, повлияло...
Всегда боялся ходить налево, особенно после того, как Билл Клинтон с Моникой Левински облажался
– От Светланы налево вы ходили когда-нибудь?
– А кто тебе скажет? (Смеется). Только направо!
– Нет чтобы отрицать...
– На самом деле я всегда боялся ходить налево, особенно после того, как Билл Клинтон с Моникой Левински облажался.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– Покойный Николай Петрович Мозговой говорил мне, что Виталий Билоножко – еще тот самец...
– Ну, самец не тот, кто с горы спустился – и все стадо его. Это тот, кому женщины в любви признаются, кто поклонниц своих платонически любит и никогда не обидит. Кому можно сказать: "Виталечка, он пристает ко мне, защити" – и ты раз в дыню, два в дыню...
– Как говорится, на молодиць не заглядаєтеся?
– Да на всех: и на молодых, и на юных. Женщина – самое совершенное творение природы! Дмитрий Ильич, ты же понимаешь меня, я думаю... Ну как без них? Это ведь лучшее, что нам дано в жизни!
– Признайтесь: Светлану до сих пор любите? Вы столько лет вместе...
– Ну, что такое любовь? Это русские придумали, чтобы женщинам не платить. (Улыбается). Но первые годы тумана любовного я даже не помню, что делал, что со мной происходило.
– А потом – дружба?
– Не-е-е! Мы, извини, в десны целовались лет до 40, и тестостерон никуда от нас не девался. Я тебе скажу, что Света для меня все: мама, жена, любимая женщина, дочь... У меня дочерей нет, но я бы очень хотел. Внучку сильно люблю, все прошу старшего сына: "Ну принеси Светочку, я ее хоть потискаю!".
Сейчас отпустил жену в свободное плавание: она так настрадалась со мной в молодые годы! Я же не пустил ее в кино сниматься, хотя Марк Донской забирал ее на киностудию имени Горького, были перспективы.
– Красивая женщина.
– Он говорил: "Ларионова уходит в мамы, девочка моя, давай я подучу...". А у нее типаж Ларионовой. Но, знаешь, как они подучить могут?
– Да-да.
– И я Свету перед выбором поставил: либо кино, либо семья. А сейчас она, повторюсь, для меня все. Без нее я не могу даже на концерт выехать: прическу она мне сделает, костюм в порядок приведет, накормит... Ну, разве только подсрачник не даст. (Улыбается).
– Как вы, символ ценностей семейных, к геям относитесь?
– А мы живем среди них: у Светы много друзей-геев, у меня тоже. Был один товарищ, который помогал мне даже машину ремонтировать: директор базы Верховной Рады. Как он Свету просил: "Светочка, Светочка, ну пусти Виталика в саунку со мной! Я "вольвочку" купил, паутинку сорвем, покатаемся с ним...". Жена слушала это, слушала... Разумеется, никуда я не ездил. Однажды она не выдержала, прямо ему сказала: "Иван, ну он меня любит. Не поедет он никуда с парнями". Он обиделся: "Не бери больше трубку!". Звонит мне и поет:
Біда не в тім, що свище вітер лютий,
Що січень на вікні малює мертві квіти,
Біда не в тім, що ти мене не любиш,
Біда, що я тебе не можу розлюбити!
Я посмеялся, а потом Коле Мозговому эту историю рассказал: "Вот, оказывается, для кого ты песню написал!".
– В советское время артисты пили много, даже чистый спирт. Сегодня пьют?
– Ну, моя творческая жизнь с чистого спирта и началась. Как раз сняли фильм "Вавилон ХХ"...
– Миколайчук, да?
– Конечно. Прихожу я на студию Довженко – там жизнь буяет: в одном павильоне сказку снимают какую-то, в другом фронтовики ходят, мечутся помрежи, операторы... И буфет в центре – в самом большом павильоне, где Савик потом программу свою снимал. А в буфете сидят Миколайчук, Степанков, Осыка, Брондуков, Гаврилюк...
– Гении!..
– Да! И Морозенко или еще кто-то. На столе стоят три бутылки с этикеткой "Боржоми", правда, без пузырьков, и леденцы лежат. И вот у них киноэтюд такой: каждый себе, чтобы подозрений не было, наливает из бутылки в стакан, спокойно так выпивают... Только у одного Костя Петровича слеза потекла. Потом берут по леденцу, кладут в рот и на умняке сидят. Ваня меня поздозвал: мол, Виталик, садись к нам. "Да, – говорю, – воды что-то не хочется...". – "Это не вода, давай!". И наливает мне полстакана. А я никогда до этого спиртного в рот не брал!
