История двух немцев, которые воевали за Киев. Часть 5

К предыдущей части спецпроекта

Отступление и последний бой

Слухи об отступлении начали подтверждаться. Один за другим снимались артиллерийские полки и куда-то отходили. Однажды вечером на мою просьбу поехать в город командир штаба ответил:

– Сегодня нельзя.

Этой же ночью мы оставили наши позиции. Перед самым отступлением меня вызвали в штаб полка и я получил приказ взять на себя обязанности помощника начальника штаба полка. В штаб полка я отправился, взяв с собой Василия ординарцем. Когда я прибыл в штаб, все уже было готово к отступлению. Штаб отправился немедленно и должен был у цепного моста ждать остальных. О целях и направление отступления никто ничего не знал.

Мы поехали лошадьми через Киев. Подковы стучали по асфальту, а в голове – куча мыслей. Не находя сам для себя ответы на ряд сомнений, я решил ориентироваться по обстоятельствам.

Если это общее отступление, то где-то надо отстать, в крайнем случае, за мостом, и вплавь через Днепр. Если отступление не общее, то надо сделать так же, но так, чтобы никто не догадался, куда я делся. Василий все время держался ближе ко мне. Мне даже казалось, что он угадывает мои мысли и боится только, чтобы не отстать.

Перед мостом мы остановились. На мост непрерывно шли части разного рода войск, а более всего артиллерии, которая подходила по всем направлениям. Колонны в отступлении создавали препятствие движению. В воздухе был непрерывный шум от криков и ругательств.

– Если так затянется до утра, то будет что немцам бомбить, – отметил начальник штаба.

– Да, будет, – ответил я. Но надеюсь, что мы проскочим, потому что уже вижу авто нашего командира полка.

Авто, в котором сидели командир и комиссар полка, поравнялось с нами и мы услышали приказ.

– Как только подойдут наши полевые кухни, то езжайте за ними через мост. По ту сторону Никольской Слободки выберите место для завтрака и там подождите остальных.

На вопрос о дальнейшем направлении маршрута командир ничего не ответил, а комиссар рявкнул на начальника штаба.

– Вы что? Не поняли? Выбрать место для получасовой стоянки. И чтобы завтрак был готов. Это ваше первое боевое задание на левом берегу.

Общая колонна, которая было остановилась, двинулась дальше, а с ней и авто нашего командира.

Вскоре подъехали наши кухни и отдел связи. Мы вошли в общую колонну. Медленно двигались по мосту, время от времени останавливаясь, потому что шоссе за мостом становилось уже. Перед концом моста снова крики, ругань, мат.

Как-то все это не вязалось с предутренними сумерками и туманом, который поднимался от воды. Туман же в то утро был густой-густой. С моста не было видно ни начала, ни конца. Казалось, что мы идем какой-то воздушной дорогой куда-то в неизвестность. Настроение было преплохим.

Мы шли медленно. Начинало светать. За нами с Днепра катился туман и сгустками оседал между домами Слободки. Туман с Днепра смешивался с русановским. Обе волны тумана словно бы встречались на шоссе и окутывали нас влажной пеленой. Только стук колес и подков прорывал туман, напоминая о колонне, которая тянулась за Днепр.

Но вдруг туман начал подниматься. Поднимался он медленно, подобно тому, как поднимается занавес в театре. Из-под этой завесы вынырнули сначала лошадиные ноги. Затем стало видно ноги всадников, а потом и сами они как бы рождались из тумана. Еще некоторое время висел туман над нашими головами. Ехали мы широкой прорубью в сосновом лесу. Слободка осталась позади.

– Товарищ начальник штаба! Вот хорошее место, – указал я слева от шоссе.

Даже не взглянув в указанном направлении, он подал команду, и мы свернули под сосны.

Остановились мы на месте, где еще недавно стояла какая-то часть. После них остались столы и скамьи, построенные из горбылей еще свежих сосен. Ослабив подпруги, мы разлеглись на хвое под вековыми стволами.

Тумана уже и след простыл, а из-за Днепра дул легкий ветерок, пробегая шелестом в сосновых кронах, под которыми уже остановился весь наш полк.

Пока мы завтракали, движение на шоссе почти прекратилось. Видимо, Киев оставили не все. Позавтракав, мы отправились дальше. Голову нашей колонны остановил мотоциклист, который непонятно откуда взялся.

– Какая часть? Где командир полка?

