-1 Киев
Я не очень люблю, когда люди говорят: "Чувствую себя на 30 лет"
– Владимир Николаевич, здравствуйте!
– Добрый вечер!
– Рад вас видеть, слышать, вы один из моих любимых писателей, хочу в очередной раз признаться вам в любви. Недавно вам исполнилось 85 лет. Во-первых, я вас с этим поздравляю, во-вторых, скажите, пожалуйста: на сколько вы себя ощущаете?
– Ну, я не знаю, мне сложно судить. Я не очень люблю, когда люди говорят: "Чувствую себя на 30 лет". Или на 40. Поэтому буду скромен в этом смысле. (Улыбается).
– Но вы мне когда-то признались, что никогда не думали, что до такого возраста доживете. Действительно так?
– Вот до сегодняшнего возраста – тем более не думал! А как ощущаю... Тут у нас недавно одного оппозиционера ударили трубой по голове, а потом спрашивали, как он себя чувствует. Он сказал: "Так, будто меня ударили трубой по голове". Вот и я – чувствую себя так, будто мне 85 лет.
– Скажите, пожалуйста: 85 – это уже старость или еще все-таки средний возраст?
– Старость, старость – не буду молодиться.
– Знаю, что вы в Украине жили. А сколько лет?
– Всего шесть.
– Ну, немало...
– ...это были очень знаменательные годы – примерно с 13-ти до 19-ти. Вся юность доармейская в Запорожье прошла.
– Вы что-то по-украински помните?
– Майже все розумію, але трудно говорити, тому що багато позабував.
– Вас в Украину тянет вообще? Вот хотелось бы бросить все, взять и приехать в Киев, Запорожье?
– Ну, с удовольствием. Я, между прочим, в Запорожье сравнительно недавно был – года два назад. И в Киеве, кстати. Я вообще всегда рад приезжать: ну, Киев для меня не такой родной, а Запорожье – родной город.
У украинцев больше ненависти к русским, потому что у них больше оснований
– Вы знаете, когда мы с вами в последний раз встречались, года четыре назад, я думаю, даже такому пророку, как вы, не приходило в голову, что между Россией и Украиной могут начаться реальные боевые действия. Что вы думаете об этой жуткой войне между двумя, казалось бы, братскими народами?
– Я думаю, что это дикость и что в обозримом будущем она все-таки закончится. Честно говоря, мне кажется, у украинцев больше ненависти к русским, потому что у них больше оснований, а у русских пропаганда работает, но внутренней, человеческой, естественной ненависти нет, и когда весь этот морок закончится, мы опять подружимся и почувствуем себя близкими друг другу. Во время большой войны, с Германией, которую я очень хорошо помню, мы все ненавидели немцев, немецкий язык... А вот теперь с удовольствием те, кого я знаю, ездят в Германию, общаются с немцами, и немцы кажутся не такими плохими. Пропаганда делает все-таки из людей зверей. Даже из такого европейского народа, как немцы, когда-то сделала, а сейчас их не узнать.
– Но вы сказали, тем не менее, что украинский народ никогда не простит россиянам войну. Более 10 тысяч погибло, у них матери, жены, дети, а сколько безруких-безногих, сколько психически стали инвалидами в результате этой авантюры жуткой...
– ...я понимаю. Это ужасно, и я так же оцениваю эти события, как вы, но обычно войны все-таки начинают и ведут не солдаты, а руководители государств, а солдаты исполняют приказ. Хотя, конечно, люди, выполняющие преступный приказ, не освобождаются от ответственности, но солдаты, как правило, – люди малообразованные, они всего этого не знают, и кроме того, когда пропаганда им внушает: мол, вот враги, которые убивают людей за то, что они говорят или думают по-русски, – это возмущает. Вот сказали про то, что здесь распяли мальчика, – и какой-нибудь молодой человек, настроенный романтически, идет на войну, других убивает и сам погибает. Вина всегда на руках руководителя, понимаете? А когда это кончится, постепенно украинцы простят русским, как мы простили немцам.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– Владимир Николаевич, вот вы говорите о пропаганде – вы знаете, я внимательно смотрю все центральные российские каналы, даже за границей. Большинство каналов ведь там есть в сетке, их смотрят в том числе наши эмигранты в США, Канаде, Германии, Италии... Слушайте, люди просто оболванены, так подвержены пропаганде! Вас она не пробивает?
– Ну, вы знаете, у меня иммунитет. Я все время жил под лучами советской пропаганды и как-то устоял (улыбается), так что перед этой тоже устою.