Это, как ты уже понял, спирт был, мне в зобу дыханье сперло, побежал к крану за водой, чтобы запить... А закончилось все тем, что меня, пьяного солдата (Гаврилюк в штатском был, а я-то в шинельке!), на проходной киностудии патруль загреб и я пять суток на "губе" просидел. (Улыбается).
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
Когда смотрел онлайны с Революции достоинства, у меня глаза выцвели
– Рядом с вашим загородным домом целое фермерское хозяйство, где много животных, и даже рыб вы выращиваете.
– Это правда. Я считаю, если это загородный дом, то там должно быть полно детей, внуков, правнуков, там должны жить животные, птицы, и каждой твари – минимум по паре. У меня две овчарки, лебедя-подранка подобрал – и ему самочку привез, пара такая, это чудо просто, как они любят друг друга! И только из дому выйду, как они уже с берега мне хрюкают: пусти, мол, жрать хочется! (Смеется).
– Кто еще?
– С десяток павлинов, разные голуби, от белых павлинов (порода такая) до английских королевских дутышей, курочки малюсенькие, воттакусенькие (показывает), но такие умные! Четыре яйца павлиньих может высидеть, и уже павлины больше нее, а она возле них: тю-тю-тю-тю-тю...
– Вы сентиментальный человек?
– Безусловно. Разве по мне не видно?
– Что может вызвать слезы?
– То, что я по телевизору вижу. Потеря друга, родного человека. Непонимание происходящего. С возрастом это беда просто... Когда смотрел онлайны с Революции достоинства, у меня глаза выцвели.
– Часто плачете?
– Ну как? Когда болит...
– ...а болит последнее время часто...
– ...ты прав. Не жизнь, а шокотерапия.
– В душе вы молодой человек?
– Ну конечно! Вот мы у тебя на дне рождения были...
– ...да...
– ...я такой же, как у тебя в гостях 20 лет назад, разве что волос поменьше. Ты смелый человек: голову побрил. Я тоже хотел, но отговорили: "Не делай этого! Скажут, что, как Паша Зибров, совсем поменялся, и три года не будут на концерты ходить".
– Но сколько вам лет сейчас – в душе?
– До 45.
– Скучаете по себе, молодому, красивому?
– А чего скучать...
– ...если все еще молод и красив, да?
– (Смеется). Ну да, я и сейчас ого-го, кто попадется, тот...
– ...не отобьется!
– Да! Всему свое время, каждому овощу свой срок. Но ностальгия есть, безусловно. Жалею о том, чего не сделал, что выпустил из рук, что прошло через меня, но я не довел до конца. И страшно подумать, сколько людей ушло, с которыми годы прожил в любви, уважении и согласии.
В юности мне было море по колено, а сейчас Днепр по... По пояс!
– Что чаще всего вспоминаете?
– Да все: концерты, гостиницы, девушек, которые в меня влюблялись, музыку хорошую, которую исполнял. Сколько песен было! 300 или 400, в один концерт не уместить: нельзя впихнуть невпихуемое...
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– В молодости, знаю, море вам было по колено, а сегодня?
– Сегодня мне Днепр по... По пояс! (Поет). Дніпро по по-о-ояс... Три года живу на Днепре, и три года не купался. Янукович "молодец": Межигорье от радиации очистил, она там в землю ушла, а у нас в районе Осокорков (поет) тече вода, тече брудна вода! Даже медузы откуда-то появляются, из каких-то канав. Экологические службы, если они и работают, на предприятия не влияют, и в реку бесконтрольно сливается все.
– Грустный вопрос задам. На церемонии прощания с выдающимся певцом Юрием Богатиковым, вашим и моим другом, звучала песня в его исполнении, где были такие слова: "Ничто не вечно под Луной, никто не вечен. Друзья прощаются со мной. До скорой встречи! Совсем не я тому виной: жизнь быстротечна...". Под какую из ваших песен вы бы хотели, чтобы с вами прощались?
– Ой, ну и вопрос... Я тебе просто о Юрии Иосифовиче скажу. Вот тоже, кстати, такая утрата: сегодня был, а завтра – раз, и нет человека! Каким веселым он был! Мог спокойно зайти в кабинет Драча...