Пока он встречался с командиром полка, мы уже знали, что Остер немцы взяли и идут на Козелец. Нашей задачей, которую привез мотоциклист, было идти форсированным маршем в поддержку частей, которые сдерживают этот прорыв на Левобережье. Также мы узнали, что эта немецкая армия находится под командой некоего генерала или маршала Бока и что они имеют большое количество танков. Мне казалось, что лучше уже прикрывать отступление, чем самим идти куда-то от Киева. Какая армия Бока и сколько она имеет танков, мне было абсолютно все равно.

Тягачи гудят. Огневые взводы на орудиях. Телефонисты на двуколках, а мы на лошадях. Обедали за Семиполками. Отсюда полевыми дорогами мы продвигались в направлении шоссе Остер-Козелец. Вдруг стали.

– В чем дело? Что случилось?

– Бензина! Нету бензина.

– Занимать боевые позиции! – поступила команда.

Остатками бензина развернулся полк в боевой порядок. Я получил приказ обойти село Святое (сейчас село Озерное Козелецкого района Черниговской области. – "ГОРДОН") и как можно дальше на север устроить передовой пункт наблюдения полка.

– Село Святое это исходный пункт нашей пехоты. Следующее село уже в районе передовых линий, – объяснил мне ситуацию начальник штаба.

Между тем начинало темнеть. Откуда-то вылетел немецкий разведывательный самолет. Он не спеша кружил над нашими головами. Вокруг – ни одного движения. А длинноногий немецкий разведывательный самолет, словно тот комар, летал над нашими головами, выбирая место, которое легче укусить.

Один из пулеметов нашего прикрытия, встроенный в грузовик, начал медленно двигаться с кучей веток, что его маскировали. Мы внимательно следили за движением пулемета, который ловил на прицел разведчика.

– Собьет или нет? Всего же триста метров над землей, а может и того нет.

В это время пулемет зарычал и залаял, разрывая относительную тишину. За ним отозвался второй, третий. Впечатление на самолет это не производило никакого. Он так, как будто это было не к нему, пролетел над нашими головами и, сделав большой круг, исчез за селом. Казалось, он сел где-то за домами.

Разведка и телефонисты пошли выполнять только что полученное задание. Ехали мы садами через поломанные заборы, минуя дома. Ни души. Только деревья с поломанными ветвями, подавленными под ними яблоками и обглоданной лошадьми корой.

Уже совсем стемнело, когда мы приблизились к селу Святое. Обошли мы его с востока и пошли огородами. Справа в темноте виднелись контуры соседнего села. Все чаще приходилось обходить пустые окопы.

– Наверное, наши пошли вперед, – сказал мне командир связи.

– Наверное, – дал я краткий ответ и едва сдержал своего коня, что храпя, отскочил в сторону.

Сдержав, вернул я его в нужном мне направлении. Конь храпел, дрожал, а идти не хотел. Я соскочил с коня и пытался разглядеть в темноте причину его испуга. Но что ни сделаю шаг вперед, он меня тащил обратно. Наконец я передал кому-то повод и ушел сам. Через несколько шагов я наткнулся на разбитую двуколку, в обломках которой лежал труп. В оглоблях лежал мертвый конь с разорванным животом, а поверх него второй труп красноармейца как бы заглядывал в брюхо лошади. Я вернулся и рассказал командиру связи то, что видел.

– Так может наши здесь отступили?

– Может. Во всяком случае, нам надо быть очень осторожными, чтобы и мы не заглядывали своим лошадям в брюхо. Помнишь, как начальник штаба не дал конкретного ответа на вопрос, где враг?

– Он говорил, что сами увидим.

– Товарищ командир связи! У нас осталась только одна катушка проволоки, – перебил наш разговор сержант.

– Слышу. Двуколку отправьте назад.

Некоторое время шли мы, не садясь на коней, и остановились у березки, что одиноко стояла в поле. Вокруг свежевскопанные окопы. Отдаю приказ остановиться здесь, а лошадей отвести в село.

Только наши лошади исчезли из виду, как ночную тьму, покрывавшую соседнее село, разорвали вспышки, а тишину – выстрелы минометной батареи. Характерный шелест воздуха и почти единовременно разрывы нескольких мин вокруг окопа, в котором мы спрятались. Это была самая свежая информация о месте нахождения врага.

– Кажется, это по нам стреляют.

– Да. Похоже на то. Лучше, пожалуй, убраться отсюда, пока еще темно.

– Помощника начальника штаба к телефону!

