Комбат Кузык: Участок, обороняемый 10 украинскими воинами, россияне атаковали 10 танками одновременно. Похоже, они считали, что с этого участка начнется контрнаступление
К сожалению, оккупанты всерьез готовятся к нашему наступлению. Для нашей пехоты, особенно штурмовой, это не облегчает выполнение задач
– Господин Петр, я вас приветствую.
– Мое приветствие, почитание. Рад вас видеть. Слава Украине.
– Героям слава. Очень рада вас видеть, как и наши зрители. Потому что после того, как мы сделали с вами интервью, очень многие писали, что хотят, чтобы мы вас приглашали как можно чаще. Но поскольку вы с вашими собратьями находитесь постоянно на передовой, на фронте – это бахмутское направление... И вы – реально уже можно это говорить, потому что об этом говорят ваши действия и действия ваших собратьев, – вы командир легендарного батальона "Свобода". С нами снова, друзья, Петр Кузык. И спасибо, что нашли для нас сегодня время. Потому что я знаю, что у вас очень беспокойно и очень горячо. Господин Петр, расскажите: какая обстановка?
– Во-первых, спасибо за ваше внимание к военным. Из тех действий, которые сейчас происходят, выводы таковы: наше правительство вместе с журналистами, вместе с президентом и озвучивающими его мысли зашугали врага наступлением настолько, что они сейчас делают все возможное и невозможное, чтобы предотвратить это наступление, делают локальные контратаки и сконцентрировали очень большие потуги, силы для обороны. Поэтому – я не знаю – возможно, эти истории с опубликованием наступления – они и были нужны. Возможно, нужно было выиграть время. Может, и нужно было зашугать на каких-нибудь глобальных участках. Но локально они держат в тонусе постоянно врага. И ситуация очень непростая, к сожалению.
Ситуация непростая с тем, что не подтверждаются слухи... Из артиллерийских снарядов лупят. А особенно, если сравнивать с нашими – это несравнимые вещи. Выбрасывают они их тысячами в сутки. По крайней мере на нашем направлении. Оборудование... Сейчас мы работаем с подразделениями, которые, в отличие от ЧВК "Вагнер", не имеют хаотичности, не имеют такого мечтательства. Они работают четко, по-военному, работают качественно и работают согласно нормам. Вот если есть танковый батальон – это, соответственно, танковый батальон. Если выезжает танковая рота, то выезжает танковая рота. Бывает такое, что у нас там пишется "танковая рота", а танков там вполовину меньше. То у врага, к сожалению, сейчас в комплектации, в концентрации... Они серьезно к этому подходят. Они делают работу над ошибками. И, к сожалению, они всерьез готовятся к нашему наступлению. Скажем, для пехоты, особенно штурмовой пехоты, это не облегчает наши задачи, мягко говоря.
– Скажите, пожалуйста: какой техникой они сейчас воюют? Если сравнивать по времени.
– Ну, техника многообразна. Танки Т-72, Т-80. Оружие советских времен, но такое... Что касается артиллерии – это серьезный такой еще рубеж, который нам нужно преодолеть. Мы выросли со времен, когда мы работали в Рубежном, в Северодонецке. Тогда вообще в одну сторону работала их артиллерия. Сейчас наши огрызаются. Но тем не менее по количеству артснарядов... Скажем так, по количеству выстрелов в нашу сторону это в разы отличие: в три-пять раз больше. А иногда бывают дни – в десятки раз больше.
Но все равно приятно то, что... Раньше, скажем так, мы уже смирились с тем, что пехоту не прикрывает артиллерия. Так вот сегодня арта нормально прикрывает пехоту. Гораздо меньше, экономнее БК расходуют, но более прицельно, точно, более качественно. Это связано с тем... Ну, 120-ки, 80-ки – что их сравнивать? Они почти одинаковы. А вот артиллерийские системы западного образца – они гораздо точнее и прицельнее. И, может, им и не нужно такого количества снарядов для выполнения этих задач. Потому что, в принципе, наша арта на голову точнее и качественнее их. Нам бы еще такое количество боекомплекта... Но и задачи не стоят, как у них: выжигать эту землю.
– Выжигают...
– Да. Я вам скажу, что методология ведения войны у них не то что не изменилась – они стали более агрессивными. И в прямой контакт стараются не входить. Используют свои преимущества. А их преимущества – это количество танков и количество артиллерии.