– За что вы Россию любите и за что – нет?
– Вы знаете, у меня есть длинное стихотворение, я читать его не буду, но кончается оно такими словами: "Не то чтобы героем был, но честь берег и скромный дар свой, народ жалел, страну любил, что не скажу про государство".
Для меня страна и государство – совершенно разные вещи. Страна – это природа, поля, леса, озера, моря, это народ. Если вы среди него живете, вы не можете сказать, что он плохой, понимаете? Хоть это и те люди, которые верят пропаганде. Вы знаете, я не думаю, что их 86 процентов, их не так много, но это очень глупые люди. А где-то в глубинке, мне кажется... Хотя, конечно, телевидение сейчас везде, в том числе в глубинке. В этом, может быть, и успешность пропаганды – что она проникла во все уголки...
Ну вот если вы приедете в деревню и будете там жить среди людей – это же вроде неплохие люди! Но говорят им все время одно и то же, и ума не хватает понять, где правда, где ложь. А тех, которые могут устоять перед пропагандой (вы уж извините, самого себя похвалю), очень мало. Мыслящих самостоятельно.
Вполне возможно, что с Россией произойдет то, что произошло с Советским Союзом: она развалится на какие-то куски, и какие-то куски пойдут далеко, как вот Украина пытается
– Вы очень хорошо знаете Россию и русский характер. Каков там процент дураков и умных, на ваш взгляд?
– Я думаю, что везде, во всех странах, умных людей мало (смеется) и народ, в общем-то, поддается всякой пропаганде. Вот Америка – очень свободная страна, и американцы – свободолюбивый народ, но когда им говорят, что надо бросить курить, они все бросают курить, а когда говорят, что надо бегать трусцой, начинают бегать трусцой. Когда говорят, что это вредно – бегать трусцой, перестают, понимаете? Абсолютно любой народ можно настроить на что угодно. И извините меня, но украинский тоже можно настроить в любую сторону.
– Да, согласен. Вы мне в интервью когда-то сказали: "Кто в Советском Союзе жил, тот в другом цирке смеяться не будет". Скажите: Россия – это тоже цирк?
– Россия – конечно, цирк, но я надеюсь, что в конце концов... Но я, может быть, и раньше выражал вам такие оптимистические мысли, что пройдет какое-то время – и Россия, которая уже сделала шаг к правде, свободе и демократии, вернется на путь истинный? Да, она отступила, еще какие-то охвостья старые остались... Но она сделает второй шаг, и когда людям расскажут, как все было на самом деле, те же 86 процентов поверят и даже будут думать, что именно они всегда это знали.
– Что будет с Россией? Я уверен почему-то, что вы об этом часто задумываетесь.
– Часто. Я думаю, что российская политика движется по принципу маятника: от одного – к другому. От Сталина к Хрущеву, от Хрущева к Брежневу, от Брежнева, через Андропова и Черненко, к Горбачеву... Я думаю, в обозримом (может, не для меня, но для вас) будущем Россия сделает следующий шаг. Во время таких событий, как хрущевская "оттепель", "перестройка" и все такое, ослабляется государственный механизм, рычаги государственные, которые скрепляют всю эту махину, и появляются новые силы, молодые люди приходят в политику, среди этих людей есть много радикально настроенных, ведь для радикализма тоже есть основания. Поэтому вполне возможно, что с Россией произойдет то, что произошло с Советским Союзом: она развалится на куски, и какие-то куски пойдут далеко, как вот Украина пытается. Правда, вы еще не очень далеко, по-моему, ушли... Но во всяком случае кто-то пойдет в эту сторону, а какая-то часть застрянет в далеком прошлом.
– Что мне в вас очень дорого и вообще вызывает огромное уважение: в 70-е годы вы были процветающим советским писателем, у вас было все, чтобы жить и радоваться, система благоволила к вам, в общем-то, впереди – безоблачная жизнь. И вдруг вот это чувство справедливости, ощущение того, что у вас на Родине плохо, толкает вас, казалось бы, на безрассудные поступки! Вы начинаете протестовать и выступать против всемогущей системы, понимая, что все равно проиграете. Ну, браво – это первое, что я хотел сказать. А второе – я знаю, что примерно в этот же период представители Комитета государственной безопасности вас отравили. Это действительно было?
– Действительно, и я, по-моему, даже вам рассказывал об этом...
– ...да-да...
– ...ну, это история длинная, мне не хочется ее пересказывать, она описана в моей книге, которая называется "Дело №34840".