Взяв трубку, я услышал голос начальника штаба.

– Кто стреляет?

– Я уверен, что стреляют по нам. А кто стреляет, не видно.

– Где вы? – был следующий запрос.

– На восточном краю села Святое.

– Какое расстояние до села?

– Так, метров двести. Вокруг ровное поле. Мы остановились здесь, потому что вышел телефонный провод. Думаю, что надо перенестись на край села.

– Так и делайте.

– В селе Святое ни своих, ни чужих. Вчера здесь был бой, – сообщил сержант разведки, вернувшись из деревни.

– Откуда вы это узнали?

– Но люди же в селе есть? Они мне и рассказали.

– Хорошо. Завтра увидим, а сейчас отходим на край села.

Сержант связи с телефонистом пошли перекладывать провода, а мы направились в село. Как только мы дошли до первых домов, как разорвалась светящаяся ракета и минометная батарея врага снова открыла огонь по тому месту, где мы только что были. Окопы вокруг той березки, видимо, были уже раньше пристреляны, потому, что очень уж точно немцы били по ним.

– Вовремя отошли, – сказал я.

– Да, вовремя. Надо быть осторожнее. Накроют на ровном, то и спрятаться негде, – согласился со мной командир связи.

– Теперь уже не накроют. Петренко, вы уверены, что в селе врага нету?

– Я говорил с женщинами. Они говорили, что ни своих, ни немцев.

– Где вы тех женщин встретили?

– По домам. Целыми днями сидят в блиндажах, а как стемнеет, вылезают за едой. Я, знаете, заглядывал в такой блиндаж. Несколько семей, пожалуй, его копали, а теперь сидят все вместе. Говорят, что третий день уже здесь бои.

У первого же дома мы встретили разведку третьего дивизиона. Они ничего не знали, но имели налаженную телефонную связь.

Когда уже начало светать, я поехал с несколькими разведчиками осматривать окрестности. В селе мы встретили батальон нашей пехоты, который шел расстрельной.

– Что вам известно о расположении врага? – спросил я командира батальона.

– А то же, что и вам.

– То есть ничего?

– Да почему же ничего? Я веду свой батальон занимать эту деревню.

– Как занимать? Она же наша.

– А кто его знает, наша или не наша. Вчера посылали сюда один батальон, а вернулось полсотни. После этого пошел второй и никто не вернулся. Вот теперь я веду третий. Куда веду, и сам не знаю.

– А вы далеко не ведите и сохраняйте связь с нами. Мы вас в случае необходимости поддержим. И нам веселее будет. Хоть будем знать, что пехота перед нами. Вон ночью наша разведка, то есть мы, просто на немцев вылезли. Хорошо, что ночь была темная, а если бы это было днем?

– Днем могли бы и не вылезти на них. Кому умирать хочется?

Пожелав ему удачи, я поехал осмотреть северо-восточной угол села. В одном из домов на краю села я решил устроить свой наблюдательный пункт.

Почти весь день прошел спокойно. Где-то на западе шел бой. Рвалась артиллерия и непрерывно тарахтели пулеметы. Перед вечером мы обстреливали соседнее село без видимой причины. Следя за разрывами, я видел, как возникали пожары, но никакого движения врага не заметил.

Перед вечером мимо проехала противотанковая батарея и остановилась на огородах. Ночь прошла спокойно. Только непрерывно рвались ракеты, бросая яркий свет, на парашютах. Этой же ночью мы узнали, что командир и комиссар полка выехали в тыл на поиски бензина. Теперь командовал полком начальник штаба, а я исполнял его обязанности. Мой пост занял командир связи. Передавая ему разведчиков, я оставил при себе Василия и заменил его ружье на ручной пулемет.

– И зачем мне эти нагрузки? – спросил Василий, когда мы остались вдвоем.

– Видимо, я об этом думал, когда поручил тебе "Дегтяря".

– Вы еще собираетесь воевать? – вырвалось из васильевых уст, и он с недоверием посмотрел на меня.

– Воевать или не воевать, но все может произойти. Если хочешь из беды вылезать вместе, то прочно держи этого "Дегтяря" и будь всегда рядом со мной. Не хочешь, так я и сам справиться могу.

– Вы бы так и сказали, – повеселел Василий.

На рассвете второго дня мы заметили движение вражеских танков в соседнем селе. Мы немедленно открыли по ним огонь. В ответ не упало на нас ни одного выстрела.

