+23 Киев
Мне бы хотелось, чтобы для Украины наступил голливудский, сопливый, счастливый финал
– Добрый вечер, дорогие друзья. Сегодня у меня гостья, которую я ждала очень давно: Маша Машкова. Я ваша поклонница. Очень много ваших работ я смотрела, смотрю. И я рада вас приветствовать.
– Здравствуйте, Алеся. Очень-очень рада быть у вас в гостях.
– Маш, я смотрела ваше интервью, очень трогательное, очень эмоциональное, в котором вы рассказывали, что во время большой войны нашли близкую родственницу. Вы нашли сестру, которая живет в Украине, в Харькове. Троюродная сестра, я так понимаю?
– Родственница достаточно дальняя, но она стала мне очень близким человеком. Вот буквально 15 минут назад я с ней разговаривала и делилась тем, что на самом деле я ужасно волнуюсь перед интервью. Начнем с того, что я не давала интервью украинским журналистам с 2022 года. Это мое первое интервью. А второе – я просто испугалась. Я позвонила Миле. Мою сестру зовут Мила. Она сейчас живет в Вене со своим сыном. Она выехала из Харькова, у нее мама там осталась. Я позвонила, говорю: "Слушай, я боюсь. Я не понимаю, зачем разговаривать в такой момент. И вообще, что можно обсуждать и что говорить после Кривого Рога, Сум, Киева?! Вообще зачем это нужно?" И Мила… Я спросила ее как украинку, потому что она настоящая украинка. И она сказала мне: "А когда еще говорить? Как раз сейчас и надо говорить, чтобы люди знали, что они не сошли с ума. И то, что происходит сейчас, и то, что делает Трамп, нормализуя убийцу и преступника, – это ужасно". Я здесь, чтобы сказать, что это ужасно. Вы не сошли с ума – это мир вокруг сошел с ума. И я вас очень люблю. Короче, всем привет. Мила, сестра… Я ее просто обожаю. И это действительно чудо, что мы встретились. Мы действительно стали, мне кажется, близкими друзьями. Она, кстати говоря, окончила один с вами университет. И более того, один и тот же факультет.
– Да ладно! Каразинский университет, факультет журналистики? Потрясающе!
– Подождите, вы в Харькове учились?
– Да. Университет Каразина.
– Филологический?
– Филологический факультет, отделение журналистики.
– А, ну.
– Супер, потрясающе! Какой тесный мир! Миле большой привет. И вы с Украиной, а именно с президентом Зеленским, еще и близки фамилиями. Потому что у Милы фамилия Зеленская.
– Да, у Милы фамилия Зеленская. И собственно, мы с ней встретились тогда, когда я стала делать спектакль по дневнику нашей с Милой прапрабабушки, которую, по закону, в другой жизни звали Миля Зеленская. Ну, почти Мила. Мила в тот момент не знала про спектакль. Она просто появилась, написала мне письмо в Instagram. Но дневник нашей прапрабабушки нас, собственно, и соединил. Наш прапрадед Евгений Осипович Зеленский-Надеждин был большой исторической фигурой. И он боролся за то, чтобы Россия, в тот момент империя, стала свободной и счастливой, если говорить современным языком. И он постоянно повторял людям, что монархия – это тирания одного над всеми остальными. В общем, ничего не изменилось.
– Время идет, а ничто не меняется. Хотелось бы, конечно, чтобы наконец-то был результат. Маша, несерьезный вопрос, но тем не менее. Скажите, пожалуйста, когда вы узнали о том, что фамилия [вашей троюродной сестры] Зеленская, какие эмоции у вас появились от этого?
– Ну, чтобы уж быть откровенным до конца, у меня дневник появился раньше, чем вы выбрали президента Зеленского. У меня дневник с 2015 года. Поэтому для меня это были уже две отдельные исторические фигуры – мой прапрадед и ваш президент, – к которым я отношусь с глубоким уважением и восхищением. И конечно, совсем не завидую его участи и вообще выбору, перед которым он стоит.
– Потрясающая биография у человека. Если бы вы снимали фильм о Владимире Зеленском, что бы это был за фильм? Каким бы вы его показали? Что бы вы там рассказали?
– Для этого, мне кажется, мы должны узнать финал. Сейчас сложно об этом говорить. Мне бы хотелось, чтобы это был голливудский, сопливый, счастливый финал. И чтобы все выходили после фильма и говорили: "Так все хорошо закончилось, все такие счастливые!" Вот так хочу, чтобы было.
– Так хочется хеппи-энда… А вы не знакомы с Владимиром Зеленским лично?
– Нет, мы с ним никогда не пересекались.
– А с кем из украинских коллег или людей известных вы знакомы?
