– В предпоследний день лета во Львове был убит Андрей Парубий. Пани Мария, вы болезненно отреагировали в своих соцсетях на его убийство.
– Андрей Парубий – это был человек одного со мной поколения. Я даже не помню точный момент, когда мы познакомились, потому что это была такая одна среда, где все друг друга знали. И у меня такое впечатление, что я Парубия знала всегда. Он производил впечатление человека, для которого идея была важнее, чем какие-то материальные блага или какое-то признание.
Поэтому у меня всегда было к нему отношение как к близкому другу, хотя на самом деле какими-то очень близкими друзьями мы не были. Но мы вместе с людьми нашего поколения пережили этап, когда каждого человека, которого ты знал, который не сошел со своего пути, ты считаешь братом или сестрой. Поэтому это шок. Эта новость – это был шок по очень многим причинам.
Во-первых, это то, что Андрея Парубия уже нет. Это настолько яркий выразитель украинской идеи и того, как можно идти к этой идее всю свою жизнь, как можно биться за закон о языке. И что больше всего меня больно ударило – это то, что так безнаказанно это может происходить в центре города, да еще и в центре Львова. После того как была убита Ирина Фарион – через год такое показательное, наглое убийство Андрея Парубия.
Это как будто то время, когда убивали украинских героев или сажали их в тюрьмы.
– Когда вы последний раз виделись с Парубием, какие лучшие воспоминания остались о нем?
– Последний раз мы виделись довольно давно на самом деле. Но я помню, может, пять лет, может, четыре назад было мероприятие, не очень хорошо помню какое, но оно было для военных. Это было после моего дня рождения, немного времени прошло, и Парубий мне подарил очень красивую вышитую рубашку. Я ее одеваю, и она такая, знаете, не из тех современных, которые очень яркие, а из тех современных, но настоящих, которые еще до сих пор делают мастерицы. Совершенно уникальная, деликатная вышивка, мережка и все такое. Она не кричащая, но мне всегда была очень дорога и очень дорога, конечно, теперь.
– Вы всегда тепло отзываетесь о своей коллеге и подруге Ирине Билык. Расскажите, как начиналась ваша дружба.
– Нельзя сказать, что это очень близкая дружба. Потому что близкая дружба – это все-таки, когда люди видятся, поддерживают друг друга, находятся рядом, у которых есть общие мнения, общие интересы.
Мне кажется, что если кто-нибудь захочет написать на нашем примере какой-нибудь роман, то это было бы интересно. Потому что мы одного возраста, мы вместе были на первой "Червоной руте", наши пути были разные, разный был репертуар, разный был подход, разный был шоу-бизнес, разные были позиции.
Но мы все равно люди одного поколения и все равно очень тепло обнимаемся при встрече. И [мама Ирины Билык] Анна Яковлевна как-то тепло ко мне относилась, потому что наши мамы всегда знали, насколько тяжело дается каждый шаг. Люди могут оценивать, давать какие-то критические оценки, хейтить, а мама всегда видит, насколько это было тяжело тогда, и, к сожалению, мама не видит, насколько это тяжело сейчас. И Ирина мама тоже. И вот когда-то мама Ирина мне сказала: "Девочки, держитесь вместе".
Ну, и так получается, что так или иначе, близко или не близко, но мы все равно с Ирой держимся вместе. Не то чтобы и вместе, а все равно держимся. И потому когда еще до войны Ира сказала, на мой взгляд, какую-то, там, не очень умную вещь в одном эфире, и на нее все накинулись, я ее защитила, а потом накинулись на меня. Наверное, дружбой в таком понимании, что спина к спине, – то это назвать нельзя. Но этот путь – это очень серьезная вещь.
Я не исключаю, что мы когда-нибудь запишем дуэт, коллаборацию. Это не будет песня о любви. Недавно был концерт памяти Николая Мозгового. Мы виделись, Ира говорит: "А ты не хочешь мне написать какую-нибудь песню?" И я говорю: "Почему бы и нет, возможно". Но это такие какие-то гипотетические моменты и просто на уровне идей.
– В недавнем разговоре с украинским певцом Vlad Darwin вы упомянули, что до сих пор помещаетесь в платье, в котором снимались в клипе на песню "Розлюби" 30 лет назад. Как вам удалось сохранить и молодость, и красоту, и стройную фигуру?
– Я сейчас нахожусь в своей комнате дома и думаю, что я его достану, потому что никто не верит. Да, я помещаюсь в свое платье. На самом деле разные моменты были в жизни – и было рождение дочери, и были разные ситуации, – и у меня это платье – оно как мерило. Я иногда помещаюсь, а потом не помещаюсь. Но это постоянная идет борьба: я вроде бы выигрываю, а порой – нет, потому что я из тех людей, которые заедают стресс.
