-4 Киев
Украинский офицер, командир 90-го штурмового батальона 81-й аэромобильной бригады, защитник донецкого аэропорта Олег Кузьминых попал в плен 20 января во время боев за аэропорт. 22 января, спустя 15 минут после обстрела остановки общественного транспорта в Донецке, где погибли восемь мирных граждан, его привезли на место трагедии, и представили местным жителям как виновника обстрела. 22 мая, спустя 124 дня после захвата боевиками, Кузьминых освободили из плена. На следующий "киборг" получил орден "За мужество" из рук президента Украины. Газета "Факты и комментарии" взяла эксклюзивное интервью у "киборга" Кузьминых, текст которого издание "ГОРДОН" приводит без сокращений.
О том, что ведутся переговоры о моем освобождении, я мог только догадываться
— Олег, когда и как вы узнали, что вас освободят?
— Все произошло неожиданно. В камеру заглянули, сообщив, что дают мне 30 минут на сборы. Сказали, якобы будут на кого-то обменивать. Уже на свободе я узнал, что меня и еще одного военнопленного отдали без обмена. Затем перевезли в другое помещение, где еще два часа я просидел в ожидании.
Перед самой отправкой на свободу состоялась обязательная, как мне потом объяснили, встреча с "омбудсменом" их "республики" Дарьей Морозовой. Она поинтересовалась, не били ли меня в месте моего длительного заключения…
Всех, кто в ночь на 20 января попал со мной в плен в донецком аэропорту, серьезно избили лишь в первый день — когда привезли в здание СБУ. Еще люди набрасывались на нас на улице во время съемок на остановке общественного транспорта, на которой от разрыва прилетевшей мины погибло много дончан.
Ни я с бойцами, ни наши товарищи, которым повезло не попасть в плен, к этой трагедии не могли иметь никакого отношения. Однако собравшимся на съемку людям все было преподнесено с точностью до наоборот. Все, что успел запомнить, — как мои побратимы прикрыли меня, избитого и обессиленного, ветошью, которая нашлась в помещении, куда нас привезли. Я немного согрелся. Ведь на дворе был январь.
— До вас доходили какие-то вести?
— О том, что ведутся переговоры о моем освобождении, я мог только догадываться. Незадолго до выхода на волю мне передали письма мамы, жены, дочерей — с их рисунками. И даже разрешили затем забрать с собой. Наверное, мы сохраним их в нашем семейном альбоме. Каждое слово согревало. Сами листочки из дома, наполненные словами любви и поддержки, было приятно держать в руках.
90 из 124 дней плена я провел в комнатке без окон размером метр на два с кафельными стенами и полом
В последние дни заточения меня перевели в камеру с зарешеченным окном. Туда же бросали и казаков. Это было помещение примерно три на четыре метра. Порой там содержались до десяти человек. Мы особо не общались, но я слышал их беседы. Казаки жаловались, что высшее командование поступает с ними жестко и не ценит их военных заслуг. Они попадали за решетку за нарушение дисциплины — в основном за неподчинение военному командованию. Очевидно, на оккупированной территории стремятся установить единоначалие, а казаки не привыкли жить по армейскому уставу.
До этого меня содержали в "одиночке". 90 из 124 дней плена я провел в комнатке без окон размером метр на два с кафельными стенами и полом. Число, день, месяц, погоду на улице я узнавал у охранника… Все пространство на полу занимал матрас. Выводили меня только в туалет, раз в десять дней — в душ. И пару раз в месяц — на допрос. От малоподвижности, возможно, и дала о себе знать травма колена, полученная много лет назад. Я пока еще прихрамываю. Если командование отпустит, отправлюсь на реабилитацию.
— Вы очень похудели. Чем вас кормили в плену?
— В основном небольшими порциями каши, сваренной на воде. Я по мясу так соскучился, что по дороге в Киев, заехав в Харьков и увидев McDonald's, попросил притормозить. Не домашняя еда, конечно, но все же хоть какой-то кусочек мяса с запахом и вкусом.
— Как вы не сошли с ума в такой обстановке? Чем себя занимали?
— Перечитал по нескольку раз и едва ли не наизусть выучил все три книжки, имеющиеся в наличии в тюремной библиотеке. Одна — Мирзакарима Норбекова, автора методик нетрадиционной медицины и "философии антикризисного мышления". Вторая — сборник выступлений патриарха Кирилла. И еще "Музей покинутих секретів" Оксаны Забужко. Эта книга вдохновляла. Кто прочел ее, уверен, поймет меня.