В полдень на пункт прибыл бывший начальник штаба, сейчас командир полка. На мой запрос о ситуации он только посмотрел на меня и сказал:

– Все по-прежнему. Распоряжений никаких. Есть только фугасные снаряды, и то в небольшом количестве. Отступать некуда и нечем.

– Как, еще и до сих пор нет бензина?

– А ты думаешь, что он будет?

– А как же мы в случае наступления двинемся?

Он только удивленно посмотрел на меня.

– Значит, наше положение пиковое?

– Если хочешь, то пиковое. Каждое отступление без бензина – это оставление материальной части врагу. Без приказа я этого не сделаю.

– Тогда нас немцы заберут в плен.

– А что я могу сделать? Вы себе представляете, что значит оставить материальную часть целого полка?

– Я представляю ...

– Если представляете, то зачем задавать такие вопросы?

– А что нам делать? У нас здесь материальная часть такова, что мы ее и на лошадях вывезем.

– В конце концов, вы теперь начальник штаба. Однако без приказа я не советую отступать.

На этом моя последняя беседа с любым начальством закончилась. Я был доволен, что меня оставили на моем пункте, а не оттащили туда, где в такой ситуации я должен был быть начальником штаба.

На обед к нам пришел командир противотанковой батареи.

Первое, чем он поинтересовался, имеем ли мы еще спирт, так называемые "ворошиловские порции".

– А то, знаете, во рту все пересохло. Хорошо вам здесь в тени, а мы вон в подсолнечной ботве сидим. Спрятаться негде от солнца. Так как, есть, что выпить?

– Может, пообедаете с нами? – спросил я его, не отвечая на его вопросы.

– А ворошиловские дадите?

– Если есть, то получите.

Кроме ухи Василий поставил на стол стаканы. Мы выпили и пообедали, а дальше сидели и говорили. Говорили мы, конечно, о том, что нас окружает.

– Я, знаете, не первый раз с танками имею дело. Никогда не стреляю в пространство, так, как вы сегодня. Я их подпущу, а потом прямой наводкой как дам, как дам. Так черепки и сыплются.

– Какие черепки? – спросил кто-то.

– Да из танков. Если хорошо попасть, то ... – в это время послышалось:

– Танки! Танки идут!

Не успели мы выскочить из-за стола, как рванул снаряд под окном. Дом весь задрожал, а рама окна звякнула на пол. Я вылетел на чердак, еще заметив, как наш гость "прямой наводкой" зацепился за раму окна и упал на пол. С чердака я увидел, как его противотанковая батарея галопом летела мимо, поднимая пыль на дороге.

Семь танков выползли из соседнего села и наискось подходили к нам. За танками шла пехота. Танки стреляли по деревне, а пехота только шла.

Наша артиллерия открыла огонь, по моему требованию, по уже приготовленным целям. Я смотрел на разрывы, и мне казалось, что все происходит как на экране. Разрывы наших фугасных снарядов рвались, выбрасывая вверх фонтаны земли. Между разрывами передвигались фигурки немецких солдат.

Связь с огневыми позициями оборвалась. Я слез с чердака и меня окружили все, кто еще был здесь.

– Нам надо отступать на огневые позиции, – сказал начальник разведки.

– Никакой связи с огневыми позициями нет, – сообщил начальник связи.

– Нет? – как бы не зная, крикнул я. – Немедленно наладить. Разведка, по местам! Чего сбились, как овечки? Никакого отступления!

Все эти мои команды подействовали немедленно. Начальник разведки исчез за углом сарая. Командир связи перебежал дорогу и нырнул в грядку кукурузы. Остальных – как корова языком слизала. Остались только я и Василий.

Я знал, что немецкие танки уже где-то должны были быть в деревне. Я прислушался, но ничего не слышал. Затем подошел к телефону и взял трубку.

– Зачем вам телефон?

– Попробую, может связь восстановлена.

– Какая связь?

– Как какая? С огневыми позициями. Я же приказал восстановить!

– А я думал, что вы давали те приказы только для того, чтобы люди разбежались и заботились сами о себе. Я и сам чуть-чуть не побежал. Вон посмотрите, – и Василий поманил меня пальцем к окну, возле которого стоял.

Во дворе валялись сумки, в которых давно уже не было противогазов, телефонные катушки, ружья, каски и всякий другой военный инвентарь. Все то, что перед тем было в руках, на голове и плечах подчиненных мне людей.

– Вот видите, как они ваш приказ выполнили?

