Киевлянка Хорошунова в дневнике 1942 года: Говорят о прибавке хлеба, но он такой ужасный, что это мало радует G

29 августа 1942 г., суббота

С фронтов ничего не слышно. Газет не вижу. А здесь германская кампания вспыхнула с новой силой. Новая цифра, якобы, дать 80 тысяч по Киеву.

В связи с этой кампанией проводится в жизнь сокращение штатов по всем учреждениям от 25 до 50%. Позавчера в консерватории сократили 40 человек из 120 имеющихся преподавателей и техработников. А вчера снова принесли списки еще на двадцать шесть человек. Нюсю отстояли, потому что она одна работает в библиотеке. Иначе библиотеку придется закрыть. Экзамены идут, прием учеников продолжается, а сокращение идет полным ходом.

Сокращение проходит уже во многих учреждениях. Прошло уже в Подольской управе. У нас в библиотеке о нем пока не говорят, но мы предполагаем, что так как начальство стало заводить дисциплинарные новшества, то не следует ли это понимать, как предостережение. Тогда снова, не знаю, что делать. Нужно скорее учить немецкий язык и устраиваться на работу к немцам.

Вернулась вчера Дуничка из своих печальных похождений. Была она в Дымере, купила в воскресенье на базаре продукты и вместе с другими сидела на дороге у базара, ждала машину. Теперь единственный транспорт — идущие порожняком машины, которые за плату подвозят мешочников. Вдруг появились две машины с полицейскими во главе с двумя немцами. Базар был окружен, и было приказано сложить посередине все продукты. Кое-кто побежал. Немцы начали стрелять. Убили двух женщин и ранили двух мужчин. Тех, кто пробовал защищаться, показывая документы или просто объясняясь, били нагайками. Одному мужчине рядом с Дуничкой рассекли голову. Потом, когда все продукты вместе с тарой и у покупающих и у продающих были отобраны, поставили всех в три ряда и погнали на торфоразработки, кто в чем стоял. Там их заставили работать совершенно голодными. Поесть дали два или три раза за несколько дней. Никто не посмотрел ни на возраст, ни на то, что большинство было старых и больных. Все они плакали, болели. И, наконец, в четверг их отпустили по домам.

Теперь страшно идти даже по улице. Завтра надо идти на огород, и я совсем не знаю, как это осуществить. В связи с приближением первого числа – новые хлебные порядки. Уже карточки выдает не управдом, а учреждение. Продукты собираются выдавать не в учреждениях, а в хлебных магазинах. А это значит, что большинство останется без них. Снова говорят о прибавке хлеба, но он такой ужасный, что это мало радует. В нем лишь одна пятая часть муки, а остальное просо, не очищенное, и каштаны.

У немцев хороший хлеб. Нюсин ученик русского языка платит ей за уроки хлебом. Не очень-то приятно брать хлеб у немца. Но что поделаешь? Голод, говорят, не тетка.

Нюся, несмотря на усталость, взялась за этот урок, хотя последствия могут казаться трагическими. Собственно это не уроки, а самая активная агитация за Советскую власть и против фашизма. Немец порядочный. Пока никому ничего не сообщает. А чем это кончится, не знаю. Говорить об этом с Нюсей бесполезно. Ее не переделаешь. Ничего она не боится. Немец принес Нюсе немецкую грамматику русского языка, выпущенную в Берлине в 1941 году. В предисловии к ней автор поет восторженные дифирамбы русскому языку и надеется способствовать распространению его среди немцев. Нам бы тоже набраться такой премудрости. Самое трудное — не знать языка врагов. В этом случае совсем беспомощен в борьбе против них. Поэтому учим сейчас немецкий язык, чего не удосужились сделать раньше.

Предыдущая запись в дневнике – от  26 августа.

О личности автора мемуаров об оккупации Киева – Ирины Хорошуновой – и том, как сложилась ее жизнь после войны, а также о судьбе самого дневника читайте в расследованиях издания "ГОРДОН". Полный текст мемуаров публикуется в спецпроекте "Дневник киевлянки".

Редакция благодарит Институт иудаики за предоставленные материалы.

За идею редакция благодарит историка и журналиста, сотрудника Украинского института национальной памяти Александра Зинченко.