– Хотите неймдроппинг? Я побаиваюсь называть фамилии как украинских людей, с кем тесно общаюсь, так и русских, которые остались в России. Украинских просто потому, что я не знаю, как они отнесутся к этому. Это все-таки деликатный момент. Я русская актриса со всеми предлагаемыми и со всеми вытекающими. И больше того, когда делала спектакль и предложила Миле поехать со мной на премьеру, я сразу написала, что, мол, это твое, естественно, решение. Я понимаю, что последствия могут быть очень разные, в том числе твой народ может достаточно воинственно и агрессивно отнестись к нашему контакту и уж тем более к нашему интервью. И Мила действительно долго думала. И мы, конечно, были очень благодарны украинцам, которые нас поддержали после интервью. Поэтому я не буду рассказывать, с кем общаюсь. Но у меня есть много украинских друзей и товарищей, и которые в Украине находятся, и которые выехали после 2022 года.
– Я хочу отойти к теме начала большой войны. Тогда ведь был переломный момент в жизни у очень многих людей, и в том числе у вас, мне кажется. Расскажите о ваших мыслях, о ваших переживаниях, когда началась большая война. Почему вы встали на сторону Украины? Почему вы встали на сторону жертвы, а не агрессора? Ведь многие ваши коллеги выбрали другую сторону.
– Отвечая на этот вопрос, мне сразу хочется избежать риторики, как будто я совершила какой-то героический поступок. Дело в том, что вся моя жизнь до этого так или иначе все равно вела к этому поступку. Я уже в этот момент жила в Америке, мои дети ходили в американскую школу, мой муж здесь, моя семья здесь. Я ездила в Россию только работать, и зачастую работать на государственных каналах. Поэтому героического в этом ничего не было. Просто было четкое понимание, что моей профессии конец. Тут я не питала никаких иллюзий. Я понимала, что, если выступлю, я закончусь как актриса. Ну, мне тогда так казалось. На самом деле я каким-то чудом продолжаю оплачивать счета своей профессией. Сложно, но получается. Но я решила, что могу потянуть эту жертву и заняться чем-то другим, хоть это был все равно непростой выбор. Я плакала много. После того, как дала интервью Юре Дудю и он уехал, я поняла, насколько мне конец. Ну и потом я где-то полгода просто лежала, не могла встать, не понимала, что делать дальше. Ну как-то ползала, детям готовила еду. Но зато придумала спектакль.
– Из любого кризиса надо выходить с новыми возможностями и новыми проектами.
– Вставать, вставать и идти. Без вариантов. А что касается моих коллег... Я не питаю никаких иллюзий по поводу того, как работает нынешняя власть в России. И что наш президент настоящий кагэбэшник. Я понимаю, что такое человек и как человек реагирует на угрозы безопасности своей семьи или посадки в тюрьму. Ну и на фоне политических убийств тоже. Так же, как я не питаю иллюзий на тему того, как человек реагирует на соблазн, когда ему что-то предлагают, как работает алчность.
– А предлагают щедро.
– Предлагают щедро. И чтобы уж совсем быть откровенным, мне никогда не предлагали. Знаете ли, придут и скажут… А я тут переезжаю как раз в новую квартиру поскромнее. И в этот момент кто-нибудь придет и в какой-нибудь форме интеллигентной скажет: "Маш, ну что ты? Видишь, он какой-то неоднозначный? А у тебя тут тоже Трамп. Он что, хорош, что ли? И чего ты добилась? Смотри, сколько денег уже тебе даем. Поехали". И как я отреагирую на это? Сейчас мне, конечно, кажется, что я скажу: "Ребят, а вообще-то даже весело жить, когда тебе надо адаптироваться под новые заработки". И действительно, у меня сейчас происходят очень интересные вещи.
– А если серьезно? А если бы пришли и предложили, вы бы согласились? Мне кажется, что нет.
– Сейчас мне тоже кажется, что нет. Но в тот момент даже, когда я дала интервью, я стала ждать. Думала: "А почему ко мне не приходят и не предлагают?" Просто даже интересно было бы посмотреть, как бы я отреагировала. Почему так плохо работают? Почему даже не совершили попытки? А может быть, они во всех сферах будут так плохо работать – и в итоге проиграют и окажутся в тюрьме? Сейчас мне, конечно, кажется уже, что я смогу это искушение преодолеть. Во-первых, у меня потрясающая семья. И в этой кризисной ситуации…
Когда я звонила в феврале 2022-го своим друзьям в Украине, все как один говорили: "Не переживай, все хорошо, мы в бомбоубежище". То, что люди успокаивают людей, которые в безопасности в Калифорнии, – это, конечно, очень впечатляет
– Разве есть что-то дороже, чем чистая совесть?
– Чистая совесть – это было до 2022 года для меня достаточно абстрактное понятие. А за последние три года, несмотря на все ужасы, которые происходят в мире, мне очень хорошо. Мне, наверное, так хорошо и счастливо не было еще никогда в жизни. Меня окружает столько новых невероятных друзей! И моя семья. Вот муж приехал, например. Сейчас мы перевозим квартиру. Вот, принес елочные игрушки. Мой муж заходит с елочными игрушками.