Наступило молчание. С полчаса мы прислушивались, нету ли немцев поблизости. Солнце как бы застыло в небе и никак не хотело спускаться за горизонт. Наконец мне такое ожидание надоело. Я сел на скамью. Мой взгляд остановился на стакане, что не был разбит.

– Пей! – протянул я стакан Василию, налив в него из моей фляги.

– Пейте вы, а мне потом нальете.

– Как хочешь. – Выпив, я налил стакан снова и протянул его Василию. Когда он выпил, я начал первый наш откровенный разговор.

– Скоро будет темнеть. Думаю, что нам лучше сидеть здесь. Если придут, то заберут в плен. Не придут к темноте – будем искать пути домой. Эту местность я хорошо знаю. Мы и без моста переправимся на правый берег Днепра. Что ты на это скажешь, Василий?

– А как свои придут?

– Как свои придут, то будет плохо. По крайней мере, мне.

– Я теперь понимаю, зачем вы дали мне этот пулемет. Свои теперь страшнее, чем немцы.

– Что, боишься?

– Бояться не боюсь, но пусть уж лучше не приходят. И откуда они придут? Немцы, видимо, уже и Семиполки взяли. Смотрите, какая тишина вокруг.

– Знаешь что? Лезь лучше на чердак, там хотя бы сено есть.

Вылезли мы на чердак и легли в сено. Солнце уже почти опустилось к горизонту, когда мы услышали, что едет танк. Выглядываю в дыру соломенной крыши. Танк медленно движется по улице, а за ним до двух десятков солдат. Ограждения вокруг усадьбы не было и танк заехал прямо перед дверьми.

– Рус! Рус! Сдавайся! – кричит немец с танка, а пехота осторожно подходит к двери. Я взглянул на Василия, а он на меня. Василий слез с чердака без пулемета, а я со всем снаряжением, которое было на мне.

Только что мы появились в дверях, как сразу все оружие, вместе с пушкой на танке, было направлено на нас.

– Хенде хох!

Нас обступили кругом, держа оружие наготове.

Казалось, что на этом закончится история офицера РККА, немца по происхождению Костя Гиммельрайха. Однако судьба готовила для него еще много приключений.

После того, как он попал в немецкий плен, его с тысячами других этапировали в лагерь вблизи Житомира. Здесь он узнал все "приятности" жизни советского военнопленного у немцев. Антисанитария, холод, голод и просто нечеловеческие условия жизни, которые не выдержали многие.

Однако судьба улыбнулась Гиммельрайху, именно в это время в лагерях проводился набор из числа военнопленных в украинскую полицию Киева. Туда записался и бывший советский офицер – Кость Гиммельрайх. В то же время, в полиции он надолго не задержался и при первой возможности стал директором рыбтреста, одновременно работая научным сотрудником Института гидробиологии Академии наук.

В оккупированной столице Гиммельрайх стал членом Организации Украинских Националистов (мельниковцев) (ОУН (М) и активно работал в антинемецком подполье. Поддерживал связь с такими ведущими деятелями ОУН (М), как Ярослав Гайвас, Олег Штуль, Зиновий Домазар и другими.

Так проходило время под немецкой оккупацией. В официальной жизни Гиммельрайх был директором рыбтреста и научным сотрудником Института гидробиологии, а в подпольной – членом ОУН(м), выполняя тайные задачи и поручения.

В связи с приближением фронта к Киеву в 1943 году Гиммельрайх вместе с семьей эвакуируется в Галичину. Сначала во Львов, затем в Станиславов (ныне – Ивано-Франковск. – "ГОРДОН"), а летом 1944 года он становится командиром повстанческого отдела под псевдонимом "Шелест", что подчинялся ОУН(м) и формировался вблизи города Турки Львовской области.

Фактически этот отдел был первой и единственной сотней мельниковского отряда имени Полуботка. Командиром отряда стал давний друг Гиммельрайха, тот, кто спас его из немецкого плена, – Иван Кедюлич.

В это время на Турковщине появился большой отдел УПА – курень под командованием Василия Мизерного "Рена". После переговоров между руководителями этих подразделений было принято решение о вливании большинства "полуботковцев" в курень "Рена", а Гиммельрайх вместе с другими офицерами получил приказ отправиться в офицерскую школу УПА "Олени".

"Шелест" попал в школу "Олени" как раз перед ее первым офицерским выпуском. После он и еще 18 офицеров УПА получили приказ отправиться в Золочевский район Львовской области в Главный военный штаб Украинской повстанческой армии (ГВШ УПА).

