+1 Киев
6 октября 1943 г., среда
6-го октября – мы сидим на Скобелевской. Собирались на два дня. Все бралось с собой на два дня. А сегодня уже двенадцатый день. Раньше все томились от ожидания и неизвестности. Сейчас все томятся еще больше, но уже не от стремления вернуться домой в свои квартиры, а от боязни угона из города. Вчера принесли из управы сведения, что кто-то уже видел такой приказ об освобождении всего города от населения. И что этот приказ будет опубликован седьмого или девятого, то есть в день выхода газеты.
Сейчас на улице бегут женщины и кричат:
– Предупредите мужчин об облаве!
У нас наблюдательный пункт на балконе. В соседних дворах мужчины побежали куда-то в сады. Женщины закрывают их ветками.
В доме волнение. Немцы вошли в наш флигель. Ну и история! Уже час дня, облава началась в десять часов. И самое ужасное, что в эту облаву попала возле нас Элеонора Павловна. Мне сказали, что видели женщину, похожую на нее, действительно она. И вот уже около двух часов через окно стараемся определить, что с нею будет. И не могу выйти, потому что немедленно попаду тоже. Облава продолжается. Мужчины прячутся. По улице идут только женщины с детьми. Немцы проверяют у них документы.
В начале облавы Любовь Васильевна говорит:
– Хоть бы воздушная тревога была!
Только она это сказала, как появилось двадцать советских самолетов, и усиленно начали бить зенитки.
Самолеты пролетели. Тревога окончилась и на ход облавы не оказала ровно никакого влияния.
Не нахожу места от волнения за Элеонору Павловну. По-настоящему, мне следовало пойти с нею, раз ее захватили. Но не могла решить, могу ли это сделать, и теперь это мучит меня
13.30
Облава продолжается. Захваченные, в группе которых и Элеонора Павловна, сидят за забором. От Элеоноры Павловны принесли записку. Она пишет, что это "для общего образования", как говорит Андреевская коммуна, и просит прислать какую-нибудь кофточку. Она в летнем платье, в балетках и без чулок. До записки никто не решался идти. Теперь Анна Ефимовна согласилась выйти. Спешу, стягиваю с себя кофту. Любовь Васильевна дает чулки.
Элеонору Павловну не отпустили. Надо во что бы то ни стало выйти сказать на Кузнечной. Андреевский спуск волнуется, как я пойду. Одеваю торбу – с сухарями, мылом, полотенцем. Документы на груди. Кофта в руках. Готовая к тому, что заберут. Места себе не нахожу от волнения за Элеонору Павловну. По-настоящему, мне следовало пойти с нею, раз ее захватили. Но не могла решить, могу ли это сделать, и теперь это мучит меня.
Иду на Кузнечную. По дороге народ спокоен. Облав впереди нет. На улицах толпами люди, сидят, стоят, гуляют. Жилянская, Бульонская, Кузнечная, как бульвары. Мужчин тоже очень много. Бегу бегом. В этих районах облавы не было. До 107-го номера осталось три дома. Останавливают. Как раз против 107-го – немецкая машина.
Говорят: "Хватают!" Опять волнение. За три дома не дойти! Прошу у какого-то мальчишки карандаш. Какая-то женщина обещает отнести записку. Но машина уезжает. Можно идти.
Катерина и Тамара хватаются от моего известия за сердце. Марии Викентьевне боятся сказать. Но хорошо, что я пришла. Оказывается, Элеонора Павловна собралась пробраться в запретную зону в свою квартиру. Не пришла бы к ночи, решили бы, что убили ее.
Предыдущая запись в дневнике – от 5 октября. Следующая запись – 7 октября.
О личности автора мемуаров об оккупации Киева – Ирины Хорошуновой – и том, как сложилась ее жизнь после войны, а также о судьбе самого дневника читайте в расследованиях издания "ГОРДОН". Полный текст мемуаров публикуется в спецпроекте "Дневник киевлянки".
Редакция благодарит Институт иудаики за предоставленные материалы.
За идею редакция благодарит историка и журналиста, сотрудника Украинского института национальной памяти Александра Зинченко.