– Потрясающе! Вы сказали о преступниках и наказании… Как вы считаете… Виноват ведь не только Путин и его команда. Очень сильно виноваты российские пропагандисты. Понесут они наказание, окажутся они в суде? Как вы думаете? Учитывая еще эту ложь, что они вместе с российскими политиками – первые, кто имеют виллы, квартиры на Западе, кто никогда не одевался в российские бренды, никогда не ел российскую еду, никогда не отдыхал где-то там в Сибири, а отдыхали только в Монако и в Майами. А при этом они так агитируют за русский мир.
– У меня есть картинка. Тюрьма в России. Сидят Песков, Шойгу. Вернее, нет, они спят. Ночь. Шойгу, Симоньян, Путин, естественно. Ранний-ранний подъем, 5 утра – включается телевизор. У каждого очень большой качественный телевизор. И каждое утро, в 5.30, начинается с передачи Шульмана. После этого включается Невзоров, зарядку делаем. И вот с утра до вечера, чтобы все лучшие журналисты наши: может быть, если вы согласитесь тоже поучаствовать в этих передачах….
– Боюсь, им от этого будет очень плохо. От моего вида.
– А куклы с Шендеровичем как не вернуть?
– Да, будут из них все злые духи выходить. Будут колбасить их не по-детски. Это, мне кажется, идея для следующей пьесы. Только тут у меня одна поправочка есть. Если это тюрьма российская, очень сомневаюсь, что у них будут большие современные телевизоры...
– Нет, это возможно только при условии, что Россия таки станет свободной, конечно. И осознает все, что с ней произошло. Это длительный процесс, понятное дело. И сам проект, прошу прощения, достаточно глобальный.
– Да, согласна. Как вы считаете, неужели (не весь российский народ, но хотя бы думающая часть) не понимает, что – возьмем политиков, тех, кто на экране, – каждый из них, имея взрослых детей, этих детей не учит в России, а учит за границей. Этим детям выбивают зарубежные паспорта. Что ворует он в России, а выводит деньги и покупает что-то за границей, чтобы их сохранить, и связывает свои развлечения, досуг, покупки только с Западом. При этом рассказывая всем остальным, что Запад – это ужасно. Все зло – от Запада, "вы должны только в своем говне колупаться". Неужели они этого не понимают? Это же как бы два плюс два равно четыре?
– Мне кажется, что именно поэтому так классно работает фраза "не так все однозначно". И это все очень мягенько ложится на любой человеческий мозг. "А что? Все воруют", "А что, в Украине нет коррупции?", "А что, в Америке лучше?", "Посмотрите, Машкова тоже паспорт получила американский – и ничего".
– Маш, за время большой войны какая история вас поразила больше всего?
– Самое сложное? Наверное, люди меня поразили. Наверное, тот момент, когда я доехала до Европы. Это было год назад. Так получилось, что я практически в Европе в своей жизни и не была. Я работала либо в России, либо в Украине – и последнее энное количество лет жила в Америке, а до Европы как-то не доезжала. А тут со спектаклем приехала. Ну и Америка все-таки подальше находится от пика событий. Несмотря на то, что, конечно, все равно есть в Америке и русскоязычная аудитория, и некоторые украинцы доехали по U4U, настоящая встреча с украинцами у меня произошла в Европе. Но к этому я так или иначе была готова, понимая статистику беженцев. А вот то, что ко мне на спектакль начнут приезжать в таком количестве люди из России, я была не готова. Мне организаторы стали говорить, что приходят сотрудники ФСБ, снимают всех, кто приходит.
– Серьезно? В Европе?
– Да, абсолютно серьезно. В некоторых странах, которые так или иначе ведут дела с Россией, а-ля Сербия. В Грузии, понятное дело. Это как раз было до протестов. В Будапешт я недавно приехала, где в последний раз встречалась с Милой. В Будапеште сказали, что приходили на предприятия и сильно рекомендовали не посещать мой спектакль. А некоторые не послушались – и все равно пришли.
– Офигеть! Как в Советском Союзе.
– Вот этот маленький спектакль про политического ссыльного из Харькова Евгения Зеленского – вот видите, испугались. А я еще и в Россию приеду. Так вот: что меня больше всего поразило? У меня на одной цепочке висят две вещи. Первая – вы понимаете, что это такое?
– Да, это карта Украины у вас.
– С Крымом. Это мне привез парень из России. Мы с ним прежде не были знакомы. Он приехал на спектакль и подарил мне карту Украины с Крымом. Я на него смотрю – говорю: "Ты откуда?" Он говорит: "Я из Москвы". Я говорю: "Ты где это сделал?" Он говорит: "Вот пару недель назад в центре Москвы".
– Да ладно!