Прибыв в Золочевский район, Гиммельрайх вместе с другими офицерами продолжили поиск ГВШ УПА. Однако в течение зимы 1944-1945 годов их поиски были напрасными. В то же время эти месяцы они провели в постоянном беспокойстве, избегая облав войск НКВД.

В январе 1945 года Гиммельрайх встретился с главным командиром УПА – Романом Шухевичем. От генерала Шухевича он получил приказ создать отдел особого назначения УПА в восточных районах Тернопольской области, который в случае войны между США, Великобританией и СССР стал бы основной силой для захвата Киева.

Отдел, который планировалось создать, должен был в основном состоять из "надднепрянцев" (жителей центральной Украины. – "ГОРДОН"), которые хорошо ориентировались на местности и понимали специфику местного населения. Таким образом, в первую очередь Гиммельрайх должен был взять командование над куренем "Быстрого", который в основном состоял из бойцов из Каменец-Подольской (ныне – Хмельницкой. – "ГОРДОН") и Винницкой областей.

Однако на практике все выглядело иначе. От куреня Быстрого, который ранее состоял из трех сотен, сейчас собиралось до 60-70 человек, в отдел особого назначения присоединились местные вооруженные отряды и бойцы сотни Байды, с которыми Гиммельрайх встречался ранее в Карпатах во время вливания отдела ОУН(м) в отряд Рена. Вот с такими силами Гиммельрайх, уже теперь под псевдонимом Кий начал действовать.

Весной 1945 года отдел Кия организовывал рейды в Теребовлянским, Чертковским и Гусятинском районах Тернопольской области и провел не один победный бой с так называемыми "истребительными батальонами".

В мае к отделу дошли сведения о капитуляции Германии. Перспектива войны между США и Великобританией и СССР была слишком призрачной. В то же время была полностью утеряна связь с ГВШ УПА и штабом военного округа "Лысоня". Понимая определенную безысходность своего положения, Кий принял решение разделить свой отдел (около 280 человек) на две части. Первую, которая состояла из местных бойцов, он оставил на месте и передал командование ею командиру Костенко. Вторую, которая состояла в основном из "надднепрянцев", взял с собой и рейдом отправился на запад в поисках связи с ГВШ УПА.

Долго продвигаясь рейдами по Тернопольщине, в конце июля 1945 года он добрался до штаба военного округа "Лысоня" и встретился с шефом штаба этого округа Владимиром Якубовским (Бондаренко). После совещания было принято решение, что бойцы Кия будут распределены между другими отделами УПА, а сам Гиммельрайх еще с несколькими командирами отправится на запад.

В 1946 году Гиммельрайх добрался к своей семье в Западной Германии.

Поселившись в городе Регенсбурге, он стал влиятельным участником украинского общественной и политической жизни, включился в развитие новой политической силы – Украинской революционно-демократической партии, которую основал Иван Багряный. На 3-м съезде УРДП в мае 1949 года был избран в состав Центрального комитета партии.

В начале 1951 выехал вместе с семьей в Австралию на постоянное жительство. Поселился в Мельбурне. Был видным деятелем украинской общественной жизни, учредителем газеты "Украинец в Австралии". Был членом Легиона имени Симона Петлюры – антикоммунистического объединения бывших военнослужащих Красной армии.

Гиммельрайх был членом Объединения украинских писателей "Слово", автором сборников стихов и рассказов, воспоминаний и многочисленных статей в прессе. К сожалению, почти все его литературное наследие погибло в пожаре в 1953 году. Только немного удалось ему восстановить перед тяжелым недугом –кровоизлиянием в мозг в конце 1970 года, из-за которого Гиммельрайх потерял зрение и частично память.

Неизвестным для нас остается, встречался ли во время войны или уже после нее Гиммельрайх с неизвестным офицером 29-го армейского корпуса Вермахта, который оставил после себя дневник "Киев". Неизвестной остается и судьба этого офицера.

Но "История, двух немцев, которые воевали за Киев" закончится 4 сентября 1991 года в Австралии, в Мельбурне. В этот день умрет украинец немецкого происхождения, офицер РККА, заместитель командира полка, сотенный и командир отдела особого назначения УПА, а еще писатель, поэт, отец и любящий муж, который всю свою жизнь отдал борьбе за Украину и через несколько дней после провозглашения Независимости отошел в лучший мир.