0 Киев
Украинцы Николай Карпюк и Станислав Клих находятся под арестом в России с 2014 года, оба попали в РФ добровольно.
Карпюк – один из лидеров УНА-УНСО и заместитель лидера партии "Правый сектор" Карпюк. Он был задержан в марте 2014 года в Брянской области России. По словам украинца, он ехал в РФ на встречу с окружением Владимира Путина якобы для обсуждения возможности непроведения в Крыму нелегитимного референдума.
Клих был задержан в августе 2014 года в российском городе Орел, куда приехал посетить подругу. По словам родственников Клиха, в студенческие годы он тоже был членом партии УНА-УНСО.
В ходе следствия местонахождение Клиха и Карпюка тщательно скрывалось, они были лишены консульской поддержки и помощи адвокатов. С 26 октября 2015 года их судят в Верховном суде Чечни. В обвинительном заключении говорится, что Карпюк руководил отрядом "Викинг", сражавшимся против российской армии в Чечне. Якобы его подчиненный Клих 22 года назад лично убил четырех российских военных, а бывший премьер-министр Украины Арсений Яценюк, входивший в отряд, стрелял по россиянам из автомата Калашникова порядка 10 раз.
Оба украинца утверждают, что раньше никогда не были в Чечне и не участвовали в боевых действиях, а признания из них выбили пытками. Обвинение требовало посадить Карпюка на 22,5 года, а Клиха – на 22 года.
"ГОРДОН" публикует фрагменты заявления Карпюка в Европейский суд по правам человека, ранее обнародованные движением "Открытая Россия".
Несостоявшиеся переговоры
17 марта 2014 года я был задержан Российскими спецслужбами на границе Украины и РФ. Совместно с Фурсой Вячеславом Степановичем и его водителем Игорем на автомобиле ''221-Мерседес С-500'' мы следовали в город Москву для проведения переговоров с руководством РФ. Встречу организовывал Фурса, через своих знакомых, которые, по словам Фурсы, имели личные связи с президентом Путиным.
Моя поездка была обговорена руководством ''Правового сектора'' Украины, где и было принято решение о делегировании меня на ту встречу. После задержания на КПП российской границы нас троих отправили в Брянское управление ФСБ, где содержали во временном изоляторе. С нами сотрудники ФСБ провели несколько бесед, на которых мы высказались о цели нашей поездки. На одной из таких бесед присутствовал какой-то представитель администрации президента России.
20 марта 2014 года утром ко мне в камеру зашли сотрудники спецслужб, надели мне на руки и ноги цепи, погрузили в микроавтобус и увезли, ничего не объясняя.
Фото: openrussia.org
Обвинение
В ночь с 20 на 21 марта мы прибыли в управление СК России в городе Ессентуки. Сотрудник СК Курбанов заявил мне, что я задержан по подозрению в совершении преступления на территории РФ в период с 1994 по 2001 годы, за которые предусмотрено наказание по статье 209, части 1 УК РФ (создание устойчивой вооруженной группы, банды). Меня обвинили в участии в боевых действиях в Чеченской республике в этот период. Я был отправлен в ИВС города Ессентуки. Вечером 21 марта мне заявили, что я отбываю ''на этап''. Мне завязали глаза целлофановым пакетом, перетянув его скотчем, затем погрузили в автозак и увезли в неизвестном направлении.<...>
От чрезмерного сжатия скотчем у меня отекла голова и я плохо соображал. Через некоторое время меня высадили из автозака и подняли на четвертый этаж какого-то дома. Этажи я сосчитал позже по поворотам лестницы, по которой мы поднимались. Здесь меня встретила группа людей (сколько их было, не знаю, потому что глаза мои были завязаны и я не видел).
Пытки начинаются
Старший группы назвался Максимом и рассказал мне, что со мной будут делать, чтобы я сознался в инкриминируемых мне преступлениях. Он заявил, что сначала меня предадут пыткам электрическим током и каким способом его будут пропускать. Затем будут применены физические насилия, если эти методы не будут иметь результата – будут выкрадены мои жена и сын. Их будут подвергать такому же насилию, и все равно вынудят меня сознаться в преступлениях. Мои уверения, что я не был в Чечне, ими восприняты не были.
Руки мои были скованы за спиной наручниками. Мне связали веревками ноги и руки, наручники сняли. Ко второму пальцу правой ноги и среднему пальцу правой руки присоединили клеммы. Затем начали пропускать через меня электрический ток с разной продолжительностью: то в течение десятков секунд, то мгновенными толчками, то продолжительное время.
Я ни в чем не сознавался, поскольку не принимал участия в боевых действиях. Во время проведения такого рода ''дознаний'' мне часто говорили: ''Ты делал то-то'', ''Тогда-то ты прибыл в Грозный и делал то-то и то-то'', ''С тобой были такие-то люди''. Через определенное время пытки прекратились и мне сказали, что следующей ночью наша беседа продолжится.
Пытка током и бессонницей
Меня привезли в ИВС (изолятор временного содержания. – "ГОРДОН"), сняли повязку с глаз и провели в следственную комнату, где закрыли в зарешеченном отсеке размером один на один метр. В этой клетке меня содержали четверо суток и не давали спать. В комнате посменно находились по одному конвоиру, которые следили за тем, чтобы я не спал. Я не знал, где нахожусь. Думал, что в ИВС города Ессентуки. И только 20 апреля от следователя Курбанова я узнал, что нахожусь в городе Владикавказе.
Из-за пыток электричеством у меня онемели пальцы рук. Я их плохо чувствовал. Вывозили меня для этих ''процедур'' четыре ночи. Ток пропускали через разные части тела: через все тело, через сердце, через половые органы. Мне засовывали под ногти какие-то иглы, но я боли не чувствовал, наверное, из-за того, что не ощущал пальцы рук.