Участок, обороняемый 10 украинскими воинами, россияне атаковали 10 танками одновременно. Похоже, они считали, что с этого участка начнется контрнаступление
– Вы мне сказали, что на днях у вас было такое сражение, которое за все время войны – а вы давно на этой войне – вы впервые видели. Если это можно рассказать, то расскажите.
– Я вам так скажу. Атака была... Одновременно использовалась на участок, который обороняли 10 украинских воинов. Небольшой окопчик. Сколько метров? До 10 метров позиция. Ее атаковало 10 танков одновременно. Ну, я такое видел в первый раз. Ну и прежде первоначально пыталась штурмовать пехота. Их всех убили. Затем крыли артиллерией, затем пытались с флангов обходить и так далее. И они ничего не могли поделать с этим окопом передовым.
Ну вот буквально, я вам скажу, мы анализировали эти события... Такую огневую позицию, по сути, атаковало 10 танков. Бой был очень страшен. К сожалению, есть собратья, которые на щите в результате этой атаки. Несколькими волнами она уходила. В результате этой атаки сожгли четыре танка.
– Вы сожгли четыре вражеских танка?
– Да. Сожгли вертолет, помогавший в этой атаке. Здесь бойцы мои. Я сейчас не преувеличиваю. Атаковали танки еще с помощью прикрытия вертолета. То есть я вот анализировал эти действия – они не похожи на истерические. Похоже, что они пытались предотвратить, или была у них какая-то информация, что с этого участка контрнаступление начнется. Я не знаю, почему такое было принято решение, но, по сути, на точку, которую обороняли 10 пехотинцев, такое нашествие – это глупо, непонятно. И концентрация техники такова...
Поэтому я вам скажу, что результат, по сути, для нас печален. Потому что есть потери. Но положили там десятки пехотинцев вражеских, уничтожили, сожгли четыре танка, держались, не отступали. Все-таки выдавили оттуда наших пехотинцев... Я больше скажу: что вчера такие артналеты были, что мы посчитали – у нас в принципе такого количества БК... Это месячные нормы: та, которую они выпустили в нас. Очень такой, непростой, был день, непростой был бой. Но достойно выдержали, достойно встретили, серьезно оборонялись. В конце концов... Началось это в 5.00 и происходило до темноты. И я вам скажу, что все время, постоянно уничтожали врага. И в таком режиме "Свобода" снова показывает... Ну, ребята – герои. Такой уровень стойкости, такой уровень выдержки показывают, что это недостижимо для любого подразделения той же москолоты, которая не может сравниться. И я говорю, что это грустно, потому что радоваться нечему. Даже если мы положили их три-четыре десятка, то мы пару ребят потеряли. И каждый из них стоит тысяч и тысяч таких, как... Поэтому, к сожалению, эта нынешняя война продолжает идти. Не мы ее развязали. Наша работа – оборонять. Поэтому потери – это самое болезненное, что есть на этой войне. Ребятам честь и хвала.
– Господин Петр, вот я вас слушаю и думаю: как же вот на фоне этого, когда у нас на передовой идут такие ожесточенные бои, ребята, вы все герои, так мужественно – я не знаю, как это назвать, но это в принципе за пределом человеческих возможностей, – боретесь... Как у кого-то еще язык поворачивается на фоне этого говорить о том, что какая-то, там, политика, какие-то, там, споры, какие-то разговоры о выборах? Не понимаю.
– Я бы думал, что это неприемлемо сейчас, в это время. Я подчеркиваю. Я сам, в принципе, человек из политики, свободовец, но когда началась война, мы приняли решение прекратить любую политику. Кто может, тот пошел воевать. Кто не может, тот сконцентрировался на помощи Вооруженным силам Украины. Сейчас заниматься политикой – во время войны – особенно каким-то интриганством едва ли не в одном кулаке обороны – это значит работать на врага. Не больше, не меньше.