– Но вот сейчас, спустя время, вы понимаете, что могли погибнуть?
– Конечно, мог, потому что мои противники и враги были люди серьезные. Но в то же время я думаю, что на самом деле это была попытка меня запугать, чтобы я сам отказался от каких-то планов. У нас же страна странная, понимаете... Когда я вернулся, встретил каких-то работников КГБ, которые говорили: "Да мы все знали, мы вас читали..." И как мне говорили (не знаю, насколько это правда, верить сложно), были какие-то люди, которым нравилось то, что я пишу, и которые как-то втайне пытались меня оставить в живых. Мне даже рассказывали, что тогдашний министр обороны маршал Кулаков очень любил "Чонкина". Так что не знаю, хотели они меня действительно убить или просто сильно напугать.
Сталин постепенно воскресает, но это тоже пройдет, потом эти памятники опять выкинут на помойку, и уже окончательно
– Вы знаете, в Украине открыли архивы КГБ – до 1991 года. Иногда под настроение я прихожу туда и читаю расстрельные дела киевлян, которых убивали с 1937-го по 1939 год. Конечно, это страшно, когда держишь в руках эти дела, когда видишь, какой конвейер, какой механизм был задействован по уничтожению людей, причем, заметьте, не худших. Это ужасно! И ты понимаешь, что это правда, потому что есть цифры – только по Украине количество расстрелянных, сосланных, уничтоженных... И в это же время в России открывают памятники Сталину, ко дню рождения Иосифа Виссарионыча на его могилу у кремлевской стены возлагают цветы дети... Ладно, коммунисты, черт с ними, но дети, в пионерских галстуках! Скажите, пожалуйста: Сталин жив до сих пор?
– В какой-то степени он постепенно воскресает, но это тоже пройдет, потом эти памятники опять выкинут на помойку, и уже окончательно. Я не думаю, что такая любовь к Сталину будет вечно длиться. Правда, она длится гораздо дольше, чем я ожидал.
Вы знаете, у меня есть такой роман, "Монументальная пропаганда", его можно назвать антисталинским. Я в 1970 году его начинал, потом думал: все, это никому не интересно, потом начинал снова... Через 30 лет, в конце концов, закончил и увидел, что тема актуальна как никогда. И становится все актуальнее. Но в то же время у нас собираются открыть памятник жертвам тоталитаризма. Все это говорит о том, что значительная часть людей об этом помнит, хоть инициатива, конечно, частная. Так называемые патриоты пытаются ей противодействовать, но все-таки благодаря усилиям таких людей, как Сергей Пархоменко и другие...
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– ...да-да...
– ...вешают таблички на домах, откуда увели какого-то человека и, скорее всего, расстреляли. Все это есть, память выжечь невозможно, и правда одолеет неправду. Есть такое стихотворение у Александра Володина: "Правда всегда побеждает. Но почему-то поздно. Но почему-то всегда побеждает. Но почему-то поздно". В это я как раз верю – что она победит. И при следующем каком-то правлении в этот вопрос будет внесена достаточная ясность. Может, какие-то поклонники Сталина и останутся, но это уже будут маргиналы.
На Западе немало поклонников Путина, и я сам видел в городе Мюнхене сумасшедших, которые ходят с плакатами: мол, хорошо бы Путин был нашим канцлером, а не Ангела Меркель
– В 1986 году в романе "Москва 2042" вы напророчили, что Россией будет руководить резидент советской разведки в Германии, а церковь объединится с ФСБ, то есть КГБ. Скажите: вы ясновидящий?
– Нет, я просто оцениваю те тенденции, которые вижу в настоящее время. Тогда, в 70-е годы и в начале 80-х, я просто видел, что церковь, еще будучи практически запрещенной, играет все большую роль в советском обществе, что люди из КГБ приобретают все большее влияние на государственную политику. Не только как карательный меч революции, как их называли, но и как интеллектуальная сила, потому что их привлекали к работе над разными экономическими планами, потому что они лучше знали жизнь, ситуацию в России, то есть в Советском Союзе, были в курсе, что происходит за границей, знали настроения людей и так далее. И были образованны, учили разные языки. Все вместе делало их более образованными, чем были руководители КПСС, сами руководители КПСС привлекали их, и было ясно, что КГБ будет играть в каком-то будущем большую роль, чем играло раньше.
– Вы вывели уникальный закон смены лидеров Советского Союза: лысый – волосатый, лысый – волосатый. На Россию он распространяется?