– Вот и я говорю: "Да ладно! Ты знаешь, сколько лет получишь за такое?" Он говорит: "Ты знаешь, на самом деле я в достаточно приличном салоне это делал. И была такая пауза, мы так друг на друга смотрели с чуваком, который это делал, – и у меня была только одна мысль в голове: "Он это сделал, потому что он не понял или потому что понял?" А второе на мне висит – это девушка, зрительница из Киева, вышила мне птичку, букву М. И сережки, кстати, такие сделала. Меня поразили люди и, конечно, то, что очень много украинцев после спектакля подходили… Кто-то, понятно, плакал, мы обнимались. А кто-то с достоинством говорил такую фразу: "Мне было очень сложно сюда прийти. Я не хожу на спектакли к русским артистам, но мне захотелось вас поддержать". И наверное, вот это было эмоционально и тяжело, и светло.
– Это сатисфакция некоторая?
– Это даже не сатисфакция. Это, наверное, было связано с тем, что очень много ваших людей в очень сложной для своей страны ситуации находят в себе силы поддержать меня. И это для меня очень-очень много значит. Но и то, что говорят, что "мы знаем, что вам тоже тяжело"... И конечно, в такие моменты… На самом деле это было с самого начала: когда я звонила еще в феврале своим друзьям в Украине. Все как один говорили: "Не переживай, все хорошо, мы в бомбоубежище". То, что люди успокаивают людей, которые на самом деле в безопасности в Калифорнии, – это, конечно, тоже очень впечатляет.
– Маша, вы сказали, что вы обязательно вернетесь в Россию и будете давать спектакли. А в какую Россию вы вернетесь, когда это будет?
– Вот это уж спрашивайте, пожалуйста, политологов, социологов, а лучше – антропологов. Я, к сожалению, на этот вопрос ответить не могу. И сама, если честно, приняла факт, что этого может и не произойти. Так легче жить, иначе я сойду с ума. Это сейчас моя жизнь, я в эмиграции – и мне она нравится.
– Мы подошли к вопросу о том, как живут эти, как говорят соловьевы, симоньяны и все остальные, "проклятые пиндосы", что они рассказывают российскому народу. Вы в Америке уже, я так понимаю, почти 10 лет живете?
– Да.
– Вам нравится жизнь в Америке или вас что-то смущает?
– В голове фраза – и я прямо чувствую, как она выносится заголовком у Соловьева. Мне никогда не нравилось жить в Америке. Никогда. Мне всегда хотелось вернуться и потянуть всю семью за собой. Но мой супруг, который наполовину украинец, достаточно быстро понял, к чему все это дело идет.
– В России?
– Да, в России. Основной его аргумент был, что он не хотел бы, чтобы детям… Он тогда не называл это "разговорами о важном", но говорил именно о том, что он боится, что начнется пропаганда в школах.
– Какой умный у вас муж все-таки!
– Я удачно вышла замуж. Не с первого раза, но все же.
– Видите? Сначала надо было порепетировать.
– Я порепетировала как актриса – и теперь все чистенько. У моего супруга папа – украинец, он похоронен на Байковом кладбище. Последний раз на могиле я была с Сашей за несколько лет до этого, а мы со старшей дочкой были, собственно, за полгода до февраля 2022-го.
Когда мы достигли того возраста, когда можно голосовать, у власти уже был Путин. И большинство из нас прекрасно понимали, что он непереизбираем. То есть он будет до конца. Либо вооруженное восстание
– А что вам не нравится в Америке? И что нравится?
– Конечно, сейчас все равно мне больше стало нравиться. В том смысле, что я стала чуть больше ее понимать. Ведь зачастую не нравится или даже пугает то, что ты вообще не понимаешь. А в Америке действительно другая система. Сейчас кажется, что нет, но я как раз смотрю и наблюдаю с большим вниманием за тем, как работает система сдержек и противовесов. Что абсолютно отсутствует в России. На протяжении 20 лет все делалось для того, чтобы вся эта система не работала, чтобы был только один человек, от которого все зависит. Здесь все иначе. Ну и посмотрим, получится ли фану Путина Трампу сделать так, как это получилось у Путина. Мне кажется, нет. Мало ли… Четыре года, а уже несколько месяцев прошло. А там, глядишь, и Путин… Когда я приехала, меня напрягало, что тут вообще невозможно договориться ни о чем с людьми. "Будьте добры, я с ребенком – можно без очереди?" Здесь вообще ничего такого нельзя. И меня это раздражало. А где же человеческий фактор? А сейчас я понимаю, что это все работает на систему. Или что сосед может стучать на другого соседа: что марихуану курят в неположенном месте. А сейчас у меня уже…
– А нечего курить марихуану!
– А нечего – идите в положенное. Тем более, легалайз полный. Нечего на детской площадке марихуану курить.
– Вы, кстати, английский хорошо знаете?