Какая политика? У нас очень сложная ситуация. Да, мы дали серьезный отпор врагу, мы бьем по зубам ему, но враг у нас очень мощный. Этого не нужно сбрасывать. Есть, там, и "мясные штурмы", и пьяницы, имбецилы-руководители и так далее, но все равно мы имеем дело с очень опасным врагом, вооруженным до зубов, и вопрос стоит, будет Украина или не будет. Жители Украины смогут делать свой выбор и так далее. Тогда можно будет завершить военные действия – и заниматься политикой. Ну, это смешно. У меня, честно говоря, нет времени на новости и телевизор. И не знаю, какой именно из политиков это делает. Но мне кажется, украинское общество должно давать оценку этим клоунам. Я не имею в виду, скажем так... Этим идиотам, которые работают сейчас, занимаются политикой, выборами и так далее. У нас хватает проблем и без них со снабжением, с боекомплектом, с мотивированными ребятами, которых не так много остается за полтора года войны, с новопризванными... Они недоучены. Я откровенно говорю о проблемах, которые есть. Они приходят, их бросают в бой, а у них навыки ниже среднего, не позволяющие выживать. Их где-то на более легкие участки противостояния нужно забрасывать. Вот какие у нас проблемы. У нас проблема выживания украинского народа. Если что-то, не дай бог, в этой войне пойдет не так, вопрос же стоит о будущем нас всех.
– Я просто хочу, чтобы вас сейчас услышали все те, кто до сих пор продолжает разводить внутри нашего государства политические срачи. И, может, до них что-нибудь дойдет. Понимаете?
– Я вам скажу, такие персонажи будут отвечать. Если Бог подарит нам остаться живыми в этой войне, после войны спросим конкретно каждого за мародерство, за коррупцию и такую подлость. Если не хватило духа встать в один строй с ребятами в любом подразделении, то сконцентрируйте внимание на помощи ребятам и так далее. Она очень нужна. Сейчас заниматься какими-то интрижками – это придется потом отвечать. И эти настроения не очень радужны для разных чиновников, казнокрадов и интриганов.
– Господин Петр, в нашем предыдущем интервью вы рассказывали, что ребята у вас на передовой уже находятся без ротации очень долго. Реально все герои, но и с несколькими контузиями, и с ранениями продолжают воевать. Вы даже их вытаскиваете, говорите: "Ребята, надо лечиться – уходите отсюда". А они возвращаются, потому что говорят: "Нет, мы вас не бросим. Потому что мы с побратимами. Мы знаем, как это важно". Я знаю, что у вас было три контузии. Да? И вы продолжаете быть в строю. Ну как это так? После трех контузий. То есть это вообще фантастика. Скажите: вот какая ситуация сейчас? Как вы себя чувствуете? Как ребята себя чувствуют?
– Ну, о трех контузиях скажу... Потому что нормальный человек сюда не пойдет работать – в таких условиях, в которых мы работаем. Кстати, спасибо вам за прошедшее интервью. Оно сработало. Нам дали небольшое время собраться, привести себя в порядок, "уладиться" по-военному это называется. И мы немного восстановились. Поэтому совершенно искренне благодарю вас.
– Благодарю вас.
– Вас не только слушают – к вам еще и прислушиваются. Ну вот, знаете, эту тему подняли... Вот я пришлю... Я вчера ночью пытался поднять себе настроение и записывал. Я выгонял парня. Он болен, с температурой. Я его выгонял на базу подлечиться, а он отказывался. Можете вставить в этот материал.
– Давайте. Конечно.
– Ну, настроение такое... Я вам скажу... Я не геройствую, там, или бравирую, но, к сожалению, рабочие объекты нам достаются очень непростые. И в таких условиях те, кто остается здесь работать, кто не скис, кто, скажем так, не поймал страх, не расплавился, – все однозначно герои. Потому что бывают ситуации, когда наша пехота воюет не просто в бесчеловечных условиях, а в глупо непаритетных условиях. Когда нормальные люди просто бы на это не пошли. Я понимаю, что может кто-то сказать: "Да что же вы туда идете? Что же вы там работаете?" – и так далее. Ну, некому. Если не будет здесь защиты, будут давить, давить – и будем снова Киевскую область оборонять.
Поэтому есть безумные участки. Опять же, не воспримите это как хвастовство: скажем так, невозможно применить с нашей стороны танки, потому что их там концентрируют на наступление или нет их просто, а приходится отбивать пехотой танковые наступления в такой концентрации. Причем, я считаю, достаточно успешно отбивать. Потому что не просто сделали все, что могли, а сделали невозможное: вынудили врага отойти, оттащить, заставили врага нести огромные потери. Они атаковали постоянно сутки этот участочек, потому что он им позарез, очевидно, нужен был. Но они его с первого, второго, третьего, 10-го раза взять не смогли. Когда пехотинец должен быть и противотанкистом, и пулеметчиком, автоматчиком, и копателем одновременно, когда инженеры отказываются выходить и просто говорят: "Мы туда не пойдем..." Там надо что-то заменять – "туда мы не пойдем". Когда более кадровые военные говорят, что "мы там не будем работать", заходят такие сумасшедшие и работают в этих условиях. Потому что эту работу кому-то надо делать. Приказ есть приказ, с другой стороны. Мы все приносили присягу. Хоть и добровольцы, но мы стали военными в ранге. Мы работаем в рядах Национальной гвардии. Хорошая боевая бригада, но тем не менее судьбу пехотинца-штурмовика это не облегчает. А часто наоборот – уменьшает вариативность действий. Потому что когда вы, там, в добробате, вы можете быть более гибкими, можете более обманывать, принимать скорее решение, а здесь... Ну, это немного по-военному, по-другому. Ну, в конце концов, я не жалуюсь – я просто говорю как есть.