Я – тот человек, который съест булочку, когда хочется. Поэтому я не могу сказать, что я прям идеально за этим всем слежу. Я стоически покупаю абонементы в спортзал, но хожу в них не всегда. Но я очень люблю ходить купаться в водоемах. И вот даже сейчас неплохая погода, и я думаю, не поехать ли мне на озеро и не искупаться. И уже сказала своим друзьям, что уверенно иду в сторону "моржа".
Но что касается постоянного спорта, то стараюсь, но не могу сказать, что я стоически это делаю. Но очень благодарю вас сейчас за комплимент. Мне иногда кажется, что ощущение юности и ощущение молодости – это энергия, которая идет изнутри. Я постоянно в движении, постоянно мне нет времени думать о том, сколько мне лет. И когда говорят: "Песне "Розлюби" 30 лет", – я думаю: "Боже, действительно". А я же ее пою на концертах, я никогда не задумывалась, сколько лет моим песням.
– В этом же разговоре с Vlad Darwin вы сказали, что у вас нет шансов закончить жизнь где-то в канаве в каком-то алкогольном угаре, потому что отец воспитывал вас очень дисциплинированной. А как вы себя контролируете – сдерживаете или мотивируете? Бывают ли вот эти моменты, когда хочется все отпустить, ничего не делать?
– Вы знаете, я, во-первых, очень вас благодарю, что вы смотрели это интервью, этот подкаст, и это была идея Vlad Darwin – перед выпуском песни "Відпусти" записать не просто какой-то фрагмент в TikTok, а записать в такой форме наш разговор, который вышел будто бы как мое интервью, чтобы люди понимали, что, почему и как. И как я вижу мир. Поэтому мне очень приятно, что вы посмотрели.
А то, что я говорю, что у меня не получится закончить жизнь в канаве, – понимаете, ни от ничего нельзя зарекаться, всякое может быть, но для меня очень важен момент именно дисциплины. Поэтому меня отец учил, что я всегда могу себя контролировать, и я всегда могу себя отговорить от чего-то. То есть я не буду идти на растерзание искушениям.
У меня никогда нет ситуации, что я увижу какие-то туфли и вот все свои деньги потрачу на эти туфли или последние деньги потрачу на платья, которые мне нравятся. Хотя бы только потому, что для меня материальные вещи имеют гораздо меньшее значение. То есть я всегда с удовольствием и всегда очень радостно помогаю, если человек нуждается в помощи. И я всегда это делаю. Не обеднеет рука дающего. Это у меня такой принцип.
Но что касается меня, то я всегда могу сдержаться. У меня нет такого, что я что-то настолько сильно хочу, что не могу управлять собой, не могу сдержаться. Иногда бывают моменты, когда понимаю, что я хочу себе это купить, потому что хочу порадовать. И я это делаю. Папа меня так воспитал, потому что мы жили очень скромно, у меня родители были преподаватели, очень честные и порядочные люди. И папа всегда меня учил, что основное в человеке – это порядочность, чистота души, это какие-то моменты, чтобы не подвести, не обмануть. И путь таких людей – он часто бывает, знаете, ну, скажем так, небогатым. И поэтому папа мне всегда говорил, что есть вещи, без которых просто можно обойтись. Очень без многих вещей можно в жизни обойтись.
– Без вещей – да. А можно ли обойтись без настоящей любви?
– Очень важно любовь встретить как таковую. Я как человек пишущий поняла, что у меня в душе всегда были какие-то бури. И не всегда мои песни – это прямо было совсем-совсем обо мне. А это что-то такое, какие-то переживания, какие-то увлечения, какие-то любови, у которых не было даже ответа. Что-то такое постоянно бурлило, я человек очень эмоциональный. И человек, который может влюбиться. И вот эта песня "Розлюби" – она мне показала, что если эти чувства были, то они все равно отзываются в душе.
То есть разлюбить на самом деле невозможно. Для меня всегда, знаете, очень важно было любить самой. И важно, но, возможно, менее важно, чтобы любили меня. Может быть, это неправильно. Потому что если у меня душа горит и я люблю, то я тогда пишу на самом деле. Мне важно писать, жить, петь. Когда тебя любят, это фантастически. Но твоя душа должна пылать.
– В начале сентября шума в украинском инфопространстве наделало интервью Пугачевой. Что вы о нем думаете?
– Я еще не смотрела, хотя многие мои знакомые посмотрели. У меня просто не было времени. Но я думаю, что посмотрю. Пугачева – это, безусловно, величина. Поэтому очень многие люди обсуждают это интервью. Я, честно говоря, абсолютно сейчас не придерживаюсь информационного пространства наших соседей, наших врагов. Не знаю, кто там у них сейчас может претендовать на звание морального авторитета. Это, безусловно, была [российский оппозиционный политик Валерия] Новодворская в свое время, [российская журналистка Анна] Политковская. Тогда я за этим еще следила. Сейчас я просто не знаю.