– Да, неплохо. Мама позаботилась об этом. Я училась в английской спецшколе. Когда я приехала первый раз в Америку, я была убеждена, что я в совершенстве и без акцента говорю на английском языке. И каково же было мое удивление, когда я поняла, что я вообще не знаю язык. Но я стала учиться почти сразу. Я пошла заниматься языком. Это еще в 2012-м году: когда я только родила вторую дочь в Америке. Первая дочь родилась в России, а вторая – уже в Америке. Я сдала экзамен TOEFL, потом стала учиться в UCLA на продюсерском факультете. Собственно, благодаря чему, наверное, и сделала спектакль: потому что понимала, как это возможно сделать. И стала читать книжки постоянно на английском языке. Ну да, я неплохо говорю. И даже могу теперь делать разные акценты немножко.
– Вот так. То есть карьера в американском кинематографе вполне себе открыта.
– Ну, американок я играть не смогу – это совершенно точно. Даже мой муж, который приехал в Америку, когда ему было 14 лет, – все равно американцы издалека, хотя вообще не слышно акцента, чувствуют, что он из какого-то другого штата. Но я могу, в принципе, играть иностранок.
– Француженку, итальянку, русскую – кого угодно.
– Могу. Но на это, конечно, я не ставлю, имея двоих детей. Я готова сейчас к любым поворотам судьбы. Действительно, я каждый день радуюсь и удивляюсь тому, что пока я продолжаю работать и зарабатывать своей профессией. Но я прекрасно понимаю, что это плата за мой выбор. И гарантии, что я сохраню профессию, нет. Но я пытаюсь.
– Вы писали, что готовы менять профессию. Если менять, то на какую? Или вы уже какие-то шаги делаете в сторону какой-то профессии?
– На самом деле это решение я приняла до интервью, потому что села и с собой честно поговорила, что будет, если я публично выскажусь. Я вначале вам про это сказала: я сразу поняла, что это будет связано с лишением профессии в России. Я не смогу туда вернуться и работать – и, естественно, не захочу. И тогда я провела ресерч и поняла, что очень неплохо зарабатывают медсестры. А я очень любила химию и биологию в школе. И в общем, в 2022 году я обложилась книжками. Но меня неожиданно утвердили на американский сериал, а потом еще пришла в голову идея спектакля. И я решила отложить медицину. Поняла, что и в 45 могу пойти на медсестру. Так что эту пятилетку я побьюсь головой об стену. А потом… Мне исполнилось неделю назад 40 лет. Я себе дала 5 лет. Если не взлечу ни здесь как актриса, ни по Европам не поеду, то что делать? Пойду.
– Кстати, у наших родственников в Америке дочь сейчас работает медсестрой… Ей нравится эта работа, ей нравится все, что с этим связано. И график, и заработок, и все, что она делает.
– Да, это действительно очень интересная работа, сложная. Как я люблю. Единственное, я волнуюсь, что мне может не хватить мозга в 45 лет. Хотя я тренируюсь, читаю.
– Да ладно!
– Там столько надо учить! Хотя я же учу. Но я все забываю быстро.
– Вы как гражданка США голосовали на этих выборах?
– Ой, это был сложный момент… Небольшая предыстория. Я никогда не голосовала в России. Каюсь.
– Может, если бы вы пошли, кого-то приличного выбрали?
– Каюсь. Это все из-за меня. Мне казалось, что я делаю благо. На самом деле огромное количество людей моего поколения… Вы абсолютно верно заметили, что в этом серьезная проблема. Дело в том, что, когда достигли того возраста, когда мы могли голосовать, у власти уже был Путин. И большинство из нас прекрасно понимали, что он непереизбираем. То есть что он будет до конца. Либо вооруженное восстание.
– Какая хорошая перспектива!
– Вариантов больше нет. И мы чуть-чуть попробовали. Но видите, мы чуть-чуть по-разному… Не чуть-чуть, а сильно по-разному пошли. У вас случился Майдан и прогресс. А мы попробовали – на белых ленточках и шариках закончили. Но у нас и гайки были больше уже к этому моменту закручены. А 2020 год, когда из-за нас белорусы не смогли скинуть своего диктатора... Это все, конечно, выбивало почву из-под ног. Я говорю сейчас это не как оправдание, а как факт. Я никогда не голосовала. Хотя на митинги ходила. Но тоже недостаточно активно. Я уже понимала, что я иммигрант, что с оружием я не пойду.
– То есть вы на митинги противопутинские выходили?
– Да, конечно, я выходила. Мы с мужем выходили, несмотря на то, что мы жили уже в Америке, наши дети ходили в школу здесь. Да, мы, конечно, выходили. И видели огромное количество наших близких друзей. Они все выходили. Очень много людей, очень много. И когда Навального посадили, все выходили.
– И в Америке вы пошли?