– ...Грача...
– ...да-да, Грача в Крыму, чтобы позвонить, и когда входящие были платные, мог спокойно полтора часа сидеть и переспрашивать, что там в Киеве, как у кого дела и так далее. (Смеется). Когда-то на нашем концерте я объявил его: "Великий украинский сын российского народа!" – и не вырезали. Так Богатиков мне потом полгода говорил: "Боже, ты один сказал эти слова, и их оставили в телеверсии!". Удивительный был, я люблю таких людей, которые, словно зебры: полоса черная, полоса белая...
Он тебя любил, кстати, потому во всех твоих концертах пел. Полтора метра ростом, а душа какая, а харизма! На двухметрового лося поющего.
Я был первым исполнителем песни "Все пройдет", которую Леонид Дербенев мне на программе "Шире круг" подарил
– Это точно... Но под какую песню, на ваш взгляд, было бы достойное прощание?
– Мне повезло: я совсем юным пришел на радио и телевидение, работал с оркестром Онуфриенко и Бабича. И когда мы какую-то песню записывали, пришел Игорь Шамо, великий мелодист, который рано ушел от страшной болезни, мог бы еще столько всего написать... Показал на меня за стеклом пальчиком – звукорежиссеру. Остановили запись, я вышел. Он говорит: "Мальчик мой, а можешь вот эту песню спеть?". Ну, слова моему жизненному кредо соответствовали, но мне в ту пору было только 30... Однако я спел, а потом в филармонии ту вещь исполнил. Ко мне подбежали Диана Игнатьевна Петриненко, Анатолий Мокренко: "Ты донес до людей такую песню!". (Поет):
І день мина,
І ніч сумна розтане,
І відлетять літа, мов журавлі...
Боюсь, коли мене не стане,
Щоб не казали люди, не казали,
Що вік прожив я марно на землі,
Що вік прожив я марно на землі.
Скажіть річкам,
Скажіть степам й дібровам,
Скажіть, хто був зі мною кожну мить,
Що я не встиг тоді любові,
Що поміж вас великої любові,
На жаль, не зміг я рівно розділить.
На жаль, не зміг я серце розділить.
А ще скажіть,
Що не цуравсь я друзів,
І не соромивсь сліз, коли пекло...
Я з вами був, брати мої і друзі,
Я з вами був у радості і тузі,
Так тихо був – неначе й не було.
Так тихо був – неначе й не було...
І вірю я,
Як лебедина зграя
Свою у небі пісню просурмить...
Хтось із людей мене згадає,
Хтось із людей колись мене згадає,
Я з вами був і буду кожну мить!
Я з вами був і буду кожну мить!
– Пора заканчивать, но мне так нравится, как вы поете! Может, еще что-нибудь?
– Новогоднее что-то, наверное? Я был первым исполнителем одной песни, которую Леонид Дербенев мне на программе "Шире круг " подарил. Это было их с Максимом Дунаевским свежеиспеченное произведение, он отдал его мне и сказал: "Пой, Виталик!". Я привез песню в Киев, быстро сделали аранжировку... Но потом вмешался Михал Юрьевич, болельщик "Зенита"...
– ...Михал Сергеевич...
– ...да-да, я ошибся. Боярский. А знаешь хохму про Михал Сергеича? Когда умер артист Водяной, Михаил Григорьевич, при власти Горбачев был – Михаил Сергеевич. На похоронах директор филармонии речь говорит: "Спи спокойно, дорогой наш, великий Михал Сергеич! О-о-о-й! Григорьевич!". (Смеется).
– Итак, песня...
– (Поет):
Вновь о том, что год уходит с Земли,
В час вечерний спой мне.
Этот год, быть может, где-то вдали,
Мы не однажды вспомним.
Вспомним, как прозрачный месяц плывет
Над ночной прохладой,
Лишь о том, что все пройдет,
Вспоминать не надо,
Лишь о том, что все пройдет,
Вспоминать не надо...
Пой!
– Я слушаю...
– Все пройдет: и печаль и радость.
Все пройдет: так устроен свет.
Все пройдет, только верить надо,
Что любовь не проходит, нет!
– Благодарю вас, Виталий! Вдохновения вам, счастья, и привет Светлане!
– Спасибо, Дмитрий Ильич!
Записала Анна ШЕСТАК