"Вагнер" как структура под Бахмутом была разбита
– Господин Петр, вы, в принципе, все это время воевали фейс ту фейс с вагнеровцами пригожинскими. То есть вы молотили их там. И вот именно то, сколько потерь и сколько перемолочено врага, в частности вагнеровцев, – это в огромной степени заслуга вас и ваших ребят. Вот скажите, пожалуйста: [владелец ЧВК "Вагнер" Евгений] Пригожин заявил, что он вагнеровцев оттуда отвел разбитыми... Вот какая ситуация? Действительно ли уже вагнеровцев нет в Бахмуте? Где они? И как эти вагнеровцы отличаются от других российских оккупантов?
– Ну, действительно, мы имеем причастность к уничтожению такого класса оккупантов, как наемники, как ЧВК "Вагнер". Мы, честно говоря, уже под конец перестали их сортировать: там, "Ахмат", "Вагнер", "Шторм", "Шторм Z" и так далее, "Лига"... Была тех шевронов уже куча. Но мы не единственные. Далеко не единственные. Но мы – одно из тех подразделений, кто существенно проредил ряды ЧВК "Вагнер". По сути, они в прошлые наши ротации на нас начали и заканчиваться. Сейчас некоторые подразделения вагнеровцев довыполняют еще какие-то задачи, но они отошли. Я не думаю, что они истреблены под ноль, потому что кадровый потенциал – я имею в виду зэков – он бескрайний в такой стране, как Россия. Поэтому они отошли, по-видимому, для переформатирования, набора новых идиотов.
А так – да, "Вагнер" как структура под Бахмутом была разбита. И это было очевидно. Потому что "вагнерами", несмотря на то, что их скелет все же носит профессиональные кадры... Я не имею в виду тех, кого они на штурм посылали. Я имею в виду тех, кто планирует операции и так далее. Но в целом ими руководит гражданское лицо, которое ради политических каких-то своих конъюнктурных дивидендов перемололо на фарш десятки тысяч людей в бездумных штурмах – плохо подготовленных, плохо спланированных. Там они уже носят название "мясные штурмы". Это связано с ЧВК "Вагнер". Когда они гнали отрядами на пулеметы людей, когда просто для них было счастье сдаться в плен, потому что их расстреливали за невыполнение приказа. Ну, это позорная история на странице военщины России. Потому что если до появления ЧВК "Вагнер" у них какие-то были песни об офицерах, были какие-то разговоры о понятии офицерской чести, то вся российская армия – и ведение, и манера их войны – она опустилась до подельничества и до уровня ЧВК "Вагнер". Это просто, по сути, демонстрация российских сил.
ЧВК "Вагнер" никогда не испытывала голод боеприпасов. Возможно, им на определенном этапе стали давать их меньше, чем они привыкли, но то, что о каком-то снарядном или боеприпасном голоде они заявляли, – мы смеялись. Потому что они не знают, что такое голод боеприпасов. Они не знают, когда, еще будучи добробатом, заканчивается боекомплект, и ты даешь, там, на командира части, с которой мы сотрудничаем, чтобы БК пополнили, а он присылает ответ – я вам тоже могу его прислать – "забирай у врага". Типа "у меня нет". Они не знают этой истории: что такое действительно голод боекомплекта. Поэтому это все история такая... Смурфики от ЧВК "Вагнер".