– В Америке все закончилось тем, что я стала внимательно смотреть на предвыборную кампанию. Сначала я была в ужасе от Байдена и думала: "Ну почему? Можно кого-нибудь уже другого? Америка – страна возможностей. Что происходит?" Ну и надо сказать, что в моем окружении... Калифорния – это демократический штат. Тут к Трампу вообще очень плохо относятся. Но при этом демократы своей нерешительностью очень-очень... Хотелось бы какое-то другое слово – не "взбесили" сказать. Но именно взбесили. Я следила за Камалой Харрис. И я увидела, что она на разных каналах говорит разные вещи. Я была поражена. Просто была поражена такой циничности. Здесь давайте поговорим про Газу, как там дети гибнут, а здесь – "мы только помогаем Израилю". И я поняла, что я за нее голосовать не буду. И дальше я стала думать. Есть в моем окружении некоторые трамписты. И я говорю: "Скажите что-нибудь хорошее про Трампа мне". И мне говорят: "А вот Javelin он дал. Не твой Обама, который одеяла присылал Украине. А вот Трамп пришел, кулаком – и дал оружие". И я думаю: "Может быть, если он придет, один диктатор испугается другого диктатора и один злодей победит другого злодея?" Но проголосовать за него не смогла. Я поняла, что не могу. Не могу преодолеть физиологическое отвращение. И сейчас, честно говоря, рада. Хотя, может быть, опять из-за меня все. Это называется "политическая пассивность". Но я работаю над собой.
– Как вам при Трампе сейчас живется в Америке?
– Моему окружению Трамп не нравится. Сильно. И протестные настроения медленно, но верно растут.
– Как вы отреагировали, когда увидели, что Виткофф притарабанил Трампу от Путина портрет кисти Никаса Сафронова?
– Мне очень хочется рассказать одну историю, хотя я не говорю на эту тему вообще. Ну ладно, эксклюзив. Есть тема в моей жизни, про которую я больше не говорю. Но сейчас, раз дело про портрет Трампа… Короче, мне один мой родственник близкий подарил портрет руки Никаса Сафронова. Портрет такого шика, еще в раме золотой! Очень страшный, очень страшный. И мой родственник, у которого потрясающее чувство юмора, подписал портрет так: "Маша, прости за лицо".
– "Дональд, прости за лицо", подпись: "Путин".
– Да, примерно так. Когда я увидела этот портрет и узнала, что это руки Никаса Сафронова, я подумала: "Какое-никакое наследство у меня все-таки есть".
– После этого вы богатая женщина! Может, и медсестрой идти не надо. Можно этот портрет куда-то выставить – и может, как раз будет польза двойная.
– Повременю, повременю. Может, еще что-нибудь нарисует. Может, еще подождем. Никас плодовит.
– Да, а Виткофф, как вы видите, часто ездит. Так что, в принципе, как раз будет каждый раз что-то передавать.
– Я только что прочла, что он как раз выехал.
Что касается инициатив Трампа по Украине, многие верили, что это какой-то невероятно хитрый план Трампа по заманиванию Путина в ловушку. Но есть и прозаичный ответ: он просто фан Путина
– Видимо, то же самое. Все, что хочет Путин, и как это оплатить. У них же хорошие отношения с Дмитриевым. Мне Игорь Эйдман в интервью недавно сказал, что у Дмитриева и Виткоффа совместный бизнес в Саудовской Аравии. Я говорю: "Так Дмитриев – это же довереннейшее лицо семьи. То есть у Путина с Виткоффом совместный бизнес, по факту?" Он говорит: "Ну да".
– Неплохо живут ребята. Видите, у меня теперь тоже рыльце в пушку: у меня портрет руки Никаса Сафронова. Не все так однозначно!
– Но он у вас на черный день, поэтому так можно. Что касается инициатив Трампа по Украине, как это воспринимается среди ваших знакомых?
– Ну, плохо воспринимается. Очень плохо. И даже люди, которые очень поддерживали приход Трампа, стали сдаваться: "Что-то здесь не то". Но была первая фаза. Она была связана с тем, что многие верили, что это какой-то невероятно хитрый план Трампа по заманиванию Путина в ловушку, а потом – хлоп! У меня еще где-то один процент остался – хотя уже меньше одного процента, – но мы же говорили с вами о голливудском финале?
– Может, таки заманивает? Может, таки он ему готовит какую-то ловушку?
– Хотелось бы. Мы можем только надеяться в данной ситуации. Потому что иначе я не понимаю вообще, зачем все это было и зачем все это есть.
– Зачем, будучи президентом самой сильной и главной страны мира, разменять все и расфукать для того, чтобы прогнуться под Путина? Я просто в это не верю.
– Есть прозаичный ответ, конечно, тоже связанный с человеческим фактором: он просто фан Путина.
– Ну, не настолько.
– Латентный фан Путина. Но это такое плохое кино. С плохим финалом. Он тоже хочет власти, диктатуры.
– Он хочет Нобелевскую премию мира. А как он ее получит, если будет в таком же духе продолжать?
– Какая Нобелевская премия? По подлости, что ли?
– Пока нет такой категории. Но не исключено, учитывая, что происходит в мире, что ее учредят. И кандидатов, чтобы ее получить, будет огромное количество. Вы сказали о вашем муже, который, как мы знаем, где-то рядом с елочными игрушками.
