УАБ прилетает металлическим шмелем, как циркулярная пилка, за долю секунды перерезает фон села: мерное хрюканье свиньи в соседнем сарае, чириканье птичьей мелкоты и легкий ветерок над неспелыми огородами. Взрыв – и вздрагивают дома, животные и люди. Село умолкает и слушает, где болит. Село теперь щербатое. На месте одного из домов теперь огромная яма, соседним скосило стены до фундамента. Следующие дома, возможно, еще будут жить – им вынесло частично стены и крыши разбросало кусками по всей округе. Хотя вряд ли будут жить. Большинство оставшихся – люди, которым силы воли не хватает переехать подальше от войны. Найдут ли они силы починить раны своих жилищ?
А война постоянно напирает, приближается то справа, то слева, то с востока делает шаг, то с юга.
Вчера был день Киева. Город, о котором я писал стихи раньше, чем о своих любимых. Но сегодня над моим городом – небо Бахмута. Я точно это видел пару недель назад: поднял стекло мотоциклетного шлема на светофоре на бульваре Леси Украинки и все понял. Я не смогу жить в этой летней нежности Подола, в опьяняющих соблазнительных вечерах, в сонных июньских днях, которые не отрезвит ни один комендантский час. Я ребенок еще того Подола, который в своих бурсах и коллегиумах вливал в учеников не столько мудрость, сколько непоседливость.
И шли они: кто вместе с казаками в походы, а кто – странствующими дьяками или соискателями нового знания. Ирония моей с Киевом судьбы в том, что когда я окончательно влюбился в этот город и Подол, я ходил в Могилянку. Но Могилянка была для меня, школьника, еще не alma mater: ходил я туда на секцию боевых искусств в спортивный зал на втором этаже. Экономический бакалавриат был уже потом. И еще позже, по удивительному стечению обстоятельств, я зарылся глубоко в почву Подола. И оттуда фонтаном начали бить щепки древних кораблей.
Я понял тогда, что Киев всегда был портовым городом, и его портом был Подол. А чем является порт, кроме как властным приглашением к путешествию?
Источник: Ihor Lutsenko / Facebook
Опубликовано с личного разрешения автора