Ну, там было небольшое подразделение хорошо подготовленных. Я встречался с ними еще в Рубежном. Мы оценивали: они достойно двигались, достойно штурмовали. Ну было с ними сложно работать. А те, кто уже... Они уже где-то на уровне Рубежного, Северодонецка и кончились. А те, кто работали уже под Бахмутом, – это несчастные люди, которых, там, задурили пропагандой, информацией. Даже если что-то у них получалось, им преподносили так, что они считали себя профессионалами. Но на них было жалко смотреть. Потому что как подразделение... Ну, взять в деревне полторы улицы и уложить на ней 2 тыс. бойцов – за это расстреливать командира нужно. А они этому радуются. Причем по всей России вместе с идиотами и пропагандистами. И это преподносят как некий успех военный. Тактический уход с нашей стороны, заминированные позиции. Вскочив на эти позиции, соответственно, все взорвалось. Там в окопах фарш из вагнеровцев, а они радуются и в новостях делятся: "Вот мы взяли какую-нибудь СПшку". К сожалению, мы не журналисты – нет времени это все освещать. Но вот так когда послушаешь их – ну, с одной стороны... Я еще не совсем оскотинился до уровня профессионального солдата России, поэтому мне даже иногда жалко было.
Путину точно капец. Он уже не император, не богопомазанник – он старый безумный мудак. Это клише, с которым он уйдет в могилу
– Господин Петр, я у вас хочу спросить не просто как у военного командира, а и как у политика сейчас. Эти все более жесткие, грязные конфликты между Пригожиным и Путиным фактически, потому что Пригожин уже стал нападать и на Путина, рассказывать и о "дедушке", и о "мудаке", и, там, последними словами он кроет Шойгу, Герасимова. Сейчас к конфликту подключились кадыровцы. Вот что происходит между ними? О чем это нам говорит? И как вы оцениваете, слаба ли сейчас власть Путина? Или что-то там происходит в кресле под его задницей? Уже начало оно шататься или нет?
– Ну, надо начинать с начала. До полномасштабного нападения на Украину существовали великие мифы о великой российской армии, о КГБисте Путине, который свободно говорит на иностранных языках, планирует многоходовки и, там, никогда не проигрывает. Когда они вышли из этих кривых зеркал, реальность показала, что армия разворована, спитая, смародеренная и состоит, собственно, из самих мародеров и убийц. Нет там никаких кадровых офицеров и так далее. Это все преступники и ублюдки. Оккупанты, одним словом. Что Путин – не большой стратег... Украинцы просто всему миру обнулили его уже, как бы то ни было. И он начинает слабеть. Это не говорит о том, что он слаб и все шатается, но начало уже неотвратимо. Это все. И я думаю, они уже понимают, что ему капец в любых смыслах: там, будет ли это цианистый калий, или это будет шелковый шнурок. Я сейчас условными вещами говорю. Или, там, гипертония и так далее. Это уже не важно. Ему конец. И все это понимают. Просто какой срок этого? Все же говорю: он зацементировал свою власть, он держал и продолжает держать в страхе своих подчиненных. Поэтому, собственно, там нужно время.
Я не верю в светлое прозрение россиян. Это деградированная нация, позволившая себе напасть на мирную страну, насиловать, убивать украинцев. Я не верю в их светлое прозрение. Но борьба... Серпентариум, который они "Кремль" называют, – он уже начинает оживляться. И вопрос времени – когда они пожрут друг друга.
Что в результате этого получится? Здесь нужно быть осторожным. Потому что, к счастью для Украины, Россия может распасться на несколько национальных государств, которые захотят мирно жить с соседями, или придет к власти еще более безумный ублюдок, которого тоже нужно будет добивать. Ну это их дела. Дело в том, что точно Путину капец, точно он уже не император, не богопомазанник – он старый безумный мудак. Это клише, с которым он уйдет в могилу. Это то, что напишут на надгробной плите. И он для своей элиты... Тот же Пригожин – он сейчас начинает играть своего такого, извините, пацана. Он, там, говорит с уважением об украинцах, он говорит, что "когда две деревни дерутся, я вынужден быть на стороне своей деревни..." То есть он хочет играть вменяемого человека. А это все... Когда он думал, что Путин сильный и это все закончится победой России, он облизывал пятки Путину, он облизывал ему под столом сапоги и ничего себе не позволял хрюкать лишнего. Сейчас, когда Путин слабый и он ищет пути выхода из этой ситуации, он пытается притвориться жертвой обстоятельств, эдаким патриотом, вынужденным и так далее. Мы вскоре увидим такую же игру многих политиков, которые на ходу будут перекрашиваться, переодеваться. Но процессы внутри России, к сожалению, меня мало сейчас волнуют. У меня задача – как можно больше сохранить бойцов и как можно больше убить оккупантов. Честно говоря, пока силы сопротивления будут качественно выполнять эти задачи на всех участках, чем больше мы будем прореживать ряды оккупантов, тем, во-первых, будет более плодородная почва в Украине, а во-вторых, будет меньше желания у следующих поколений куда-то нападать и так далее.