– Ну, пока что да. У нас Горбачев был лысый, Ельцин – волосатый. Путин с волосами был, когда молодой, а сейчас полысел, Медведев – волосатый...
– ...ну и кто станет следующим президентом России, исходя из этого?
– Кто будет следующим, я не знаю.
– В 2015 году в день рождения Путина вы сказали, что у него едет крыша. Скажите: она еще едет или уже приехала?
– Ну, там же дело не только в Путине, а в том, что и в его окружении есть какие-то... Раньше делили политиков на "ястребов" и "голубей" – я думаю, там замешаны какие-то "ястребы". Надеюсь, что сейчас они немножко сдают свои позиции, потому что страна проигрывает свою линию. Я думаю, отрезвление очень медленно, но наступает, мне кажется, наверху ищут какие-то пути выхода из положения, но все боятся потерять лицо, понимаете? Поэтому, может быть, крыша начинает ехать в другую сторону. Общая крыша!
– Но в России ощущается то, что весь цивилизованный мир смотрит на Россию с ненавистью? Или нет понимания этого?
– Вы знаете, среди многих людей, с которыми я общаюсь, понимание этого есть. Люди ездят на Запад, они же видят... Среди россиян много образованных, которые смотрят западное телевидение, читают западные газеты, смотрят какие-то передачи по интернету. Так что тех, о которых условно говорят "14 процентов", значительно больше. Я думаю, 14 процентов – это те, которые себя как-то раскрывают, а еще есть много молчащих, которые думают, но говорят о чем-то шепотом на кухнях. Осознание того, что все идет неправильно, есть, это факт. А вот на Западе, кстати, немало поклонников Путина, и я сам видел в городе Мюнхене каких-то сумасшедших, которые ходят с плакатами: мол, хорошо бы Путин был нашим канцлером, а не Ангела Меркель...
– ...кстати, было бы неплохо, если бы уехал из России в Германию...
– ...(смеется) ну да!
Мне жалко дочерей Путина, потому что мне жалко дочерей и сыновей всех диктаторов. Я знаю, сколь плачевна судьба Василия Сталина и Светланы Сталиной
– Тогда же, в 2015 году, в день рождения Путина, когда журналисты попросили вас что-то ему пожелать, вы сказали: "Я желаю, чтобы им занялся международный трибунал". Вы до сих пор ему этого желаете?
– Вы знаете, я, честно говоря, пытаюсь выражаться более обтекаемо. Всегда стремлюсь говорить правду, но если бы была какая-то надежда на выход из положения, то ничего такого бы не желал, а желал бы, чтобы все это закончилось, понимаете?
– Да, понимаю...
– Поэтому я на этом не настаиваю.
– Вы также сказали, что вам жалко дочерей Путина. Почему?
– Я уже отвечал вашей жене: мне жалко дочерей Путина, потому что мне жалко дочерей и сыновей всех диктаторов. Я знаю, сколь плачевна судьба Василия Сталина и Светланы Сталиной, как люди фамилий своих боятся, переименовываются... Это очень трудно – быть сыном или дочерью такого правителя. Ту же Галину Брежневу вспомните. Кажется, эти люди живут естественной жизнью, им вроде бы все можно, но на самом деле ничего нельзя. Они должны прятаться от кого-то, скрывать, кто они есть, ходить с охраной. По-моему, эта жизнь очень тяжелая. И, разумеется, жизнь любого президента и любого диктатора тоже сложна: я бы ему не позавидовал. А детям еще хуже, потому что когда папа уходит от власти, отношение к ним резко меняется, и они становятся жертвами, может быть, не наказаний, но отъема каких-то привилегий, презрительного отношения к ним многих людей. Поэтому да, жалко.
– В феврале 2015 года вы написали открытое письмо Путину с просьбой об освобождении Надежды Савченко. Сегодня вы за ней следите?
– Да, слежу, и некоторые люди попрекают меня тем письмом, говорят: мол, видишь, кого защищал? А я говорю, что и сейчас бы защищал, потому что суд над ней был несправедливый, она была очередной предполагаемой жертвой российского режима, и вообще казалось, что судьба ее будет ужасной. То есть я считаю, что тогда был прав, а как Надежда себя ведет... Ну, я за нее не отвечаю, она мне не дочь и не внучка. Это вам там, в Украине, виднее, а мне все равно.