Если мы хотим и если это важно, чтобы Россия начала как-то двигаться, распадаться изнутри, там должны быть люди, к которым прислушиваются. И нравится это нам или не нравится, Алла Пугачева – это такой человек. Это интервью было не для нас, чтобы мы его обсуждали. Это было интервью для тех людей, которые, возможно, могли бы сейчас восстать и что-то говорить. А они не делают этого.
И вот, посмотрев на Пугачеву, они могут понимать, что они тоже могут говорить свое слово. Поэтому я считаю, что это интервью важно. Я не могу судить, потому что я еще не смотрела, я не могу оперировать какими-то цитатами. Но я не толерирую "хороших русских". Я просто сейчас не смотрю, не знаю, меня подташнивает от многих вещей в принципе. Огромная страна, которая напала на нас, – она гниет изнутри. И мне кажется, что там рано или поздно, но должны начаться эти процессы, которые очень важны. А эти процессы не могут начаться, если не будет людей, которые будут вербализировать, которые будут говорить, что король голый.
– Как думаете, решится ли Россия, которая до сих пор не получила ответ на свои провокации, вторгнуться в одну из стран НАТО?
– У меня было понимание, что начнется большая полномасштабная война с Украиной. Потому что Россия хочет возвращать Советский Союз. Украина и страны Балтии – это, в принципе, главная цель. Сейчас разочарование, что Европа не дает отпор, который должен был бы быть. Потому что мы хотели войти в НАТО, думали, что это момент защиты. Я понимаю, что помощь дается, но ничего особенного не происходит. И кремлевский диктатор может озвереть от своей кровожадности.
Я захожу в TikTok и вижу, что на польском языке завирусилась песня, переведенная с русского. Кажется, "Матушка-земля" или что-то такое. И поляки поют. Я себе думаю: "Что вы делаете, на вас летят российские дроны, а вы перевели русскую пропагандистскую песню и поете на польский манер?" Мне кажется, что сейчас польское общество должно максимально консолидироваться. Что будет дальше, я не знаю, боюсь что-то сказать, боюсь сейчас каких-то слов, чтобы они не материализовались.
– Совсем скоро объявят список артистов, которые будут бороться за право представлять Украину на "Евровидении 2026". Была ли у вас мысль принять участие в нацотборе, ведь у вас, уверена, были бы все шансы победить?
– Вы знаете, я не думаю, что я бы победила, потому что у меня немного другая музыка. И, как правило, на "Евровидении" то, что мне нравится больше всего, не побеждает. То есть у меня есть специфические вкусы, я делаю музыку всю свою жизнь такую, которая мне нравится. Она потом через 30 лет актуальна, но она не, знаете ли, прямо в фарватере модных и актуальных тенденций. Я пишу на годы, на десятилетия. Поэтому у меня такой мысли не было, но в свое время я была главой национального жюри "Евровидения" в Украине. Это как раз был тот год, когда победила Джамала. И я помню, как мне даже угрожали с каких-то российских пабликов и номеров. То есть я причастна к этому была. И была когда-то главой детского жюри на "Евровидении".
Сейчас я всегда смотрю, комментирую, стараюсь анализировать, что мне нравится, что нет, но, например, Ziferblat мне нравится очень. В этом году мне понравилось все как у них было. Но участвовать я пока что не планирую, потому что украинский национальный отбор на "Евровидение" – это площадка для молодых артистов показать себя всей Украине.
Это не про выиграть и поехать, а чтобы тебя увидело огромное количество людей в стране, и это прекрасный способ для этого, потому что все участвующие в нацотборе на "Евровидении" даже не побеждают, мы их потом помним и любим. Это и Molodi, и Аnka, и Fiїnka. Из-за этого я не хочу забирать еще какое-то место, когда может поехать какой-то очень крутой молодой человек и обогатить этим украинскую сцену.
– Героями вашей программы "Уик-энд новой музыки" на радио "Промінь" было много как украинских звезд, так и молодых артистов. Кто больше всего поразил за последний год?
– Ну давайте начнем с женщин. Сначала лучшие три альбома прошлого года – это "Крихітка" – "Мегалюбов", Vivienne Mort – "Фата" и очень понравился альбом Кажанны. Очень нравится Fiїnka – именно, знаете, ощущение жизни в ее музыке. Очень понравилась Shmiska, очень понравилась "Сестра Близнючка".
А из парней я с удовольствием слушаю Molodi, нравится, что делают Tvoschi, SadSvit. Ну, и Арсен Мирзоян нравится. Melovin интересно всегда это все преподносит. А, ну и моя любовь – это Дима Зезюлин и Latexfauna. Мне просто нравится и музыка, и персонаж.
– Все лето гремела песня Drevo "Смарагдове небо". Что скажете о ней?
– Я помню, как он пробивался, как пытался петь песни своей бабушке, я видела, как ему хотелось, чтобы это люди услышали, узнали. Поэтому я держала за него кулаки на самом деле. За каждым человеком у меня всегда стоит история этого человека. И поэтому я искренне радуюсь, когда человек пробивается и все-таки пробивает эту стену.