– Пан Петр, а скажите... Когда – буквально на днях – Москва была атакована дронами, Рублевка была атакована дронами, даже один дрон очень-очень близко подобрался к дому Путина, там, в Москве, какие у вас были ощущения, у ребят, у девушек на передовой? О чем вы говорили и думали?
– Знаете, можно сказать в шутку, что мечта националиста осуществилась: Москва атакована и пылает. В самом деле, к сожалению, я этих мыслей не ощутил. Вот говорил тоже с ребятами. Мы понимаем, что это демонстрация, понимаем, что это несистемный характер. Дай бог, мы ошибаемся. Но это вопрос справедливости: чтобы московиты и обитатели великого такого под названием Москва почувствовали на себе, что чувствовали киевляне, харьковчане, жители Чернигова – каждого города Украины. К сожалению, мне хотелось бы – я говорю сейчас о справедливости – мне хотелось бы, чтобы они это чувствовали в полных масштабах, чтобы они не так – типа пугали их, – а чтобы они посидели месяцами без света. Чтобы так, как мой ребенок и дети многих украинцев, привыкли учить уроки в подвалах, обедать в подвалах, ночевать в подвалах. Если они через это пройдут, возможно – я не уверен, но возможно, – тогда они осознают, что они совершили ошибку, что на святую украинскую землю нельзя нападать. Эта земля уже так полита кровью, что она уже не воспринимает эту кровь. Она отдастся. Но людей, способных аналитически ясно думать, в России почти не осталось. Особенно тех, кто может влиять на население. Население зараженное, население деградировавшее, население, доведенное их пропагандой до уровня питекантропов. Поэтому, к сожалению, мы вынуждены сейчас вместо того, чтобы путешествовать и развиваться, заниматься в третьем тысячелетии самым примитивным, чем может заниматься человек, – вести военные действия.
– Пан Петр, вот сейчас, в последнее время, мы очень много говорим о самолетах: об истребителях, которые, мы надеемся, Запад будет нам предоставлять как можно скорее. Мы надеемся, что обучение украинских пилотов уже идет. В первую очередь речь идет о F-16. Вот вы как человек, который все это время на передовой, скажите, пожалуйста, а насколько для нас действительно важно было бы сейчас иметь эти самолеты?
– Это мегаважно. Любой тип вооружения западный – он на три головы лучше советского. Ну не потому, что это советское. Во-первых, оно устаревшее. Во-вторых, оно перестало развиваться где-то в 80-х годах. И все, что имеют русские, – это модернизированное, произведенное, изобретенное в 80-х годах. Просто оно в лучшем случае модернизировано. Потому это классно. Я вам скажу: как пехотинец я шугаюсь любого истребителя, а потом уже – в зависимости от того, наш или не наш, – радуемся или закапываемся. Поэтому когда летит штурмовик серьезный, это такой подавляющий звук, что пехота не любит этого звука, даже если это наши самолеты. Но это позволит нам иметь паритет или доминировать в воздухе. Это дополнительная защита, это дополнительные возможности для наступления. Я не думаю, что нам дадут в таком количестве, чтобы мы наземные атаки поддерживали авиацией. Но реально закрыть небо и проводить точечные какие-то, кинжальные наступательные действия – было бы супер.
Единственное – надо понимать, что это вопрос времени. И это, скажем так, прогрессирует цену войны в разы или на порядок. Ибо цена автомата и патрона – это одна цена, а цена танка – это уже миллионы, а цена самолета – это десятки миллионов долларов. Если там... Сколько стоит пуск Javelin? Ну, там, сотню тысяч долларов, условно говоря. Им мы уничтожаем танк, который стоит 5–10 миллионов баксов: зависимо от внутренности. То пуск ракеты с самолета – это, там, миллион. Тот "Кинжал" – каждая ракета пару миллионов долларов стоит. И каждая ракета, пущенная на перехват с нашей стороны, – это как минимум миллион долларов. Это все увеличивает цену войны в разы.