– Я считаю, вы абсолютно счастливый человек, потому что классиком стали и увидели свою славу при жизни, что многим выдающимся писателям, к сожалению, в силу разных причин не суждено было. Конечно, ваша трилогия о солдате Иване Чонкине – произведение на века, потому что с какой страницы ни начнешь читать, все блестяще. И, вы знаете, я несколько раз перечитал вашу книгу "Автопортрет. Роман моей жизни" и всем рекомендую эту книгу, тоже, на мой взгляд, выдающуюся. Скажите: продолжение трилогии о Чонкине сегодня возможно, на ваш взгляд?
– Нет, невозможно. Сейчас другое время, другие герои. Такие персонажи, как Чонкин, наверняка существуют: вы уж извините, я думаю, что Чонкин как характер бессмертен. Уточню: я говорю не о своем сочинении, а именно о таком характере. Меня иногда спрашивают: "А если бы он жил сейчас, на чьей бы стороне был?" Ну, Чонкин – он же не борец, он стоит на той стороне, куда его поставят. Но если ставят на неправую сторону, он плохо исполняет приказы. Пытается сделать все, как лучше, но у него не получается, потому что, как я уже говорил, естественный человек в неестественных обстоятельствах. Ожидать, что он стал бы героем войны за то или за другое, нельзя, Чонкин стоял бы на своем месте и пытался исполнять приказания, но, повторяю, если бы дело было неправое, он бы исполнял эти приказания плохо.
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
Свои книги не перечитываю. Иногда, при переиздании, пролистываю, но не читаю
– Вы заглядываете в свою книгу или нет?
– Вы знаете, нет, особенно не заглядываю. Я свои книги не перечитываю. Иногда, при переиздании, пролистываю, но не читаю.
– Но хорошо написано, нравится вам?
– (Смеется). Трудно сказать. Хотя, наверное, некоторые страницы мне нравятся. Сейчас вот у нас эта история с Поклонской, которая заступается за...
– ...слушайте, совершенная идиотка, по-моему, правда?
– Да-да, я с вами согласен, но когда меня спрашивают о ней, я защищаю свободу художественного вымысла и привожу один пример. "Вот я, – говорю, – предположил, что Сталин является сыном генерала Пржевальского и лошади Пржевальского. Писатели имеют право даже на такое представление о происхождении героя".
– А Поклонская откуда тогда произошла?
– Не понял?
– Я спрашиваю: откуда тогда Поклонская взялась?
– А-а-а... Ну, если бы я писал о ней роман, что вряд ли возможно, тогда бы я изучил этот вопрос.
– Ну, удивительная страна Россия: на полном серьезе полудурочная субтильная прокурорша из Крыма стоит с этими иконами с изображением Николая ІІ – и вся страна обсуждает, прав режиссер Учитель со своим фильмом "Матильда" или не прав. Какой-то театр абсурда, вам не кажется?
– Совершенно верно, и это самый большой абсурд из всего того, что сейчас происходит в России. Занимаются какие-то инстанции, прокуратура, высшие государственные лица... Там уже, по-моему, и Путин высказывался в защиту Учителя, но Поклонская твердо стоит на своем. (Улыбается). Некоторые говорят, что она вовсе не фанатичка, а знает, что делает, некоторые уверяют, что состоит в какой-то секте... Если говорить о происхождении, то, может быть, она произошла от статуи Николая ІІ, когда та в очередной раз мироточила: вдруг там сперма была? Во всяком случае писатель какой-нибудь может такое вообразить.
– Вы что-то сейчас пишете, Владимир Николаевич?
– Да, пишу. Книга выходит – из старых моих вещей и части новой повести, которая называется "Фактор Мурзика", где главный персонаж – кот.
Не верю ни в какую религию и ни в какое представление человека о Боге, но понимаю, что существует какая-то сила, которую человеку никогда не понять
– Вот вы столько в жизни прочитали – скажите: сегодня вы читаете что-то, вам интересна литература?
– Я не успеваю все читать. Очень много рукописей приходит – люди присылают. Я, бывает, отбиваюсь, но неудачно, и потом все равно это читаю. А когда устаю, перечитываю классику. Недавно, между прочим, прочел книгу такого автора, как Михаил Зыгарь...
– ...да-да...
– ...он написал о начале ХХ века, с 1900 года до 1917-го, очень интересный труд.
– С точки зрения современного классика, кто из классиков прошлых веков самый великий, на ваш взгляд?
– Ну, кто самый великий, не знаю, но самые любимые у меня Гоголь и Чехов. Эти два писателя мне ближе других.
– А в Бога вы верите?
