+22 Киев
О метро, Булгакове и выходе из пузырька.
В первом вагоне на Позняках удалось сесть. Сесть я люблю – это позволяет читать комфортнее, чем стоя. Достаю "Плен" Валерии Субботиной, открываю на заложенном месте – и тут голос в правое ухо.
– Классиков читаете?
Смотрю вправо. Мужчина, лет 50+, сероватой внешности, подчеркнутой запахом то ли дешевого одеколона, то ли легкого перегара.
– В смысле? – спрашиваю.
– Булгакова читаете?
На мгновение подумалось, что он меня узнал, видел мое недавнее видео о Булгакове и решил подколоть. Но понимаю, что нет, когда он продолжает:
– Вы же знаете, что Булгакова запретили?
– Нет, – говорю, – Не запретили. Вы можете покупать, читать, обсуждать, что хотите.
– Но как, "не запретили"? А что сделали? – удивляется.
– Украинский институт национальной памяти признал его украинофобом, вот и все, – объясняю.
– А чего это он – украинофоб? – спрашивает дальше.
- Ну прочтите рассказ "Я убил" и "В ночь на 3-е число". Может, поймете, – говорю. И с твердым намерением возвращаюсь к своей книге, чтобы наконец начать читать.
Мужчина с одеколоном/перегаром немного виснет – но ненадолго. Мое объяснение ему, очевидно, не заходит, и он возвращается к собственной действительности. Он существенно увеличивает громкость прямо у моего правого уха.
– Запретить Булгакова, вы представляете?! Это – диктатура! – обращается он уже не так ко мне, как к вагону в целом.
– Вы слышали звон, но не знаете, где он, – говорю ему. И снова пытаюсь вернуться к книге.
– И что, не жгут еще книги Булгакова на улицах? – никак не уймется он. – Так все диктаторы делают, книги на улицах жгут!
– Нет, – говорю. – Не жгут. Дайте мне почитать.
Он не дает. Наоборот, становится еще немного громче – и даже запах одеколона/перегара будто становится немного сильнее:
– Вы этих заднеприводных защищаете! Этих всех политиков и масонов!
– Господи, да вы не понимаете, о чем говорите. Перестаньте бубнить мне на ухо и дайте мне почитать наконец.
– А вот люди со мной согласны! – говорит он.
Я поднимаю взгляд и окидываю им вагон. По другую сторону моего соседа действительно сидит какой-то еще старше, уже седой человек и одобрительно кивает:
– Булгаков в Киеве родился, а теперь вот его украинофобом сделали!
У меня вдруг пропадают какие-либо аргументы. Я думаю о том, что вот я здесь сижу с раскрытой книгой воспоминаний украинской военной о российском плену, о российских издевательствах и пытках, а рядом со мной – персонажи, которые до сих пор не могут вытащить изо рта российский хрен.
Я встаю и отхожу дальше по вагону. Лучше уж читать стоя, чем слушать все это дальше.
– Только диктаторы запрещают книги! А все диктаторы заканчивают одинаково – как Каддафи! – кричит он еще мне вдогонку.
Потом мне уже не слышно – я отхожу достаточно далеко. Но слышу, что разговор там продолжается. И думаю о том, что я вот могу выйти из зоны досягаемости этого дискурса и того то ли одеколона, то ли перегара, но они же из реальности никуда не денутся. Они – здесь, совсем рядом. И кто знает, сколько их, живущих в мире искаженной информации, общих суждений и латентного преклонения перед русской культурой…
Возвращаюсь в свою книгу.
“Нас снова ведут фотографировать. Заставляют раздеться. Угрожают, что заставят меня саму срезать трезубец с правой руки”, – пишет Субботина.
Источник: Danylo Mokryk / Facebook
Опубликовано с личного разрешения автора