Это хорошо, на самом деле. Потому что мы работаем с помощью всего цивилизованного мира. А для России это увеличивает их издержки. Единственное плохо – что это вопрос времени, это еще где-то вопрос объективно полгода. Единственное, что нас давит время. Потому что мы на своей земле воюем. Если бы мы воевали на территории России, этот концерт можно тянуть бесконечно. Особенно для моего мировоззрения. Позволю себе анекдот. Штурмуют Москву, и, там, спрашивают журналисты у старого деда, который еще в УПА воевал: "А почему вы не штурмуете?" Он говорит: "Я не хочу". – "А почему?" – "Я хочу, чтобы это счастье продолжалось бесконечно долго".
– (Смеется).
– Но, к сожалению, пока воюем на своей территории. Мы во времени очень ограничены. Нам нужно как можно скорее выгнать врага, уничтожить оккупантов. Тогда наладится мирная жизнь, тогда, там… Это важно для нас. Потому каждые полгода оно так... Уже полтора года война идет. Или сколько уже? Ну больше года точно.
– Почти полтора.
– Еще полгода, еще полгода... Это больно для нас. Это – война на нашей территории. Разрушается наша инфраструктура, гибнут наши люди. Несопоставимо с количеством врагов, но они погибают в оккупантской войне. И это не важно для меня. А когда у нас есть потери наших ребят... Это космический потенциал, это нерожденные дети... Ну что я говорю? Это целая вселенная. Один боец – это целая в будущем вселенная. Это и семьи. Я уж не говорю о горе для родителей. Что бы мы ни говорили, какие бы слова ни говорили, но потеря ребенка для родителей – это все. Это прекращает их жизнь и существование.
Поэтому единственное, что говорю, – что нас поставили в такие рамки, что мы не можем выбирать. То есть или они истребят нас... Это показывали те города, которые оккупировали москали: что они никакой идеологии не несут. Они несут смерть, грабеж и издевательство, пытки над людьми. Они сами сделали так, что единственный выход – это умертвить их всех. Единственное, что мы ограничены во времени и, к сожалению, ограничены в ресурсах. Потому что было бы достаточно ресурсов, поверьте, что мы уже были бы на финише. Но пока есть дефицит всего буквально.
Война России против Украины – по сути, самый большой конфликт в мире со времен Второй мировой войны. Ее масштабы колоссальны
– Ну, мы еще раз, еще раз – и даже с нашей платформы сейчас – можем обратиться к нашим западным партнерам с тем, что мы благодарим их за всю помощь, которую они оказывают Украине, но этого недостаточно.
– К сожалению.
– И чтобы победить врага, Украине нужно еще больше помощи. Потому что Украина сейчас стоит не только за себя, но и за все другие цивилизованные, западные страны.
– Просто, возможно, эти объемы помощи… Психологически нашим западным партнерам… Все-таки штамп затертый. Тем странам, которые на стороне света и добра, – они еще совсем не понимают масштабов этой войны и динамики этой войны. Она, по сути, самый большой конфликт в мире, который был, там, со времен Второй мировой войны. И масштабы ее колоссальны. В пиковые часы нагрузки Россия могла тратить по линии, там, 100 тыс. тонн снарядов.
– Невероятно.
– А мощность мировых производств – 50 тыс. тонн в месяц, условно. Ну, о расходах я не говорю. Просто сравните масштабы этой войны, масштабы обстрелов, масштабы противостояния. И в таких условиях, к сожалению, иногда оказываются наши бойцы, что они воюют своей жизнью, своими телами против танков, против самолетов, против до зубов вооруженного этого.
Ну мы не милитарная страна были. Мы к этому идем. Сейчас ситуация намного улучшилась по сравнению с тем, как все это начиналось. Мы вообще начинали тренироваться бутылки Молотова бросать, и у нас было на подразделении два NLAW. Сейчас ситуация серьезно улучшилась и с артиллерией, и с танками с нашей стороны. Но этого очень недостаточно. Надо в десятки раз больше. Поверьте, что если бы у нас – я имею в виду, у всех сил сопротивления, сил обороны – было достаточно оборудования, то уже бы, честно говоря, закончили эту войну. Это точно.
– Пан Петр, во время нашего интервью сейчас я слышу уже несколько раз такой звук... Это выстрелы? Это снаряды разрываются?
– Да. Сегодня удивительно тихо. И как бы лениво обстреливают нас. Обычно здесь немного динамичнее все происходит. Возможно, это из уважения к вам – они не хотят мешать нашему разговору.