Спасала и вера в Бога, в свою Родину. Наверное, помогали молитвы близких. Я думал о том, что они меня ждут, что нужен им. А вот о том, что кампанию по моему освобождению поддерживает немалое количество совершенно незнакомых людей, тогда, конечно, не мог и подумать. Даже не догадывался, что люди пишут ободряющие письма моей семье, сочиняют стихи и рисуют картины, что в родном Житомире в день моего рождения вывесили билборд в мою честь…
Если бы знал о такой заботе, мне, конечно, было бы легче. Награда, полученная из рук президента, тоже стала для меня полной неожиданностью. А в плену думал так: раз Бог оставил меня на этом свете, "прокрутив" в той мясорубке в донецком аэропорту, значит, я с честью должен пройти все испытания.
Я не помышлял о том, чтобы нарушить присягу, данную Родине и народу Украины
— О чем вас спрашивали на допросах?
— Ни о чем "военном" не спрашивали. Кто я, противники, в том числе их "шоумены", участники многочисленных телесъемок с пленными, командиры сепаратистов Гиви и Моторола, прекрасно знали. А выведывать какую-то военную информацию в наше время, глупо: она мгновенно устаревает — обстановка на фронте постоянно меняется. Все беседы со мной следователь сводил к тому, чтобы склонить меня к переходу на их сторону.
В армии "ДНР" мне пообещали должность, звание — сказали, сразу полковника присвоят! Обещали достойную зарплату и даже просторную квартиру в Донецке. Но я не помышлял о том, чтобы нарушить присягу, данную Родине и народу Украины.
А визави был у меня один — следователь "министерства государственной безопасности ДНР", который представился мне позывным Монгол. Он постоянно подчеркивал свою значимость в его ведомстве, любил поговорить о своих заслугах. В частности, упомянул о том, что одна из его заслуг — взятие города Углегорска в Донецкой области… Город был тотально разрушен.
— За отказ перейти на сторону "ДНР" вам угрожали?
— Не прямо. Скорее намекали. Рассказывали, что в плену могут держать бесконечно долго, что с некоторыми пленными обращаются более жестко, чем со мной. Могут и в Россию вывезти.
— А при чем здесь Россия? Ведь вы воевали на территории Украины или даже, скажем, по версии местных сепаратистов, на территории "Новороссии", которую Россия не признала своей составляющей. РФ ведь не признает и себя стороной конфликта.
— Все верно. Но без участия нынешнего правительства России конфликт как таковой не начался бы. Да и не был бы он столь долгим и кровавым, если бы местных сепаратистов с согласия руководства РФ не снабжали оружием и всем необходимым для ведения войны. Не будь этого "не признающегося" участника конфликта, не погибло бы такое количество защитников Украины и мирных жителей на охваченных войной землях.
Увы, некоторые люди, особенно на оккупированных территориях, этого не понимают. Нужно всеми силами и средствами доносить до них эту информацию. Развенчивать мифы рашистской пропаганды. Например, о том, что западнее границ Донецкой области живут не украинцы, а какие-то недружественные им "иностранцы", которые пришли "завоевывать" их малую родину.
Я хотел бы сказать: "Спасибо, ребята. Все было не зря. Любите свою страну и будьте верны присяге"
— Наверняка, когда производили ту памятную видеосъемку на остановке общественного транспорта в Донецке, разъяренные люди говорили вам то же самое? Как вы это перенесли?
— Да, так и было. Но военный человек, особенно командир, должен быть готов к таким испытаниям. Горжусь тем, что почти все, кто был рядом со мной, не изменили своим принципам, воинской присяге.
Я хочу поблагодарить всех своих боевых товарищей и семьи ребят, не вернувшихся с этой войны. Несколько слов хотелось бы сказать о заместителе командира роты (одной из рот в моем батальоне) старшем сержанте Иване Зубкове. Он погиб при обороне аэропорта в тот день, когда я попал в плен. Как он погиб, я не видел. Но, пока он был жив, проявил себя как настоящий воин.
Уже после освобождения я узнал, что командование моим аэромобильным батальоном взял на себя подполковник Владимир Алексеевич Красота. Благодаря его профессионализму потери в батальоне были минимальными, ему удалось сохранить в подразделении четкую слаженную организацию, боевой дух и дисциплину.
Наверное, не смогу перечислить здесь всех, кому хотел бы сказать: "Спасибо, ребята. Все было не зря. Любите свою страну и будьте верны присяге".