25 марта меня в очередной раз привезли на ''допрос''. На этот раз мне не стали связывать ноги. Максим сказал, что они устали от моего упрямства и он дал команду схватить моего сына и привезти, чтобы на моих глазах подвергнуть его тем же пыткам. Он также сказал, что привезут и жену, если получится. Но им будет достаточно и сына. Я заявил, чтобы не трогали сына и жену, я готов принять вину и подписать все необходимые документы. Максим попросил рассказать ему мое сознание. Я рассказал то, что услышал от них во время пыток. Что происходил дальше, не знаю. У меня начался бред. Когда человек лишен сна, на четвертые–пятые сутки наступает бред. Очнулся я в камере ИВС.
Показания
С утра 26 марта ко мне прибыл следователь Петров. С ним мы начали оформлять протокол допроса. Наиболее унизительным было то, что мне пришлось самому давать показания. Когда были какие-то неточности, существенные отклонения в моих показаниях, поправки делались за счет того, что ко мне приходил Максим (при этом мне завязывали глаза, чтобы я не видел) и он указывал мне где я допустил ''неверные'' показания и объяснения.
''Николай, – говорил он, – или ты забыл, или специально вводишь в заблуждение следствие? Это происходило тогда-то. Там были такие-то люди''. Некоторые эпизоды в показаниях уточнял следователь Петров. Таким образом к концу марта мы завершили работу со следователем. Я понимал, что оговорил многих людей, своих друзей, товарищей.
Фото: openrussia.org
Без защиты
В ночь с 20 на 21 марта 2014 года, когда следователь Курбанов объяснил мне, что я задержан по подозрению в совершении преступления (ст. 209, ч.1) мне предоставили адвоката-женщину (фамилию не помню). Вечером приходил Максим и указывал мне на допущенные ошибки. Она защищала меня в суде, где мне объявили о задержании и аресте на два месяца. На допросах, проводимых во Владикавказе, которые проводил следователь Петров, адвоката не было.
Мы "работали" с допросами около пяти дней с перерывами на обед. Вечером приходил Максим и указывал мне на допущенные ошибки методом, описанным выше. Некоторые уточнения делал Петров: жестами показывал, как я всадил нож в спину военнослужащего РФ, указал причину, почему я даю показания (якобы я обиделся на то, что мне никто не помогает, хотя как и кто мне мог в той ситуации помочь?). Когда протокол допроса был полностью готов, следователь Петров пришел с адвокатом Мамукаевой, которая подписала уже готовый протокол.<...>
Периодически мне давали текст заявления, напечатанный на компьютере об отказе от услуг каких-то адвокатов. Я его просто переписывал. Во-первых, я не знал, кто эти люди. Во-вторых, не видел смысла кого-то привлекать к своей защите, поскольку не имел возможности оплатить услуги. Мне не было известно, откуда эти люди появлялись, ибо этого мне никто не рассказывал.
Ржавый гвоздь
Когда я попал в камеру, я нашел ржавый гвоздь, заточил его о стену и хотел вскрыть себе горло. Я понимал, что выйти из сложившейся ситуации могу лишь лишив себя жизни. Но в камере была незаметная видеокамера, Ко мне ворвались конвоиры, которые следили за мной, и забрали гвоздь, обыскали камеру и долго еще следили за моими действиями.<...>
Конечно, на моей совести лжесвидетельства против многих людей. Эти угрызения совести будут со мной до последних дней. Пусть же простят мне эти люди. Я делал это не по злому умыслу, а во имя защиты сына и жены.
Месть за мои убеждения
Я знаю, что ФСБ России хорошо известно о том, что я не принимал участия в чеченской войне. С 2001 года прокуратура ЧР не раз направляла следственным органам Украины запросы на конкретных граждан Украины с просьбой провести дознание об их причастности к боевым действиям в Чеченской Республике. Каждый раз составлялся четкий список из одних и тех же людей. Меня, соответственно, в этих списках не было. Уголовное преследование меня – это месть за мои убеждения, за то, что я долгие годы своей жизни посвятил работе по созданию суверенного государства Украина. Сломать мою волю, заставить изменить своим убеждениям, оговорить людей и себя…
А еще навязать мне и другим членам УНА-УНСО несуществовавшие зверства по отношению к людям – эти действия нужны им для того, чтобы хоть как-то оправдать те преступления, которые были совершены на территории Чечни военнослужащими России.
Письма на волю
В январе 2015 года на мое обращение к начальнику СИЗО-6 города Владикавказа мне разрешили написать письмо родным. Конверты мне дал сокамерник. Я написал письмо по-украински. Мне его вернули и попросили написать по-русски, что я и сделал. На это письмо я получил в марте ответ от жены и сына.
В разные периоды я написал письма жене из Владикавказа (три штуки) по-русски и два из Челябинска по-украински. Но ответов не получил.
Что касается прав человека, то должен сообщить, что Россия – не та страна, где их соблюдают. Об этом мне не раз заявляли в ходе следствия. Я и сам на себе это ощутил. До окончания следствия я и не думал предпринимать какие-то действия в защиту себя и своих прав. Я же дал обещание вести себя соответствующим образом взамен на то, что не будут трогать мою семью. Поэтому я отказывался от услуг адвокатов без всякого раздумывания.
По окончании следствия в Челябинске мне предоставили тоже какого-то адвоката. Его фамилии я не помню. Он присутствовал на предоставлении мне возможности ознакомления с материалами дела, от чего я отказался, так как не видел смысла читать всю эту чушь.
29.09.2015 года Н. А. Карпюк.