– Он интеллигентно вышел. Он услышал ваш голос – и вышел. Потому что мы столько смотрели ваших стримов! И он всегда говорил: "Господи, какая она красивая!"
– Да ладно!
– Вы своему супругу не передавайте. Он смотрит ваши стримы, слушает?
– Это останется только между нами.
– Мой муж считает, что вы очень-очень красивая.
– Спасибо.
– Я всегда была блондинкой. Видите, я даже отрастила свой цвет волос? Я заволновалась, что он, оказывается, неравнодушен к брюнеткам.
– Но вы ему можете передать, что ему очень повезло, потому что у него такая красивая и талантливая жена. Поэтому, да, счастье в жизни…
– Я перемотаю это из вашего интервью и пошлю ему.
– Можете на репит поставить. Потому что очень немногим мужчинам так везет: иметь и жену, и друга. Потому что мне почему-то кажется, что у вас отношения партнерские с вашим мужем.
– Саша – мой самый лучший друг. А как мы с ним вчера таскали мебель – это просто было невероятно! Мы двое суток подряд грузим огромные… Мы арендовали такой грузовик для переезда. И в целях экономии средств мы сами грузили мебель. И когда у нас получилось, как в "Тетрисе", практически профессионально загрузить очень тяжелые вещи, раскрутить все полки, мы в центре Лос-Анджелеса вот так обнялись. И я просто расплакалась. Потому что это был прямо вот про дружбу момент.
– Вы уже рассказали, что он наполовину украинец. И мы уже знаем, что человек не просто умный, а еще и мудрый, потому что он раньше всех понял, что будет происходить в России. Чем он занимается? Он работает же где-то в Америке?
– Саша вообще по образованию пианист. И прекрасный, надо сказать, пианист. Он уехал из России. Собственно, почему он раньше всех все понял? Потому что он в первых рядах снимал памятник Дзержинскому. Еще тогда. Который обратно водрузили. Опять придется его снимать.
– Опыт в перемещении тяжестей у вас имеется. Я так понимаю, это тоже была репетиция, да?
– Абсолютно. Чтобы Дзержинского снять еще разок.
– А за ним вынести из мавзолея мумию Сталина. Если там к тому времени и мумия Путина будет – и мумию Путина тоже. Сталина и Ленина. Сталина уже вынесли, извините, оттуда раньше.
– Кстати, Ленина мы можем не выкидывать, а перенести в тюрьму, где будет сидеть Путин, Симоньян. В ту тюрьму, где будут Невзоров и Шендерович показывать свои передачи. Пусть они там сидят вместе.
– Вы фонтанируете идеями. У нас в конце интервью будет готовая новая постановка.
– Программа! Вот это я понимаю: будущее России.
– Да, прекрасно.
– Так вот, слушайте, на самом деле много сразу идей. Есть такой сериал "Северанс". Смотрели, нет? Хороший сериал. Короче, можно... Муж ходит за окном и подглядывает. Посмотрите.
– А он чувствует, что мы о нем говорим.
– Да, да, чувствует. Ходит и смотрит. Можно, короче, за стеклом их всех сделать, чтобы все желающие могли зайти и посмотреть, как происходит перевоспитание злодеев.
– Слушайте, супер. Реально готовая тема для сначала спектакля.
– А еще сделаем реалити-шоу, как "За стеклом" было. Еще и денег заработаем.
– То есть вы на Путине еще и денег заработаете. Мне нравится.
– Заработаем – и можем как раз отправить в Украину, чтобы отстроить. Нормально, план есть, ребята. Справляемся. Муж – прекрасный пианист, который переехал с семьей, будучи подростком, в Америку, не окончив школу. Выиграл какой-то невероятный конкурс. Его сразу взяли учиться в один из лучших университетов. В Карнеги-холле играл со всеми лучшими дирижерами мира. А на пике своей популярности ушел из профессии. Он всегда мечтал заниматься кино и освоил сценарное мастерство. Снял одно очень классное документальное кино. Сейчас готовится снимать свой первый полный метр. Про пианиста. Ну и параллельно возвращается к роялю. Уже вернулся в форму. И дал несколько концертов. Много чем занимается: сценарист, пианист, режиссер. И даже артист. Еще стол построил. Потому что я мечтала о большом таком деревянном столе. Но в Америке это очень дорого. А он купил доски – и у нас дома стоит дубовый стол. Полки может смастерить.
– В общем, мы выяснили к концу интервью, что не только ему с женой повезло, а и вам с мужем тоже.
– Честно говоря, да.
– Хорошо. Насколько я понимаю, ваша мама тоже живет в США?
– Да. Она живет в другом штате, но мы в одной стране.
– Вы близки с ней? Вы общаетесь, созваниваетесь, ездите друг к другу? Или не очень?
