Киевлянка Хорошунова в дневнике 1941 года: В ледяные ночи пленные остаются на улице и воют. От этого люди, живущие возле лагеря, сходят с ума
6 октября 1941 г., понедельник
Вчера утром впервые с восемнадцатого числа загудел гудок какого-то завода. Сегодня он слышен отчетливо и продолжительно. Очевидно, немцы начинают вытягивать из населения какую-то жизнь.
Вчера вечером появилась вода.
Да, так, очевидно, устроена жизнь в оккупированном городе. Война отодвинулась на несколько шагов, и жизнь уже начинается снова. И все идет каким-то своим чередом. И кто-то будет продолжать жизнь, несмотря на то, что на Лукьяновское кладбище все ведут и ведут евреев. И жизнь все равно продолжается, хотя вчера по нашей улице провели пленных и шесть трупов осталось лежать на мостовой.
Все ли убитые евреи? Лица двух из них видны. Трудно сказать, кто они. Полураздетые, босые, с прозрачными заросшими лицами, со страшными худыми руками. Никто из родных не узнает, как они погибли.
Вели пленных в течение часа... Худые, черные, заросшие, грязные, с голодными, отсутствующими глазами
Вели пленных в течение часа. Та же картина, которую видели в Дарнице. Худые, черные, заросшие, грязные, с голодными, отсутствующими глазами.
Женщины выносили воду и сухари. А пленные набрасывались на них, сбивали с ног друг друга и женщин, вырывали сухари из рук, дрались за сухари.
Все плакали вокруг. А немецкие конвойные со звериными лицами били пленных палками и резиновыми дубинками. Пленные шли без конца. Их было несколько тысяч в этот день. А женщины все несли и несли воду и сухари, которыми все равно невозможно было даже немного накормить этих голодных.
Потом пленные перестали идти по нашей улице. Мы остались, и шесть трупов осталось. Это только на нашей улице. А ведь они прошли уже много верст. Удалось спросить. Это те пленные, что шли тогда в Дарницу из Броваров.
Фото: Київ 1939–1945, фотоальбом. Издательство "Кий" 2005 г.
Вчера принесли страшные вести о пленных. Рассказывают, что и теперь в ледяные ночи они остаются под открытым небом. Они стоят, прижимаясь друг к другу, качаются, чтобы согреться, и воют. От этого воя люди, живущие вблизи от лагеря, сходят с ума. А утром сотни человек выносят мертвыми из лагеря.
Ну а жизнь идет своим чередом.
Киев так же красив, как и прежде, особенно оттого, что наступила золотая осень. И там, где город цел, кажется, что вовсе нет и не было войны.
Стоят ясные осенние дни, и медленно тянутся в воздухе серебристые нити бабьего лета.
Тихо в городе, совсем как в деревне. Только шумят немецкие машины на некоторых улицах. Ни радио, ни трамваев, ни поездов, ни заводов. Никаких городских шумов. Изредка пролетит немецкий самолет. Они летают теперь очень низко.
Немцы чинят Соломенский мост. Говорят, работают две бани. Купить ничего нельзя. Крестьяне втридорога берут за свои продукты, меняя их на материю или ботинки. Вчера в каких-то магазинах будто бы продавали синьку и спички.
Хлеба нет. Сухари кончаются. Переходим на голодный паек
Бывшие базары пропахли одеколоном. Это пьяницы платят по 50 рублей за флакон цветочного одеколона и пьют его вместо водки.
Хлеба нет. Сухари кончаются. Переходим на голодный паек. Нас беспокоит этот вопрос. Зато как уже безразличен он тем, кто на Лукьяновском кладбище!
6 октября, в 8 часов вечера.
Бродя по городу, вышли на Крещатик.
Мы думали, что уже ничто не сможет потрясти нас. И стояли, не в силах уйти, не в силах оторваться от страшного зрелища.
Бедный наш город! Бедная наша земля, попранная, униженная!
Предыдущая запись в дневнике – от 2 октября.
Редакция благодарит Институт иудаики за предоставленные материалы.
За идею редакция благодарит историка и журналиста, сотрудника Украинского института национальной памяти Александра Зинченко.