– А что именно это летит? Вот несколько раз уже разорвалось.
– Здесь танчик недалеко от нас работает. Что-то его никак не сожгут. И миномет отрабатывает. А буквально перед вашим эфиром две кассеты "Градов" у нас выпуляли... "Д-30" работает, миномет и танк. Вот более квалифицированный человек озвучил.
– То есть у нас интервью с вами со спецэффектами. Да?
– Да.
– Ох... Низкий поклон и почет. И вам, и всем ребятам. Здесь другого просто сказать нельзя.
– Дело в том, что у нас места немного и все вас слышат. Поэтому также вас благодарят за хорошие слова. Поблагодарите громко, общество.
Бойцы: Спасибо!
– Спасибо.
– У меня нет отдельного кабинета. Простите уж. Поэтому приходится так.
– Спасибо, спасибо. Пан Петр, вот вы сказали о том, что я хочу подчеркнуть и о чем еще хочу поговорить: о продолжительности этой уже многолетней войны, но которая широкомасштабно идет полтора года. Сегодня в интервью министр обороны Великобритании Бен Уоллес сказал, что считает, что до конца этого года достаточно вероятно, что Украина зайдет в свой Крым. То есть будет забирать его. Вот скажите, когда вы с собратьями сейчас говорите... Просто сидите вечером, когда можно посидеть и обстрелы не столь интенсивны, – когда вы говорите между собой с ребятами, с девушками, что вы обсуждаете? Между вами какие мысли ходят? Когда мы победим? Сколько еще война продолжится?
– Ну, я скажу так. Строить планы на войне – это в какой-то степени быть [бывшим советником Офиса президента Алексеем] Арестовичем. Говорить "мы зайдем тогда-то и тогда-то"... Война с такой динамикой – большое количество переменных данных. И утверждать точно – особенно в больших масштабах – невозможно. Все зависит от количества боекомплекта, обученности операторов этого оружия, мотивированности бойцов, поддержания мира, погоды – это большое оказывает влияние. Много-много факторов. И они могут меняться в день по десятку раз. Поэтому если глобально что-то... Ну, я еще раз говорю: мы верим в Генштаб, мы верим, что там умные люди сидят, у них есть какой-то глобальный наступательный замысел. Но замысел и планы – это одно, а воплощение – это совсем другое. Логистика, много-много чего, что может повлиять на ситуацию. Даже из этого логарифмического уравнения нельзя выбрасывать самого врага: как он поплыл, как он боеспособен, как у него способность доставать оружие. Видите: они же нашли каких-то продажных китайцев или иранцев, которые это дерьмо, что Киев бомбят, им доставляют. То есть очень много данных.
Мне бы откровенно хотелось как откровенно гедонистическому человеку по жизни, чтобы это быстро закончилось – и вернуться к своей привычной жизни, о которой мы по вечерам и мечтаем. Мы не говорим по вечерам о сроках. В основном разговоры о том, кто чем занимался до войны и будет заниматься, дай бог, после войны. Нам нужно выполнять задачи. И у нас они по направлениям. Иногда бывают даже те, с которыми я категорически не согласен. Бывают даже такие, которые я считаю идиотскими. Там, чтобы не раскрывать деталей и не оскорблять какое-либо руководство, но тем не менее их надо выполнять, потому что мы военнослужащие.
А строить планы, когда мы зайдем в Крым... Да даст бог – зайдем. Я точно знаю, что Украина победит в этой проклятой войне. Я точно уверен, что и Крым мы вернем, и люди все будут жить счастливо и мирно. Ну просто когда это произойдет?.. Это непонятно. С моим уровнем информации... У меня нет глобальных планов. Я не знаю, сколько у нас в общей сложности снарядов, сколько танков, HIMARS и так далее и тому подобное. Это нужно сидеть на пике информации, иметь все данные, учесть их, учесть это уравнение, вычислить его. Дай бог, чтобы это было до конца года. Поверьте, я максимально заинтересован, чтобы это было, там, до конца этого месяца – и уехать домой. Но увидим. Даст бог – все будет хорошо.
– Да, пан Петр, слышу. Немного прервалось сейчас все. И вижу, и слышу. Пан Петр, я вам очень-очень благодарна за это интервью.
– И я вам благодарен.
– Благодарю всех ребят, всех девушек, всех, кто защищает сейчас Украину. Пожалуйста, берегите себя, берегите Украину. И слава Украине.
– Героям слава и честь.