– Да, мы очень близки. Мне кажется, что за последние несколько лет особенно близки стали. Недавно я проехалась с ней на машине. Было очень-очень хорошо. Поговорили обо всем на свете. Я отдохнула у нее, побыла дочкой. А сейчас мои дочки к ней ездили. Она прекрасная бабушка, которая совсем не похожа на бабушку. Она потрясающе выглядит: очень красивая, очень смешная. Дочки ее называют Леной. Только вернулись несколько дней назад – и давай планировать следующую поездку к Лене.
– Потрясающе. Мы уже говорили о ваших спектаклях, сериалах. А сейчас работа над чем-то у вас идет?
– Есть несколько идей, планов. Но пока не буду про это говорить.
У меня план, если действительно придется пойти в политику и делать дела. Но мне нельзя. Проблема в том, что я все-таки очень люблю власть и деньги
– То есть все в процессе?
– Все в процессе. И все такое, как весь мир: в любую секунду развалится.
– Чуть-чуть нестабильное. Один спектакль – мы уже понимаем, какой у вас в разработке. А остальные – просто дождемся, когда выйдут.
– Нет, это не спектакль. Это у меня план. Это если действительно мне придется пойти в политику и делать дела. Но мне нельзя. У меня сложная наследственность, поэтому мне нельзя примыкать ни к какой партии, ни к какому кружку. Только если действительно возьмусь строить тюрьму для злодеев образовательную.
– У меня идея получше. Потому что ваш план тянет на президентскую кампанию. Поэтому, я считаю, вам надо идти в президенты.
– Проблема в том, что я все-таки очень люблю власть и деньги. Меня может повести не туда. Я посмотрела недавно сериал "Режим" с Кейт Уинслет. Она играет фактически Путина, а Хью Грант – Алексея Навального. Я подумала, что я, конечно, могу быть Кейт Уинслет. Поэтому я все-таки на медсестру, но в идеале...
– Либо на президента России.
– Потому что я начну хорошо, а закончу, как все эти президенты, плохо. И стану злодеем.
– Почему так?
– Назовите хотя бы одного, кто хорошо закончил. У нас есть надежда на одного. Ждем финала. Назовите, пожалуйста, пример, когда благородно начал с тюрьмы для злодеев, которую я вам описала, а потом не закончил в замке с любовниками. Что Саша обо мне скажет, когда увидит меня в бриллиантах и с любовниками молодыми?
– В замке?
– В замке.
– Ваш бизнес-план становится все интереснее и интереснее. Я думаю, многие захотят к нему примкнуть. В истории много примеров: Черчилль, де Голль, Тэтчер. Можно многих перечислять, кто вошел в историю! И тут я сейчас без шуток абсолютно. Если вы имеете стойкость, чтобы в переломный период истории проявиться и занять позицию, которая неудобна, которая не приносит бонусов, а наоборот… Причем не за деньги, не за перспективы…
– Хорошо, я подумаю. В принципе, смешно было бы, если бы я была президентом – и вы переизбрали бы Зеленского. Два артиста.
– У нас хоть и бывший артист президент, все очень серьезно.
– Я сейчас представила, что это интервью должно стать последней каплей для российских спецслужб, которые до сих пор мне не дали иноагента. Они услышат эту идею и скажут: "Ну все, девчонка полетела". Да не волнуйтесь: на медицину я иду. Пацаны, тормозите, успокаивайтесь.
– Хорошо, давайте к серьезным вопросам. В июле 2022 года вы написали: "Хочу увидеть Путина в Гааге, отвечающим за разрушение жизней людей сразу в двух странах. Моей в частности. Желание переросло в мечту, единственную на данный момент. Мои мечты имеют свойство сбываться, но в этот раз я постараюсь мечтать изо всех сил, как никогда прежде". Что по прошествии почти трех лет вы хотели бы добавить к этому?
– Видите, как выяснилось, я уже добавила. Я вам рассказала про бизнес-план. В принципе, не изменилось ничего. Мечтаю по-прежнему. Но недавно была в Иерусалиме, у Стены плача постояла. И вы знаете, что делают в Иерусалиме? Знаете такие веревочки?
– Да, конечно.
– Покупаешь ниточки – и кто-то из близких людей должен завязать три раза, а ты загадываешь в этот момент желание. Вы думаете, я одно желание загадала, что ли? Ситуация напряженная. У меня три. И суть в том, что в какой-то момент незаметно они начнут рваться. И это будет значить, что желание сбылось. Я думала, побыстрее сбудется, но они пока висят. Но я вам сообщу.
– Крепко держатся.
– Крепко. Но они порвутся непременно.
– Маша, мы замечательно поговорили. Я думаю, что очень многих людей, которые посмотрят нашу беседу, она и вдохновит, и мотивирует. Мы могли еще о многих вещах поговорить. Я просто знаю, что некоторые вопросы вы не хотите поднимать. Я это понимаю. Я вам хочу сказать, что мы не ставим на этом разговоре точку. Мы ставим троеточие. Я получила большое удовольствие от общения. Спасибо вам большое за интервью.
– Спасибо вам большое, Алеся. Спасибо всем, кто нас смотрел.
– Спасибо!