– Вы знаете, нет: я агностик. Не могу сказать, что верю или не верю: сомневаюсь. Может быть, что-то такое есть, но что именно, не знаю. Я не верю ни в какую религию и ни в какое представление человека о Боге, но понимаю, что существует какая-то сила, которую человеку никогда не понять.
– Многие люди говорят, что да, в Бога можно не верить, но когда человеку тяжело или плохо, или когда ему уже много лет, все равно начинается какая-то вера в Бога. У вас не началась?
– Как вам сказать... Я смолоду не верю в человеческое представление о Боге и не верю в его отсутствие, поэтому что у меня есть, то есть. Когда буду умирать, я не думаю, что приму какую-то конкретную религию, потому что в религию, как я вам уже сказал, не верю. А насчет Бога – сомневаюсь.
– Начало 60-х годов, стоящий на трибуне Мавзолея первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев, окруженный только прилетевшими космонавтами, поет в микрофон на всю Красную площадь и на весь Советский Союз вашу песню: "Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперед, от звезды до звезды. На пыльных тропинках далеких планет останутся наши следы". Он пел о том, во что он верит. Во что вы сегодня верите, в 85 лет?
– Ну, вы знаете, я это писал, потому что имел какое-то отношение к авиации, очень ее любил, читал много о космических полетах будущего задолго до того, как они стали совершаться, о Циолковском, о многом другом... Поэтому верил в это как в прогресс всего человечества, а не в то, что советская наука чего-то достигнет. В прогрессе я, кстати, несколько разочарован, потому что, знаете, люди ХIX века были уверены, что ХХ век будет столетием науки, просвещения и благоденствия. ХХ век оказался ужасным, ХХІ начинается не лучше, и неизвестно, что ждет впереди. Прогресс, вполне возможно, приведет к гибели всего человечества, поэтому сегодня я не готов его прославлять.
Когда-то изобрели кремлевские таблетки, но те люди, которые их употребляли, прожили меньше, чем я
– Но есть что-то, во что вы верите?
– Я верю в эволюцию. Что человечество, если оно не придет к мировой войне, когда-нибудь в конце концов станет лучше. Но сроки довольно большие. Это не произойдет в нынешнем веке и, может, в следующем тоже, но, например, страны западной демократии, Америка, Япония уже как-то поняли, нашли какой-то путь к мирному сосуществованию – и внутри, и со своими соседями. Они шли очень долго к этому: западной демократии в общей сложности 3 тысячи лет. Еще недавно всей Европой руководили диктаторы: Гитлер, Муссолини, Салазар, Франко...
Фото: Сергей Крылатов / Gordonua.com
– ...да...
– ...после большой войны произошла какая-то революция в этих странах, они нашли способы, чтобы люди жили и материально лучше, и духовно. Я надеюсь, что человечество идет к этому, но оно идет тернистым путем, через последние всплески разных диктатур, исламский фанатизм, присущий радикальной части ислама, и так далее.
– Я вам задам последний вопрос – как человеку, который долго прожил в Германии, в ФРГ. Сегодня, приезжая в Европу, там можно увидеть огромное количество неевропейских лиц, представителей чуждой цивилизации. Вам не кажется, что все когда-то закончится межцивилизационным конфликтом – с полным уничтожением всего?
– Ну, такая опасность есть, но я думаю, что европейские страны умеют приспосабливаться. Я в Мюнхене жил, и сейчас часто бываю, много вижу этих лиц: как-то страна умеет интегрировать этих людей. Да и Америка тоже, хотя там существует скрытая межрасовая война. В Мюнхене много лиц несветлых, но они мирно живут, это очень мирный город. Хотя там огромное количество турок, югославов, албанцев и так далее.
– Дорогой Владимир Николаевич, спасибо вам большое за ваши потрясающие произведения, за светлый ум и это интервью. Обычно говорят "до 120-ти", но я вам хочу пожелать прожить 240! Может, изобретут какие-то таблетки, вы их проглотите и будете жить 240 лет и писать свои замечательные произведения...
– ...вы знаете, когда-то изобрели кремлевские таблетки, но те люди, которые их употребляли, прожили меньше, чем я. (Улыбается). Так что на таблетки рассчитывать не будем – только на личное будущее. Я вам тоже всего хорошего желаю, но, кроме всего, желаю, чтобы Украина ускорила свой путь к Европе, в том направлении, куда она пошла. И надеюсь, что Россия тоже в скором времени встанет на этот путь и разум возобладает.
– Спасибо вам! Я просто думаю, что те кремлевские таблетки были просроченные...
Записала Анна ШЕСТАК
